Коммунисты - Луи Арагон
Все перелагают друг на друга ответственность: идет война — война союзников, война генералов между собой. Военная игра, выражаясь языком Фридриха II[555] и Бисмарка[556], Kriegspiel[557], в которой сражаются цветными карандашами, в которой сталкиваются противоположные концепции, — но ведут эту игру не для забавы, как вели ее раньше в доме на площади Инвалидов, в Высшем военном совете, когда генералы, набившие себе руку в этой игре, делали вывод, что Гитлер, перейдя в наступление, должен будет за отсутствием горючего остановиться со всеми своими танками, — нет, на этот раз игра идет трагическая и азартная, как в казино, которым служит Бельгия, захваченная неприятелем, замирающая в ожидании. Идет крупная военная игра. Вам угодно взять карту? Беру две, играю Диль… военная игра… не зевайте, так не играют… пешка, две пешки и ферзь, я уже в Бреде… военная игра… гамбит, я форсирую Маас… военная игра, волнующая этих выхоленных, гладко выбритых игроков в чистых воротничках, стариков с живыми глазами, которые столько учились для того, чтоб им можно было в эту ночь, как раз в эту ночь с Д2 на Д3, судить и рядить, критиковать друг друга, выдвигать свои предложения, делать ход пешкой от слона, нажимать на кнопку звонка, кричать в телефонную трубку: — Алло… «Галиени»? Никак не могу соединиться с «Клебером», такая нелепость! А по-моему, следовало бы активизировать резервы в направлении «Аристотеля»…
И Хюнцигер, в первый же вечер поставивший «крокодилов» — то есть 71-ю дивизию генерала Бодэ — в тыл 10-го корпуса (за исключением полка в Вандрессе), не передав их, однако, в распоряжение Грансара, вдруг решает в ночь с Д2 на Д3 передать их этому генералу; один день потерян, передвижение Бодэ займет два дня; Хюнцигер, как видно, не очень уверен, устоят ли дивизии Грансара, пока подоспеет Бодэ, но в случае, если Бодэ не поспеет вовремя, скажут, что виноват Грансар. Хюнцигер ведет, как говорится, свою личную игру. Но если переброска подкреплений задержится, — виноват будет именно Хюнцигер: ведь это по его приказанию «крокодилы» 10 мая простояли весь день в тылу. Чтобы за двое суток достигнуть переднего края, им нужно будет ночью сделать шестьдесят километров, а это значит требовать от них слишком многого… В первую ночь можно только собрать разбросанные группы, которые были заняты сооружением укреплений.
IV
Еще накануне можно было их удержать. Но в ночь со вторника на среду беглецы подтвердили панические слухи, и утром 12-го числа[558] все гражданское население снялось с места. На телеги, на ручные тележки грузили мебель, перины, подушки. Вытащили из самых недр домов вещи, долгие годы дремавшие в тайниках частной жизни, и теперь с пепельно-серого неба на них сеялся мелкий дождь. Стариков и старух усаживали на узлы с мягкой рухлядью между лоханями, кастрюлями и клетками с птицами. Все возы двинулись по выбитой дороге на запад. — Куда это вы подались? — спросил Рауль Бланшар у высокого худого бельгийца, который тянул под уздцы лошадь; рядом с ним шла жена, толкая тачку, где вперемежку лежали стенные часы, подсвечники, кофейная мельница. — Во Францию, стало быть, — ответил бельгиец. Рауль остановил машину у въезда на главную улицу — он возвращался из замка Геккеров, вез оттуда Жана де Монсэ и двух санитаров. С тревогой глядя на начавшееся переселение, он повторил про себя: «Во Францию». Было около восьми часов утра.
Вслед за машиной Рауля ехала вторая санитарная машина, где рядом с шофером сидел лейтенант Блаз, а среди носилок — Алэн Морльер. Блаз выскочил из кабины и засуетился. От подошедшего к нему штабного офицера он узнал, что со вчерашнего вечера здесь находится командир дивизии генерал Гревиль, расположившийся в конце деревни. Задержаны два-три подозрительных субъекта; они распространяли слухи, что подходят немцы, поэтому все жители и дали тягу. Сколько ни говори, не убедить их. Удирают со всем своим барахлом. Ну, в конце концов, если они вбили себе это в голову, пусть их. Генерал сейчас занят, понемножку нажимает на шпионов. На шпионов? Ну да — на тех мерзавцев, которых арестовали. Так… Морльер, голубчик, отправляйтесь-ка поскорее с санитарами на пункт. Партюрье, должно быть, приходится туго, если появились раненые… Я сейчас приду к вам, только доложусь генералу.
Почему же в школе, где помощник фармацевта Партюрье развернул перевязочный пункт, могли бы оказаться раненые? Ведь неприятель еще за каналом Альберта — значит, в пятидесяти километрах отсюда, — удивляется Алэн Морльер. — И даже с гаком, — подтверждает Жан де Монсэ. У дверей школы стоит Манак; завидев Рауля, он машет ему рукой. Старуха, решившая не уходить из деревни, сварила им кофе. В такую промозглую сырость неплохо выпить чего-нибудь горячего.
Помощник фармацевта Партюрье очень огорчился, узнав от Жана и Алэна (с запозданием на один день) о смерти курсанта Ла Мартельера. — Тот самый, которого мы встретили в Суаньи? Ах ты, господи! Такой славный парень!.. А как у нас? Все приехали? Где дивизионный санотряд? — Да, все приехали. Санотряд расположился в замке. Поставили палатку для операционной — на случай, если будет много раненых. — Почему же будет много раненых? Ведь боши еще за сто километров? — Ну, уж не знаю… вчера в оранжерее нехватало места.
Как бы в ответ на недоумение
