Джейн Остен - Нортенгерское аббатство
Какими бы очаровательными не казались произведения миссис Редклиф или даже произведения ее подражателей, от них нельзя было ожидать достоверного описания человеческой натуры – по крайней мере, той, которую можно встретить в центральных графствах Англии. Они больше подходят для Альп и Пиренеев с их сосновыми лесами. А Италия, Швейцария и Южная Франция, наверное, действительно являются средоточием пороков, как это и подается в книгах. В непорочности же своей страны Кэтрин больше не сомневалась; что-либо подобное она могла допустить разве что в самых отдаленных северных и западных районах. Средняя Англия казалась ей теперь самым безопасным местом, где может спокойно жить даже нелюбимая жена, где существуют аграрные законы и где почтительно относятся к пожилым. На убийство здесь не смотрят сквозь пальцы, слуги не работают как рабы, и ни у одного аптекаря здесь наряду с ревенем не купишь яда или снотворного. В Альпах и Пиренеях, должно быть, у людей очень разнородные характеры. Есть чуть ли не ангелы, но есть и сущие дьяволы. В Англии все не так; каждый англичанин, полагала она, несет в своем сердце как добро, так и зло, хотя отнюдь не в равных соотношениях. Придя к такому выводу, она теперь не удивится, если обнаружит какой-нибудь недостаток даже у Генри или Элеаноры Тилни. Ее идея объясняла и некоторые отрицательные черты в характере их отца, которые у него, наверное, все-таки оставались, даже после того как она сняла с него свои оскорбительные подозрения.
Таким образом, разобравшись в вопросах человеческой натуры, Кэтрин решила, что впредь будет действовать сама и судить о других только исходя из здравого смысла. А пока ей ничего не остается, как простить самое себя и начать жить еще счастливее. Этому способствовало и поведение Генри, который вел себя удивительно благородно и ни разу не сделал ни малейшего намека на то, что произошло. Хорошее настроение к ней вернулось значительно раньше, чем она ожидала в самом начале своей беды, и, кроме того, продолжало постоянно улучшаться. Правда, еще оставалось несколько предметов, которые, как она боялась, могли нарушить ее спокойствие, например, сундук или шкаф, покрытый японским лаком; однако со временем их вид перестал раздражать ее, а лишнее напоминание о былом безрассудстве, к тому же, шло ей на пользу.
На смену ее романтическим переживаниям вскоре пришли обычные каждодневные заботы. Желание получить письмо от Изабеллы росло с каждым днем. Ей не терпелось узнать, как идет жизнь в Бате и кто посещает балы. Особенно ее беспокоило, подобрала ли Изабелла для себя красивую хлопковую ткань, которую намеревалась приобрести, и хорошо ли складываются ее отношения с Джеймсом. Изабелла становилась для нее единственным источником новостей. Джеймс напрямую отказался писать до своего возвращения в Оксфорд; да и миссис Аллен вряд ли соберется сесть за письмо до того, как вернется в Фуллертон. Но Изабелла обещала много раз; а когда она что-то обещает, то всегда держит слово! Поэтому ее молчание казалось теперь особенно странным.
Девять дней подряд Кэтрин поджидало одно и то же разочарование, становившееся с каждым утром все более сильным; но на десятый день, войдя в утреннюю столовую, она заметила, что Генри протягивает ей долгожданное письмо. Она поблагодарила его так горячо, как будто это он сам его написал.
– Оно, однако, от Джеймса, – произнесла Кэтрин, взглянув на обратный адрес. Открыв конверт, она прочитала следующее:
«Дорогая Кэтрин,
хотя, Бог свидетель, у меня нет никакого желания писать письма, думаю, должен сообщить тебе, что у нас с мисс Торп все кончено. Вчера я навсегда покинул как ее, так и Бат. Не стану вдаваться в подробности – они лишь причинят тебе ненужные страдания. Вскоре от второй стороны ты и так узнаешь, на ком лежит вина, и, надеюсь, простишь своему брату все, кроме одного – то, что он позволил себе так наивно рассчитывать на взаимность. Спасибо Всевышнему, что он вовремя открыл мне глаза! Но это был тяжелый удар! Получить, наконец, согласие отца и узнать, что все напрасно… Она сделала меня глубоко несчастным человеком!
Дорогая Кэтрин, не заставляй меня долго ждать ответа. Ты единственный близкий мне человек, только на тебя я могу положиться. Надеюсь, твое пребывание в Нортенгере уже закончится к тому времени, как капитан Тилни объявит о своей помолвке; в противном случае, ты окажешься в неловком положении.
Торп еще в городе. Мне страшно появляться ему на глаза. Я уже написал ему и отцу. Больше всего мне больно от ее двуличности. До самого последнего дня, когда я начинал говорить с ней, она заявляла, что любит меня как прежде, и смеялась над моими опасениями. Мне стыдно подумать, что я так долго сносил все это; но у меня, действительно, были все основания считать, что я любим. Не могу понять, к чему она стремилась, не давая мне выйти из игры в самом начале, как только появился Тилни. Мы расстались по взаимному согласию; и будет лучше, если больше никогда не увидимся! Надеюсь, мне впредь не придется повстречать подобную женщину! Дорогая Кэтрин, будь осторожна, распоряжаясь своим сердцем.
Поверь мне, твой Джеймс».
Кэтрин не прочла и трех строк, как ее лицо резко переменилось, что могло указывать только на плохие новости. Генри, все время внимательно наблюдавший за ней, заметил, что конец письма, похоже, не менее грустный. Но поинтересоваться, что так огорчает мисс Морланд, ему помешал приход генерала. Все они сразу же отправились завтракать. Однако Кэтрин почти ничего не могла проглотить. Слезы наворачивались на глаза и даже медленно скатывались по ее щекам. Письмо она то держала в руке, то на коленях, затем засунула в карман; выглядела она при этом так, будто совершенно не осознавала, что делает. Генералу, увлеченному горячим шоколадом и газетой, было некогда разглядывать свою гостью; зато для двух остальных ее горе не осталось не замеченным. Закончив завтрак, она встала из-за стола и поспешила к себе в комнату; однако, поскольку там убиралась служанка, ей пришлось снова спуститься вниз. Нуждаясь в уединении, она направилась в гостиную, но оказалось, что туда уже успели придти Генри и Элеанора, которые в тот момент как раз обсуждали ее печаль. Она извинилась, что потревожила их, и уже повернулась к выходу, но им удалось уговорить ее остаться. Элеанора, сказав напоследок, что будет рада помочь ей в чем бы то ни было, тотчас же удалилась вместе с братом.
Сполна отдавшись на полчаса переживаниям, Кэтрин, в конце концов, почувствовала, что нуждается в своих друзьях; однако пока еще не была уверена, стоит ли посвящать их в свое горе. Возможно, если они начнут задавать слишком много вопросов, она все-таки скажет, о чем это письмо, – нет, просто намекнет, но не более того. Ей совсем не хотелось выдавать свою подругу, а ведь Изабелла все еще была ее подругой; кроме того, печальные новости касались и ее собственного брата! Она решила, что будет лучше полностью отказаться от разговоров на эту тему.
Генри и Элеанора расположились в утренней столовой, и, когда она вошла, оба посмотрели на нее с беспокойством. Кэтрин села за стол, и после недолгого молчания Элеанора наконец заговорила:
– Надеюсь, в Фуллертоне не случилось ничего худого? Мистер и миссис Морланд, твои братья и сестры – полагаю, никто из них не заболел?
– Нет-нет, – ответила она, тяжело вздохнув, – у них все хорошо. Письмо прислал мой брат из Оксфорда.
На последующие несколько минут вновь воцарилась тишина. Затем, уже говоря сквозь слезы, Кэтрин добавила:
– Не думаю, что после этого когда-нибудь еще буду ждать писем с таким нетерпением!
– Понимаю, – проговорил Генри, закрывая книгу, которую только что открыл. – Если бы я знал, какими нерадостными окажутся новости, я бы отдал вам письмо совсем с другими чувствами.
– Новости настолько нерадостные, что вы даже не можете себе представить! Бедный Джеймс! Как он несчастен! Скоро вы сами узнаете почему.
– Но, должно быть, его утешает уже то, – заметил Генри с вполне серьезным видом, – что у него есть такая добрая и любящая сестра.
– Могу я просить вас об одном одолжении? – занервничав, поинтересовалась Кэтрин. – Когда ваш брат будет направляться сюда, предупредите меня об этом, чтобы я успела уехать.
– Наш брат? Фредерик?
– Да. Очень жаль, что мне, видимо, скоро придется покинуть вас, но произошло то, что не позволяет мне оставаться в одном доме с капитаном Тилни.
Элеанора на время забыла о своем шитье, с удивлением уставившись на Кэтрин; однако Генри, кажется, начал понимать, в чем тут дело, и произнес вполголоса какую-то фразу, включавшую имя мисс Торп.
– Как быстро вы догадались! – воскликнула Кэтрин. – А ведь, когда мы беседовали на эту тему в Бате, вы были уверены, что до этого дело не дойдет. Изабелла – теперь не удивительно, почему она не пишет, – Изабелла бросила моего брата и собирается выйти замуж за вашего! Трудно представить, что существуют такие непостоянные и переменчивые люди!
