Джейн Остен - Нортенгерское аббатство
Кэтрин иногда пугала чрезмерная смелость собственных предположений, и порой ей казалось, что она зашла уже слишком далеко; но, с другой стороны, имелось достаточно много доказательств, чтобы можно было так легко от них отказаться.
Та часть здания, по ее мнению, должна находиться как раз напротив ее спальни; если она будет внимательно наблюдать, то, возможно, заметит в нижних окнах мерцающий свет от лампы генерала, когда он будет незаметно пробираться к темнице своей жены. Но сейчас кругом было тихо; наверное, еще слишком рано. Топот и разнообразный шум говорили о том, что прислуга пока еще не ложилась. До полуночи, решила она, следить не имеет смысла. Как только часы пробьют двенадцать и все улягутся, она постарается перебороть свой страх и выглянет в окно еще раз. Однако, когда раздался бой часов, Кэтрин уже полчаса как спала.
Глава 24
Наступивший день не предоставил ни одного подходящего случая для осмотра интересовавших ее помещений. Было воскресенье, и все утро, по настоянию генерала, ушло на посещение службы в церкви и поедание холодного мяса дома. Каким бы сильным не было любопытство Кэтрин, она не решилась исследовать их даже после ужина – ни при слабых лучах темнеющего неба между шестью и семью часами, ни при более сильном свете лампы, которая могла бы выдать ее присутствие. Тот день, таким образом, не был отмечен какими-либо выдающимися событиями, если не считать того, что ей удалось увидеть очень изящный памятник миссис Тилни, который стоял напротив их семейной скамьи в церкви. Она сразу же его заметила и довольно долго рассматривала; а слишком надуманная эпитафия, в которой ей приписывались все возможные достоинства ее безутешным мужем, не сумевшим уберечь ее, даже растрогала Кэтрин до слез.
То, что генерал, поставивший этот памятник, сможет смотреть на него, казалось не особенно странным; Кэтрин больше удивило не то, насколько уверенно он сидел, и каким спокойным оставалось его лицо, а то, что он вообще осмелился войти в церковь. Тем не менее, ничто не выдавало в нем виновного человека. Однако она могла припомнить десятки людей, преуспевших во всех мыслимых грехах, совершающих преступление за преступлением, убивающих без разбору и не знающих, что такое человечность и раскаяние. Лишь насильственная смерть или уход в религию способны прервать их черные дела. Воздвижение памятника само по себе отнюдь не могло заставить Кэтрин пересмотреть свои сомнения насчет смерти миссис Тилни. Позволят ли ей когда-нибудь спуститься в семейный склеп, где покоится ее прах? Увидит ли она гроб, который хранит ее останки? Кэтрин прочитала слишком много книг, чтобы не знать, с какой легкостью за труп можно выдать восковую фигуру и как устроить ложные похороны.
Последующее утро обещало быть более удачным. Ранняя прогулка генерала, казавшаяся Кэтрин всегда некстати, теперь была ей на руку; когда она узнала, что его дома нет, то сразу же намекнула мисс Тилни о том, что сейчас самое время сдержать слово. Элеанора была готова; но, пока они шли, Кэтрин напомнила ей еще об одном обещании, поэтому сначала они отправились в ее спальню смотреть портрет матери. На нем Кэтрин увидела очень красивую женщину с приятным задумчивым лицом, что в какой-то степени соответствовало ее ожиданиям. И все-таки она надеялась, что выражение лица миссис Тилни, его цвет и все черты до единой окажутся полным отражением, если не лица Генри, то хотя бы Элеаноры. Именно с их помощью Кэтрин пыталась представить себе внешность их матери. Но теперь она находила слишком мало сходства. Невзирая на этот недостаток, она, тем не менее, рассматривала портрет с большим интересом и очень не хотела от него уходить.
Когда они вышли к галерее, ее волнение было настолько сильным, что она едва могла говорить – лишь время от времени поглядывала на свою подругу. Элеанора казалась помрачневшей, но, тем не менее, держала себя в руках. Ее спокойствие говорило о том, что она уже привыкла ко всему, что напоминало ей о матери. Вот она наконец прошла через тяжелые двери и прикоснулась к замку. Кэтрин, чуть дыша, повернулась, чтобы закрыть за собой на всякий случай эти передние двери, как вдруг заметила в дальнем конце галереи страшную фигуру – фигуру самого генерала. В тот же миг до ее ушей донесся громкий крик «Элеанора», эхом отозвавшийся во всем здании. Поскорее спрятаться – таким было первое инстинктивное желание Кэтрин, хотя она почти не надеялась, что осталась им не замеченной. Когда ее подруга с виноватым видом пробежала мимо нее, подошла к отцу и тотчас же ушла вместе с ним, Кэтрин сломя голову помчалась в свою спальню, где, заперев двери, решила, что у нее теперь не хватит смелости даже спуститься вниз. Она просидела у себя, по меньшей мере, час, глубоко сочувствуя состоянию своей бедной подруги и ожидая, что злой генерал вот-вот вызовет ее к себе в комнату. Однако вызова не последовало; и, заметив, что к аббатству подъехал экипаж, она, в конце концов, отважилась спуститься и встретиться с ним лицом к лицу, так как там она могла рассчитывать на защиту его гостей.
В утренней столовой было шумно и весело. Генерал представил ее собравшимся как подругу своей дочери, при этом он, похоже, очень ловко скрывал свою ярость, что позволяло ей чувствовать себя пока в безопасности. Элеанора, будучи не безразличной к тому, что думают о ее отце, улучила момент, чтобы сказать:
– Отец просто хотел, чтобы я ответила на одну записку.
После этого Кэтрин стала надеяться, что генерал либо действительно не заметил ее, либо из соображений вежливости делает вид, что не заметил. Успокоившись, она уже не боялась находиться в его присутствии. Ничего не произошло и после того, как гости уехали.
Во время своих утренних размышлений она пришла к решению, что в следующий раз отправится к этой запретной двери одна, без сопровождающих. Будет намного лучше, если Элеанора тоже ничего об этом не узнает. Кроме того, зачем лишний раз подвергать ее опасности, если их вдруг опять обнаружат; зачем заставлять ее входить в комнату, от которой у нее сжимается сердце? И потом, на свою дорогую гостью генерал не станет так кричать, как на дочь. Наконец, она не сможет сделать тщательный осмотр, если кто-то будет рядом. Маловероятно, что ей удастся объяснить свои подозрения Элеаноре, которой в голову до сих пор, похоже, ничего подобного не приходило. Не сможет она в ее присутствии и искать доказательства жестокости генерала, которые, возможно, еще сохранились где-нибудь в комнате. Она была уверена, что ей посчастливится найти какую-нибудь улику, например, обрывки дневника, который миссис Тилни вела до самого своего последнего вдоха. Итак, теперь все было в руках Кэтрин; поскольку она хотела управиться с этой тайной до возвращения Генри, чей приезд ожидался завтра утром, она не могла терять больше ни минуты. Было всего четыре после полудня; значит, солнце продержится над горизонтом еще два часа; ей будет необходимо вернуться лишь на полчаса раньше обычного, чтобы одеться к ужину.
Таким образом, до того как часы перестали бить, Кэтрин уже шла по галерее. Времени на раздумья не оставалось; она спешила вперед и вскоре, стараясь делать как можно меньше шума, проскользнула через двери, не остановившись даже, чтобы обернуться или перевести дыхание. Подбежав к нужной комнате, она повернула замок, не издавший, к счастью, ни единого звука, который мог бы кого-либо насторожить. Кэтрин вошла на цыпочках; вся комната была теперь перед ней. Однако прошло несколько минут, прежде чем она сделала второй шаг. Похоже, ей снова не повезло. Она увидела просторное помещение, красивую кровать с аккуратно сложенным служанкой покрывалом, великолепный камин, шкафы из красного дерева и полированные стулья, на которые через два подъемных окна падали теплые лучи заходящего солнца. Кэтрин ожидала, что ее наполнят совсем другие чувства. Сначала было удивление и сомнение, но вскоре, благодаря здравому смыслу, они сменились горьким чувством стыда. Как грубо она опять ошиблась в своих расчетах! Эта комната, которую она считала особенно древней, учитывая ее расположение, оказалась крайней именно в той части дома, которую перестроил отец генерала. Она заметила еще две двери, которые, возможно, вели в туалетные комнаты, но желание заглянуть хотя бы в одну из них у нее уже не возникло. Осталась ли здесь вуаль, которую миссис Тилни надевала в последний раз? Сохранилась ли книга, за чтением которой ее застал муж? Конечно, нет. Каким бы не было преступление генерала, он действовал не настолько глупо, чтобы оставлять после себя следы. Кэтрин устала от собственных вопросов; она не желала больше ничего осматривать и хотела лишь поскорее оказаться у себя в комнате и никого не посвящать в свои глупые догадки. Она решила, что уходить нужно так же бесшумно, и начала уже возвращаться, как вдруг услышала чьи-то шаги, доносившиеся не понять с какой стороны. Она остановилась и вся задрожала. Как будет досадно, если ее обнаружит здесь прислуга; а если генерал (а он всегда появляется тогда, когда его меньше всего ждут), то еще хуже! Она прислушалась – шаги утихли. Оправившись от испуга, Кэтрин осторожно прошла через тяжелые двери. В тот же миг внизу, на первом этаже, раздался стук, и она услышала, как кто-то торопливо поднимается по лестнице, мимо которой ей еще нужно было пройти, чтобы достичь своей галереи. Она не в силах была двигаться. Застыв на месте от ужаса, Кэтрин тупо уставилась на верхнюю ступеньку лестницы, на которой вскоре появился Генри.
