Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие
Но то был не мистер Корнелиус. То был с иголочки одетый мужчина средних лет с открытым, пригожим лицом и вздернутой по-шекспировски бровью, который с самого порога поглядел на нее так умилительно и чистосердечно, будто именно от нее зависело счастье всей его жизни.
��Мисс Лейла Йорк?!
��Да.
��Доброе утро, мисс Йорк! Вот оно, величайшее мгновение моей жизни! Я � один из ваших самых пылких поклонников. Пусть это послужит оправданием моему бесцеремонному визиту. Не могли бы вы уделить мне парочку минут, конечно, не в ущерб работе? Для меня это была бы великая честь.
9Воскресенье � день, когда жизнь в городе замирает; ни пройтись, ни прогуляться по магазинчикам. Оно всегда нагоняло тоску на Долли Моллой, и после отбытия Мыльного в �Приусадебный мирок� она не знала, как убить время. Долли сделала маникюр, уложила по-новому волосы, проверила в действии свежую помаду, в недавнем прошлом украшавшую стеллаж крупного универмага,�� но все понапрасну. Она была не в силах совладать с хандрой, и если сказать, что скрежет ключа в замке она услыхала уже в тот миг, когда было не грех задуматься и о ланче, то станет ясно, что этот миг принес ей облегчение.
��Я думала, ты уже никогда не придешь, лапуся,�� весело закричала Долли, кидаясь на шею вернувшемуся с фронта бойцу.
Но радость ее была скоротечной. Вот он ступил в комнату, и один-единственный мимолетный взгляд поведал ей всю правду: перед ней был не тот счастливец, что доставил прекрасную депешу из Ахена в Гент,[16] а тот, что прибыл с печальными и скорбными вестями. Тенью заволокло чело Мыльного, глаза его потускнели. Вообще, весь его облик наводил на невольное предположение, что в совсем недалеком прошлом его дух подвергся суровому испытанию, которое, казалось, проходит на редкость неровно. Было ясно одно: уныния познал он власть � удушья без заряда грозового, которое не искупить и не заклясть ни словом, и ни вздохом со слезою,�� точь-в-точь того самого чувства, которое в начале девятнадцатого столетия угнетало поэта Кольриджа.[17]
Он погрузился в кресло и обмакнул лоб шелковым платком, который его половина как-то раз прошлой зимой слямзила в �Хэрродс� и преподнесла ему на Рождество.
��Бе-да!�� возвестил он голосом, который вполне мог принадлежать обитателю преисподней.
Долли была хорошей женой. Исходя мелкой дрожью от любопытства, снедаемая желанием забросать его вопросами, она понимала, что все должно идти по порядку. Минут через десять на одном из столиков красовался поднос со льдом и парой бокалов, а сама Долли поспешно доставала из буфета джин, вермут и шейкер. Мелодичное позвякиванье разбавило тишину, окутавшую было комнату, и вскоре Мыльный, первый заход которого вышел на редкость судорожным, а второй развивался уже не в пример степеннее, обнаруживал признаки достаточно полного восстановления сил, чтобы начать рассказ.