Сочинения - Роберт Отто Вальзер
«Все это не так уж плохо»: это выражение кажется мне милым. Мой любимый брат Ханс все время так говорит. Он просто золотой человек, позолоченный преданностью. Да, даже если дома дела шли плохо, Ханс говорил: «Все это не так уж плохо. Это только так кажется, что плохо». Думаю, так говорят честь и любовь. Воспринимать вещи трагически пошло. Если ты не добился успеха в свете, это вовсе не так плохо. Юмор это непревзойденный король светской жизни. Здесь следовало бы сказать несколько слов о сущности светского человека. Но к сожалению придется отказаться от этой радости; и это вовсе не так плохо. Если вас толкнули, это вовсе не так плохо. Вызывать презрение, если думаешь, что поступил правильно, вовсе не так плохо. Что плохо? Быть малодушным и безрадостным? Это действительно так плохо? Да: это, это плохо. Если я упаду и засмеюсь, это вовсе не так плохо. Но если я разозлюсь поражению, это плохо. Но у меня еще есть кое-что сказать. В жизни есть не только одно и то же, но самое разное. Так вперед во всякую всячину!
Если бы на какое-то время мне запретили думать и я мог бы только действовать, как тосковал бы я по этой жизни в мыслях! Если мои дела идут неважно, как хочется мне, чтобы меня снова замечали, выделяли, гладили, баловали и любили! Если бы я должен был долгое время иметь дело с обычными людьми, как мечтал бы я об общении с изящными, необычными людьми, как в райском саду! А если я погружусь в пропасть одичания, ах, как охотно буду я после этого вести себя степенно и благовоспитанно! У всего ли есть противовес? Необходимо ли снова и снова прорываться и продираться через острые углы противоречий? Кажется, что так; и вот ты уже готов к колебаниям, неясностям и беспорядку. Снова неси этот груз, терпи неприятности, считай все эту сумятицу достойной внимания и любви. Ты никогда не сможешь добиться точного порядка вокруг и внутри себя. Поэтому не будь одержим порядком. Это мешает, делает малодушным и ослепляет.
Мы так и застряли в Средневековье, и те, кто болтают о Новом времени, о том, что по сравнению с предыдущими эпохами оно бездуховно, жестоко ошибаются. Течение времени упразднено? Как? Что если бы все стало таким пустым, таким легким, что не нужно было бы больше ни о чем думать? Признаки того, что люди культуры с их неприятностями всем надоели, налицо. Мир гладкий, как стекло, жизнь чистая, как комната в воскресенье. Никаких церквей и никаких мыслей. Ух, меня бросает в дрожь. В мире столько всего. Меня бы ничто не трогало, если бы меня не трогала всякая всячина.
Лес
Проникнутый разного рода странными чувствами, я медленно поднимался по скалистой дороге в лес, который выступал мне навстречу как темно-зеленая, непроницаемая загадка. Он был тих, и всё же мне показалось, что он как будто движется и со всеми своими красотами идет мне навстречу. Был вечер, и насколько я помню, воздух был полон сладкой, мелодичной прохлады. Небо бросало в чащу золотые лучи, а травы и лекарственные растения пахли так странно. Аромат лесной земли околдовал мою душу и я мог, как и был, охваченный и ошарашенный, продвигаться вперед лишь медленным, очень медленным шагом. Тут из низких зарослей дуба между корнями елей появилась дикая, высокая, прекрасная незнакомая женщина, облаченная в скудную одежду, ее голова была прикрыта маленькой соломенной шляпой, с которой на черные волосы спадала лента. Это была лесная женщина. Она кивнула, помахала рукой и медленно подошла ко мне. Вечер и так был прекрасен, птицы, невидимые, и так прекрасно пели, а тут еще эта прекрасная женщина, которая показалась мне сновидением о женщине, представлением о том, чем она была. Мы подошли ближе и поприветствовали друг друга. Она улыбнулась, и я тоже не мог не улыбнуться, вынужденный ее улыбкой и захваченный в плен роскошной, подобной ели, фигурой. Ее лицо было бледным. Луна вышла меж ветвей и посмотрела на нас с задумчивой серьезностью, мы сели друг подле друга на влажный, мягкий, сладко пахнущий мох и посмотрели друг другу в глаза. О, какие у нее были прекрасные, большие, печальные глаза. В них был целый мир. Я обнял ее за большое мягкое тело и попросил, со всей лестью в голосе, которую только мог в него вложить (а это было совсем не сложно), показать мне ее ноги; и она убрала с ног юбку, и тогда сквозь мрак леса сладко засияла восхитительно прекрасная белая слоновая кость. Я склонился и поцеловал обе ноги, и дружелюбный, благостный поток устремился ко мне через благословенное тело, и я целовал ее рот, который был сама полная, податливая благодать и любовь, и мы обнялись и сидели так долго, долго, к общему тихому восторгу. Ах, как меня восхищал аромат ночного леса и аромат, который источало тело женщины. Мы лежали во мху, как в роскошной, богато украшенной кровати, вокруг тишина, мрак и покой, над нами танцующие и мерцающие звезды и добрая, беззаботная, милая, большая, божественная Луна.
Две странные истории о смерти
Служанка
У одной богатой дамы была служанка, и она была вынуждена скрывать своего ребенка. Ребенок был нежным, как лучи Луны, чистым, как только что выпавший снег, и милым, как Солнце. Служанка любила его как Луну, как Солнце, как самого Бога. Но однажды ребенок потерялся, никто не знал как, служанка начала искать, искала по всему свету, во всех городах и странах, даже в Персии. Там в Персии однажды ночью служанка оказалась перед мрачной, высокой башней у широкой темной реки. Высоко в башне горел красный свет, и служанка спросила у этого света: Можешь ли ты сказать, где мой ребенок? Он потерялся; я ищу его уже десять лет! — Так ищи еще десять! — ответил свет и
