Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету
— Филиппъ! закричала мама:- и ушибёшь мистера Пенденниса.
— Я съ ногъ его свалю! вскрикнулъ Филь. Представьте! онъ собьётъ съ ногъ меня — меня, воспитанника пятаго класса!
— Этотъ ребёнокъ настоящій Геркулесъ, замѣтила мать.
— Онъ задушилъ двѣ змѣи въ колыбели, замѣтилъ докторъ, глядя на меня.
Тогда-то, какъ я помню, онъ представился мнѣ докторомъ Феллемъ [3].
— Полно, докторъ Фирминъ! закричала мама:- я терпѣть не могу змѣй. Я помню, я видѣла змѣю въ Римѣ, когда мы гуляли однажды, большую, огромную змѣю! какая она была противная! я закричала и чуть не упала въ обморокъ. Я читала, что ихъ заговариваютъ въ Индіи, навѣрно и вы читали, мистеръ Пенденнсъ. Мнѣ говорили, что вы очень свѣдущи, а я-такъ вовсе нѣтъ, а мнѣ бы очень хотѣлось; но за то мужъ мой очень свѣдущъ — и Филь будетъ современемъ. Ты будешь очень свѣдущій мальчикъ, дружокъ? Онъ былъ названъ въ честь моего милаго папа, который былъ убитъ при Бусако, когда я была совсѣмъ, совсѣмъ маленькая и мы носили трауръ, а потомъ насъ взялъ къ себѣ дядюшка Рингудъ; но у Маріи и у меня было своё собственное состояніе, и я ужъ никакъ не думала, что выйду за доктора — мнѣ точно также могло бы придти въ голову выйти замужъ за грума дядюшки Рингуда — но, знаете, мужъ мой одинъ изъ талантливѣйшихъ людей на свѣтѣ. Ужь не говори — это такъ, дружокъ, ты самъ это знаешь; а когда человѣкъ талантливъ, я ни во что ставлю его званіе. Я всегда говорила дядюшкѣ Рингуду: «я выйду за талантливаго человѣка, потому-что я обожаю талантливыхъ людей», и вышла за тебя, докторъ Фирминъ — ты это знаешь; а этотъ ребёнокъ твой портретъ. Вы будете добры къ нему въ школѣ, сказала бѣдная лэди, обернувшись во мнѣ со слезами на глазахъ: — талантливые люди всегда добры, кромѣ дядюшки Рингуда, онъ былъ очень…
— Не хотите ли еще вина, мистеръ Пенденнисъ? спросилъ докторъ — все-таки докторъ Фелль, хотя онъ былъ очень ласковъ ко мнѣ. — Я отдаю этого мальчугана на ваше попеченіе: я знаю, что вы побережоте его. Я надѣюсь, что вы сдѣлаете намъ удовольствіе приходить въ Паррскую улицу, когда будете свободны. При жизни моего отца мы обыкновенно приходили домой изъ школы по субботамъ и отправлялись въ театръ.
И докторъ дружески пожалъ мнѣ руку. Я долженъ сказать, что во всё время моего знакомства съ нимъ онъ постоянно былъ ко мнѣ добръ. Когда мы ушли, мой дядя Пенденнисъ разсказалъ мнѣ множество исторій о графѣ и фамиліи Рингудъ, и какъ докторъ Фирминъ женился — женился по любви — на этой лэди, дочери Филиппа Рингуда, который былъ убитъ при Бусано; и какая она была красавица, и grande dame всегда, и если не самая умная, то, конечно, самая добрая и любезная женщина на свѣтѣ.
Въ то время я привыкъ принимать мнѣніе моего дяди съ такимъ уваженіемъ, что и эти свѣдѣнія принялъ за подлинныя. Портретъ мистриссъ Фирминъ дѣйствительно былъ прекрасенъ; его рисовалъ мистеръ Гарло въ тотъ годъ, какъ онъ былъ въ Римѣ и когда въ восемнадцать дней кончилъ вопію съ «Преображенія», къ восторгу всей академіи; но я, со своей стороны, только помню слабую, худощавую, увядшую лэди, которая выходила изъ своей уборной всегда чрезвычайно поздно, и устарѣлыя улыбка и гримасы которой обыкновенно подстрекали мой юношескій юморъ. Она обыкновенно цаловала Фила въ лобъ и, держа руку мальчика въ своей худощавой рукѣ, говорила:
— Кто бы предполагалъ, что такой большой мальчикъ мой сынъ?
— Будьте добры къ нему, когда меня не станетъ, сказала она мнѣ со вздохомъ въ одинъ воскресный вечеръ, когда я прощался съ нею; и глаза ея наполнились слезами и она въ послѣдній разъ протянула мнѣ свою исхудалую руку.
Докторъ, читавшій у камина, обернулся и нахмурился на нее изъ-подъ своего высокаго лоснящагося лба.
— У тебя нервы разстроены, Луиза; ты лучше ступай въ свою спальную, я ужь говорилъ тебѣ, сказалъ онъ рѣзко. — Юные джентльмэны, вамъ пора отпраніяться въ Грей-Фрайярсъ. Извощикъ у дверей, Брэйсъ?
И онъ вынулъ свои часы — большіе блестящіе часы, по которымъ онъ щупалъ пульсъ столькихъ знатнѣйшихъ особъ, которыхъ его удивительное искусство вылечило отъ болѣзни. При разставаніи Филь обнялъ свою бѣдную мать и поцаловалъ её подъ глянцовитыми локонами, локонами накладными, и рѣшительно взглянулъ въ лицо отцу (взглядъ котораго обыкновенно опускался передъ взглядомъ мальчика), и угрюмо простился съ нимъ прежде чѣмъ мы отправились въ Грей-Фрайярсъ.
ГЛАВА II
ВЪ ШКОЛѢ И ДОМА
Я обѣдалъ вчера съ тремя джентльмэнами, возрастъ которыхъ можно было угадать во ихъ разговору, состоявшему по большей части изъ воспоминаній объ Итонѣ, и насмѣшекъ надъ докторомъ Китомъ [4]. Каждый, описывая, какъ его сѣкли, подражалъ всѣми силами манерѣ и способу операціи знаменитаго доктора. Его маленькія замѣчанія во время этой церемоніи принимались съ чрезвычайной шутливостью; даже свистъ розогъ пародировался съ удивительной вѣрностью, и послѣ довольно продолжительнаго разговора началось описаніе той ужасной ночи, когда докторъ вызвалъ цѣлую толпу мальчиковъ съ постелей и сѣкъ цѣлую ночь, и пересѣкъ Богъ знаетъ сколько мятежниковъ. Все эти взрослые люди смѣялись, болтали, радовались и опять помолодѣли, разсказывая эти исторіи; каждый изъ нихъ искренно и убѣдительно просилъ посторонняго понять, что Китъ быль настоящій джентльмэнъ. Поговоривъ объ этомъ наказаніи, говорю я, по-крайней-мѣрѣ съ часъ, они извинились передо мной, что распространились о предметѣ интересномъ только для нихъ; но, право, разговоръ ихъ чрезвычайно занималъ и забавлялъ меня, и я надѣюсь и готовъ выслушать опять всѣ ихъ весёлыя исторійки.
Не сердись, терпѣливый читатель прежнихъ сочиненій автора настоящей исторіи, если и разболтался о Грей-Фрайярсѣ и опять изъ этой старинной школы беру героевъ нашего разсказа. Мы бываемъ молоды только разъ въ жизни. Когда мы вспоминаемъ молодость, мы еще молоды. Тотъ, надъ чьей головой пронеслись восемь или девять люстръ, если желаетъ писать о мальчикахъ, долженъ вспоминать то время, когда онъ самъ былъ мальчикомъ. Привычки ихъ измѣняются; талія ихъ становится или длиннѣе или короче, воротнички ихъ торчатъ больше или меньше, но мальчикъ всё-таки мальчикъ и въ царствованіе короля Георга, и въ царствованіе его августѣйшей племянницы — когда-то нашей дѣвственной королевы, а теперь заботливой матери многихъ сыновей. И мальчики честны, веселы, лѣнивы, шаловливы, робки, храбры, прилежны, эгоистичны, великодушны, малодушны, лживы, правдивы, добры, злы и теперь, мы прежде, тотъ, съ которымъ мы больше всего будемъ имѣть дѣло, уже джентльмэнъ зрѣлыхъ лѣтъ, прогуливающійся по улицѣ въ своими собственными мальчиками. Онъ не погибнетъ въ послѣдней главѣ этихъ мемуаровъ — не умрётъ отъ чахотки; его возлюбленная не будетъ плакать возлѣ его постели; онъ не застрѣлится съ отчаянія, оттого, что она выйдетъ за его соперника, не убьётся, вылетѣвъ изъ гига, не будетъ никакимъ другимъ, образомъ убитъ въ послѣдней главѣ — нѣтъ, нѣтъ! у насъ не будетъ печальнаго конца, Филпппъ Фирминъ здоровъ и веселъ до этой минуты, не долженъ никому ни шиллинга и можетъ совершенно спокойно попивать свой портвейнъ. Итакъ, любезная миссъ, если вы желаете чахоточнаго романа, этотъ для васъ вы годится. Итакъ, юный джентльмэнъ, если вы любите меланхолика, отчаяніе и сардоническую сатиру, сдѣлайте одолженіе возьмите какую-нибудь другую книгу. Что у Филиппа будутъ свои непріятности, это разумѣется само собой; дай Богъ, чтобы онѣ были интересны, хотя не будутъ имѣть печальнаго конца. Что онъ будетъ падать и спотыкаться на своёмъ пути иногда — это ужь непремѣнно. Ахъ, съ кѣмъ этого не случается на нашемъ жизненномъ пути? Не вызываетъ ли наше ненастье состраданіе нашихъ ближнихъ и такимъ образомъ не выходитъ ли добра изъ зла? Когда путешественникъ (о которомъ говорилъ Спаситель) попалъ въ руки разбойниковъ, его несчастье тронуло много сердецъ, кромѣ его собственнаго — разбойниковъ, изранившихъ его, левита и священника, которые прошли мимо него, когда онъ лежалъ обливаясь кровью, смиреннаго самарянина, чья рука облила масломъ его рану.
Итакъ Филиппа Фирмина отвезла въ школу его мама, въ своей каретѣ; она умоляла ключницу имѣть особенное попеченіе объ этомъ ангельчикѣ; а только-что бѣдная лэди повернулась къ ней спиной, мистриссъ Бёнсъ опорожнила чемоданъ мальчика въ одинъ изъ шестидесяти или семидесяти маленькихъ шкапиковъ, гдѣ лежали одѣяла и разныя мелочи другихъ воспитанниковъ; потомъ мистриссъ Фирминъ пожелала увидаться съ мистеромъ К*, въ домѣ котораго Филиппъ долженъ былъ имѣть квартиру со столомъ, и просила его и объяснила ему многое множества, какъ напримѣръ, чрезвычайную деликатность сложенія ребёнка, проч. и проч.; мистеръ К*, который былъ очень добродушенъ, ласково погладилъ мальчика по головѣ, и послалъ за другимъ Филиппомъ, Филиппомъ Рингудомъ, кузеномъ Филя, который пріѣхалъ въ Грей Фрайярсъ часа за два передъ тѣмъ, и мистеръ К* велѣлъ Рингуду заботиться о мальчикѣ; а мистриссъ Фирминъ, всхлипывая, закрываясь носовымъ платкомъ, пролепетала благословеніе ухмыляющемуся юношѣ и хотѣла-было датъ мистеру Рингуду соверенъ, но остановилась, подумавъ, что онъ уже слишкомъ большой мальчикъ и что ей негодится позволять себѣ такую смѣлость, и тотчасъ ушла; а маленькаго Филя Фирмина повели въ длинную комнату и къ его товарищамъ въ домѣ мистера К*; у него было много денегъ и, натурально, на другой день послѣ классовъ онъ пробрался въ кондитерскую, но кузенъ Рингудъ встрѣтилъ его и укралъ у него половину купленныхъ пирожковъ. Черезъ двѣ недѣли гостепріимный докторъ и его жена пригласили своего юнаго родственника въ Старую Паррскую улицу и оба мальчика отправились туда; но Филь не упомянулъ своимъ родителямъ объ отнятыхъ пирожкахъ: можетъ быть его удержали страшныя угрозы кузена, который обѣщалъ наказать его, когда они воротятся въ школу, если мальчикъ разскажетъ объ этомъ. Впослѣдствіи мастера Рингуда приглашали въ Старую Паррскую улицу раза два въ годъ, но ни мистриссъ Фирминъ, ни докторъ, ни мистеръ Фирминъ не любили сына баронета, а мистриссъ Фирминъ называла его запальчивымъ, грубымъ мальчикомъ.
