Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие

Уэнделл не отвечал. Он поглядел в противоположный угол и с интересом заметил, что сыщик, вытащив записную книжку, принялся в ней строчить. Писатель остается писателем, даже если жизнь беспросветна. Билл торопился записать на табличках многообещающий сюжет, пока услышанное еще свежо в памяти. Он не сомневался, что из этого можно состряпать книгу, которую Бринсли Меривезер без труда сумеет продать кому-нибудь из своих дружков в американском издательском мире.

��Но я обещал про жену викария и пьяного матроса,�� сказал Клод Уэйд-Пиготт, возвращаясь к более важной теме.

Пока на линии фронта происходили все эти волнующие события, в тылу царило умиротворение. Генри и Келли, хоть и были без сил после всех попыток унять страхи Уэнделла и вдохнуть в него боевой дух, чувствовали теперь то блаженное облегчение, которое испытывает большое начальство, без накладок спустив на воду линкор. Или, возможно, правильнее сравнить их с родителями, которые, подавив все попытки чада вырваться на волю, благополучно доставили его на эстраду сельского праздника � продекламировать �Сегодня вечернего звона не будет�.[119] На перроне им по временам казалось, что Уэнделл вот-вот на крыльях голубки умчится в �Жука и Клен� за новой порцией подкрепляющего пива. Теперь, думали они, все хорошо. Уэнделл в поезде. Самое трудное � взять первый барьер.

Только Алджи вносил диссонанс в общую радость. Не желая огорчать Келли выпадами в адрес ее родственника по мужу, он излил свои сомнения Генри. Алджи сказал, что совсем недолго знаком с Уэнделлом Стикни, но уже успел составить о нем определенное мнение. Нелепо ждать, что человек в таком состоянии рассудка сумеет довезти до банка французское пресс-папье восемнадцатого века. Генри, который не любил, когда развенчивают его мечты, велел Алджи не болтать чепухи. В ответ Алджи посоветовал ему подождать. Вот подожди, сказал он, и в подтверждение своих слов привел историю про Уэнделла и авторучку. На человека, который не в силах отличить авторучку от сигары, заметил Алджи, нельзя полагаться безоговорочно.

Долго ждать Генри не пришлось. День еще не начал клониться к вечеру, когда к дверям Эшби-холла подъехало такси, и вышел Уэнделл Стикни в более плачевном состоянии, чем несколько часов назад. Глаза у него были стеклянные, дыхание � затрудненное, и выглядел он так, будто его пропустили через какую-то машину. Так, верно, именно пришел гонец,[120] сказать Приаму о пожаре Трои, так бледен был, растерян и убит, думал, надо полагать, таксист.

��Алджи,�� сказал Генри чуть позже, подходя к гамаку, в котором лежал племянник, и тычком в бок пробуждая его от целебного сна.�� Ты был прав.

Алджи сел, протер глаза и собрался слушать.

��Прав, говоришь? В каком смысле прав? Насчет Стикни?