Густав Морцинек - Семь удивительных историй Иоахима Рыбки
— Соглашайся, Янош! — сказала Иза. Голос ее звучал холодно.
— Хорошо! — выдавил из себя поручик. Он был бледен. На лбу выступили капельки пота.
— Ну, тогда до свиданья, до завтра, господин поручик! — сказал Арпад. — Если гости спросят, что с вами случилось, я скажу, что вам нездоровится и потому вы раньше ушли домой. Итак, до свиданья, господин поручик! — насмешливо закончил он.
— До свиданья, до завтра, Янош! — добавила Иза.
Хорошенькая история, подумал я. Либо Изу проиграют в карты, либо выиграют в карты смерть! Ну и ставка! А Изе хоть бы что. Словно ее это не касается. Я не мог ее понять. Разрешила Арпаду взять себя под руку и вышла вместе с ним к гостям, которые веселились вовсю. Иза была в шелковом черном платье с глубоким вырезом. Платье так плотно облегало ее фигуру, что казалось, будто Иза обнажена. Фрина, заворожившая своей красотой суровых афинских судей!
Вслед за ними выскользнул в коридор поручик. Пристегнул саблю и вышел на улицу. Я запер за ним дверь.
Я точно восстанавливаю теперь в памяти те мгновения. Сегодня мне кажется, что я не дверь за ним затворил, а заколотил крышку гроба. Я предчувствовал тогда, что поручик Ракоци проиграет и… Ну и что? Ничего!
Назавтра Иза снова неистовствовала на эстраде, неистовствовал оркестр, неистовствовали зрители. Она танцевала и пела. На ней было вчерашнее черное шелковое платье. Она была в нем чертовски хороша! В ней было что-то змеиное. Каждый ее жест, каждое движение, каждый изгиб тела волновал и притягивал. Зрители уже даже не кричали, а стонали.
В уединенном кабинете Арпад и поручик Ракоци засели за карты. Тасовали их они оба, по очереди. Я стоял возле поручика. Так они между собой договорились. Рядом с Арпадом сел какой-то рамоли с моноклем.
Арпад сдал карты. Из-за неплотно прикрытых дверей доносился рев зрителей и бурная музыка цыганского оркестра. Потом все смолкло. Иза пела свою любимую песенку «Выпил вчера я…» Под тихий аккомпанемент цимбал.
На столике не было денег. Рамоли с моноклем в глазу обратил на это внимание.
— А как же, господа… где, так сказать, банк?.. — пробормотал он.
— Мы играем не на деньги! — равнодушно ответил Арпад.
Началась игра. Песня Изы о вине в тот момент была мучительной для всех нас: для Арпада, для поручика и для меня. Рамоли, ни о чем не догадываясь, покачивался на стуле и вполголоса, рассеянно подтягивал Изе.
Карты ложились на блестящую поверхность столика. Оба игрока молчали. Арпад был похож на лесного хищника, поручик Ракоци был бледен, на висках и на лбу у него выступили капельки пота.
На руках у игроков оставалось все меньше карт. Поручик кинул свою карту. Арпад заколебался. Долго держал одну из карт, потом бросил ее.
— Я выиграл! — холодно сказал он и встал.
— Нет еще! — пролепетал поручик. — В такой игре я имею право…
— У вас больше нет никаких прав! Вы проиграли… — перебил его Арпад.
— Позвольте! Согласно существующим условиям игры я имею право…
— А я говорю, что у вас нет никаких прав! Вы проиграли! Неужели я должен пойти в зал и во всеуслышание сообщить о причине нашего спора!
— В чем тут дело, а? — забормотал рамоли.
— Ну? — произнес Арпад. Вопрос прозвучал резко, как удар бича.
— Из-за чего вы препираетесь? — услышал я за своей спиной голос Изы. Она стояла в дверях и смотрела то на поручика, то на Арпада.
— Господин поручик проиграл! — сказал Арпад.
— Но я прошу еще одну партию. Решающую! Я имею право…
Иза как-то странно посмотрела на поручика. Словно на раздавленного червяка. И подошла к Арпаду.
— Пусть сыграет! — сказала она.
— Ладно. В виде исключения! — согласился Арпад. — Во что хотите играть?
— В очко!
— Пусть будет так! Но на деньги! Начинайте. Сколько вы ставите?
Поручик, видать, не ожидал этого. Встревоженный и смущенный, стоял он посредине комнаты. Наконец принял решение.
Я оставил деньги в пальто. Сейчас вернусь! — Он кинулся к двери и, схватив меня за руку, потащил за собой. Я вышел следом за ним в раздевалку.
— Иоахим! Спаси меня! — шепнул он, срываясь на фальцет.
— Как я могу спасти господина поручика? — спросил я с изысканной вежливостью, сопровождая вопрос легким кельнерским поклоном.
— У меня нет денег! Дай мне взаймы!
— Нет! — холодно ответил я.
Он сунул руку в карман, и у него на ладони я увидел дамские часики. Те самые, которые лежали в спальне Изы на ночном столике.
— Сколько дашь за часы?
— Это часы мадемуазель Изы!
— Да. Она мне их подарила! Сколько дашь?
— Пять гульденов!
— Давай! Только никому не говори!
Под фраком, на пояске от брюк у меня висел плоский кожаный мешочек для денег. Я зачерпнул полную горсть, отделил пять гульденов и вручил поручику, взяв у него часики Изы.
Вслед за ним я вернулся в кабинет. Поручик уже сидел за столом. На столе лежали две монеты — всего десять гульденов. Пять положил поручик, пять — Арпад. Арпад стасовал карты. Поручика била дрожь, руки у него тряслись. Арпад положил колоду на стол.
— Берите, пожалуйста! — сухо сказал он.
Поручик стал медленно тянуть. Первую, вторую, третью… Заколебался. Я стоял позади него. Он набрал девятнадцать очков.
Смешное дело — я не умел играть в карты, хотя терся среди картежников. Но эту игру я знал.
— Всё? — спросил Арпад.
— Всё!
— Видишь, Иза! Мы разыгрываем тебя!
— Знаю! Проиграешь — поручик может меня забирать. Торгуете живым товаром! — гневно выкрикнула она.
— Не кипятись, моя дорогая! Ты ведь знаешь, в чем дело! Тебя очень дорого ценят!
— Знаю. Любовь или пуля в лоб!
— Ну, ну, успокойся!.. И не мешай мне. Моя очередь! — Он взял первую карту, взял вторую. Остановился в нерешительности. Потянулся за третьей, отвел руку. Посмотрел на поручика. Засмеялся. Поручик, казалось, совсем обезумел. Он заметно дрожал. Глаза у него помутнели.
Арпад потянулся за третьей картой. Поднял ее и бросил на стол. На столе лежали: семерка пик, десятка червей и тройка бубен. В сумме двадцать очков!..
Рука поручика вместе с картами тяжело шлепнулась на столешницу. Карты рассыпались.
— Иоахим! Сосчитай! — обратился ко мне Арпад. Я сосчитал и безотчетно мрачным голосом объявил:
— У господина поручика девятнадцать, у господина Арпада двадцать! Выиграл господин Арпад!..
Арпад взглянул на часы.
— Сейчас десять с минутами. Если до одиннадцати вы не выполните условий игры, господин поручик, я объявлю в зале…
— Хватит! Я выполню условие! — прохрипел поручик.
— Господа! Господа, так сказать, что все это значит? — захныкал рамоли, беспомощно глядя то на Арпада, то на поручика.
— Ничего, ничего! В одиннадцать часов узнаете!
Около одиннадцати, когда Иза снова пела на сцене свою песенку «Выпил вчера я…», в зал прибежала гардеробщица и в сильном волнении что-то зашептала хозяину. Хозяин вышел следом за ней. Он был возбужден. Я побежал за ними. Гардеробщица повела хозяина в уборную. Я за ними. В уборной висел на подтяжках поручик с вытаращенными глазами и вывалившимся черным языком.
И даже сюда доносилось пение Изы!
…ангелочек, люблю я вино!..
Вот и все. Дамские часики чуть побольше нынешних дамских часиков, золотые, с выгравированным именем «Иза» покачиваются теперь в шкафу на цепочке, тихонько отсчитывают время и напоминают о том, что когда-то произошло в кафе «Эмка».
Но мне уже пора! Завтра меня ждет новая работа, а часы на башне костела бьют полночь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой речь пойдет об усмиренном дьяволе и его часахЕсли в сумерки или ночью мне бывало боязно лезть на чердак в свою каморку, моя бедная мать всегда говорила:
— Чего ты боишься? Там ведь никакие пугала не затаились! Ты небось своих грехов боишься?
Мне вспоминаются ее слова, когда я вижу, как взрослые люди боятся ходить мимо кладбища в сумерки или ночью, даже при яркой луне… Боятся своих грехов!.. И очень дивятся тому, как это мне не страшно жить рядом с кладбищем (в «могильницкой», где будто бы бродит неприкаянная душа моего предшественника), один на один со своей голубоглазой сиамской принцессой Касей, у которой маленький изогнутый хвостик совсем как посох епископа, и с презабавной собачонкой Мисем, этакой перекрашенной лисой, с успехом выдающей себя за китайского мопса, — дивятся, значит, людишки, как это я не боюсь кладбища и даже, что самое удивительное, с охотой посиживаю там по ночам.
Разве объяснишь, почему я так делаю! Не хочется мне говорить о том, что я пережил во время войны. Если бы я им сказал, что видел дьявола, мало того, нос к носу с ним столкнулся, они бы не поверили мне и решили, что у меня в голове все перепуталось.