Василе Войкулеску - Монастырские утехи
посмотрела ему прямо в глаза теплым, преданным взглядом, как смотрела на своего чабана. И
странно — учитель точно устыдился, опустил взгляд и не стал её гнать, а молча повёл детей в
класс.
Мальчик, который заступился за Самсона, был вне себя от радости, что всё так удалось.
В обед то же самое: процессия ягнят снова прошла перед Самсоном. И опять ребята
остановились, гладили его, с ним играли, и он играл, играл с удовольствием, слушался всех, будто
все они были его хозяевами.
Учитель не уходил, наблюдая, что будет дальше. Когда дети ушли, Самсон отправился за ними и
немного проводил их. Потом он остановился: у него не было приказа драться с чужими
собаками... Самсон в недоумении постоял на дороге и вернулся на своё место. Учитель ждал
собаку. Он жил в одиночестве — без жены, без детей, и не было у него даже своего дома. Он
пришёл в деревню с пустыми руками... Когда ребята расходились, он оставался совсем один на
краю села, где стояла школа. И он вдруг пожалел и себя, и собаку, тоже бесприютную,
бездомную, одинокую. Кто знает, может, у неё когда-то был свой дом, хороший хозяин, раз она
тянется к людям, любит детей... И он решился. Он ласково позвал Самсона во двор. Пёс робко
подошел, виляя хвостом.
— Пойди сюда.
И учитель сделал собаке знак подойти.
Самсон растянулся у его ног, тихонько скуля.
Учитель наклонился, провёл рукой по шерсти, нащупал ошейник, сдавливавший собаке шею,
расстегнул его, и цепь упала. Пёс встал, отряхнулся, будто сбросив груз, и лизнул учителю
руку; он был больше и сильнее, чем казалось вначале, и учитель порадовался, что взял его.
Закрыв ворота, он позвал Самсона с собой на галерею дома, где они вместе поели.
— Ты останешься здесь, у меня,— сказал учитель.
Самсон понял столько, сколько полагалось умной собаке, и подчинился.
После обеда дети нашли его на школьном дворе, у ворот. Он был без цепи и принял их важно
— за его спиной стоял чабан.
— Дети,— сказал учитель,— я убедился, что это действительно хорошая собака... Кто знает, как
она потерялась... Я оставлю её здесь, при школе... Заботьтесь о ней и никогда её не обижайте.
Может быть, она нам пригодится!
— Мы будем, будем о ней заботиться!..— закричали все радостно.
Так Самсон, настоящий сторожевой пёс, оказался хозяином школы, двора и всего, что там
находилось,— живых существ и вещей. Но в особенности ягнят. На первой же перемене он был
уже среди них. Ему нравилось, как они по-бараньи стукались лбами, как бегали друг за
дружкой... Но он не разрешал им больше убегать за ворота, в дальнюю часть загона или висеть
на заборе. Он тут же бежал за бестолковыми и приводил их на место, в стадо.
Учитель удивлялся, наблюдая за тем, как пёс себя ведёт. Ребята смеялись, принимая это за
игру. Когда стадо стало уходить, собака подошла к воротам и пристально посмотрела на чабана
— не разрешит ли он проводить ягнят?
— Иди,— сказал учитель и протянул руку, показывая, что разрешает. И Самсон нёс свою службу.
На этот раз он уже не плёлся пугливо в хвосте процессии, он бежал, чувствуя ответственность,
то впереди, то рядом. Он старательно направлял их движение, а учитель, всё больше удивляясь,
шёл за ним. Время от времени Самсон оборачивался к нему, чтобы посмотреть, доволен ли
хозяин, как он, Самсон, выполняет свой долг. Только ему странным казалось, что ягнята один
за другим покидали стадо, и он не знал, как быть, и бежал назад к чабану...
— Оставь его,— приказывал учитель, делая Самсону знак рукой,— оставь... Иди с другими
дальше.
Пёс понял и продолжал нести службу — бежал то рядом, то впереди,— как было нужно, чтобы
удерживать ягнят. Выскакивали деревенские собаки, которых дети боялись и от которых
оборонялись прежде камнями и палками. Теперь в этом не было нужды: Самсон на мгновение
бросил процессию и, кинувшись в первый попавшийся загон, хорошенько расправился с
обидчиком, а потом, успокоенный, возвратился. Шавка, загнанная во двор, протяжно выла. И
так в этот первый день своей службы потрепал он несметное количество дворняжек,
пристававших к его ягнятам. Стадо уменьшилось. Они дошли до конца улицы, учитель —
сзади. Осталось всего несколько ребят, и они разбежались по боковым улицам... Самсон, как
храбрый и совестливый пастух, хотел довести и этих ягнят. Но учитель позвал его, и он
послушно вернулся.
— Молодец,— гладя пса, похвалил его хозяин, и счастливый Самсон завизжал от
удовольствия.
Учителю стало ясно. Он проделал опыт, который убедил его в том, что он и подозревал утром:
собака пришла с горного пастбища. И была вышколена на овец. Он испытывал пса еще
несколько раз, и всегда Самсон показывал себя одинаково храбрым и заботливым; можно было
на него положиться. Одна за другой деревенские собаки, большие и малые, как с правой
стороны улицы, так и с левой, испробовали свои силы и сразились с ним; всем им пришлось
несладко от его зубов, и больше они на дороге не показывались. Только трусливо брехали из
подворотен. Если какой зарвавшийся пёс и отваживался выйти за ворота, Самсону стоило
толкнуть его, и тот катился кубарем, к великой гордости ребят.
Через некоторое время все собаки стали его бояться, и достаточно ему было показать зубы —
да не все, а только верхние,— как эти жалкие трусы исчезали, продолжая тявкать из-за ограды.
Наконец учитель подверг его ещё одному испытанию. Он договорился с одним хозяином, что,
когда пёс будет провожать ребят, тот кинет ему кусок мяса. Учитель хотел испробовать, как
поведёт себя сторож, увидев приманку. Сказано — сделано. Самсон на ходу понюхал мясо, но
не остановился... На обратном пути он нашёл кусок на том же месте и нагнулся к нему. Учитель,
любопытствуя и отчасти потеряв веру, остановился посмотреть; он сожалел, что собака не
держалась твёрдо до конца.
Но, во всяком случае, пёс не забыл о своем долге. Теперь, когда он проводил детей, можно
было позволить себе слабость. Самсон же, обнюхав мясо, повернулся, поднял заднюю ногу,
помочился на него... и пошёл за хозяином. Учитель от радости прямо посреди дороги обнял и
расцеловал Самсона. Хорошо, что было уже поздно и никто его не видел... С тех пор учитель
никогда больше не наблюдал за псом и никак его не испытывал.
Самсон стал гордостью школы. Дожди вымыли его, и он снова похорошел и весь — от
макушки до кончика хвоста — оделся в белую сарику[13]. Что ни утро, Самсон принимал у входа
ягнят. Что ни перемена — сторожил их, обегая их хоровод. Он знал, что чабан облёк его
полномочиями, и принялся муштровать их по заветам своих предков, сторожей с горных
пастбищ.
Когда доходило до драки, он смело просовывал между забияками голову или всё туловище и
разнимал их. А самых непослушных валил лапами на землю и так держал, покуда не приходил
учитель.
— Я приказал собаке,— говорил учитель,— поймать и привести мне самых неугомонных.
А другие и радовались — пускай наказывают забияк.
Ребята послабее, когда их обижали сильные, кликали пса себе на помощь. Он прибегал тут же,
прекращал драку и устанавливал мир. Теперь уже все были уверены, что собака была не как
другие — волшебная. Так сказал о ней один мальчишка, когда Самсон вытащил его из-под
врага, сидевшего на нем верхом и лупцевавшего его кулаками.
— Он спасёт даже из когтей Змея.— Мальчик слышал сказку о Фэт-Фрумосе[14] и о тяжелой
земле и лёгкой земле.
И все думали так же, как этот мальчик.
Поэтому никто на него не обижался, что он всех воспитывал — ведь не обижались же они за
наказания на господина учителя. Пёс был теперь их старостой и защитником, и дома они без
конца похвалялись его подвигами.
— Смотри-ка, учитель-то ваш спятил от одиночества,— говорили некоторые родители.—
Собаку завёл! Вместо того чтобы взять себе в жены какую девушку из нашей деревни: вот хотя
бы Кожокову Иляну или нашу Мариуцу.
Ребята хотели дать псу имя, чтобы можно было его кликать.
— Как мы его назовем? — спрашивал учитель.
И вот началось «крещение» собаки: перебрали все имена, какие только приходили в голову.
— Гиочел...
— Да нет, Брындушел! — кричал другой.
— Ты не видишь, что ли — он белый, как гиочел — подснежник!..
— А я думаю — Урсей,— вмешалась одна девочка.
— Нет, красивее Азор, это как в стихах,— предложил умный староста.
— Негоже это: ведь тот пёс умер. Назовем нашего... Думан.
— Погоди, дурачок, это бычье имя!
