Сочинения - Роберт Отто Вальзер
Годами Хебель А и Хеббель В вместе вращают колесо работы. Среди «Вам следует работать лучше!» и «Подите от меня прочь!» Среди тайно пожирающей их злобы. Рюгг всегда смотрел на Гермера косо поверх очков. Возможно, эти взгляды и послужили причиной горячности Гермера. Кто может сказать, что тревожит чью-то душу. Оставим лучше своевременное решение этого вопроса господам ученым. У них и патент есть. Когда в зале царит такая прилежная, старательная тишина, кто-то вдруг засвистит, и кто же это? Гермер. Еще он может вдруг громко засмеяться. И все время отмахивается от чего-то в воздухе ужасно большой ладонью. Бедный Гермер.
Да-да, жизнь тяжела, Хельблинг даже знает про это песню. Говорят, заунывные песни самые волнующие. Гермер женат, у него двое детей, девочки, они только пошли в школу. Каждые шесть-восемь недель госпожа Гермер навещает директора банка, чтобы слезно попросить этого высокочтимого господина сделать все необходимое, чтобы ее мужа по возможности щадили и оставили в покое. Коллегам объясняют, что от представлений лучше отказаться. «Было бы лучше отправить его в деревню», — считает Майер фом Ланд.
Действие этого и следующего текстов происходит в одной и той же конторе. Также см. Ein Vormittag (Geschichten) и Helblings Geschichte (Kleine Dichtungen). Большинство фамилий в тексте говорящие: Зеин — горный пастух, Хельблинг — полпфеннига, Шюрх — извозчик, Майер — приказчик, Бинц — коротышка, Вундерли — простак, ротозей, Штадтхаус — городской дом и т. д.
Малыш
Он банковский служащий и молодой парень, коллеги называют его «малыш», прозвище, которое он выносит с кажущимся безразличием. Вокруг его фигуры парит какая-то ничтожность, и собственно говоря, это лишь образ, а не фигура, лишь человеческое нечто, но не облик. Он ведет себя немного по-деревенски, он и правда из деревни, его отец разносит письма. Так или иначе, в нем должно быть что-то конторское, да, может и так, но оно так слабо выражено, как гримасы на героях плохо написанного романа, или как улыбка мошенника, которые улыбаются не губами, а мочками ушей. Кроме того, нашего статиста зовут Глаузер, а по имени Фритц. Он берет уроки фехтования, «каков задира». Вследствие этого телосложение у него отличное, осанка вышколила то, чему сама обязана существованием, тело, а маленькое, хорошее тело Глаузера спокойно и преданно позволяет недовольной духовной выдержке командовать собой. По осанке заметно что-то, а тело может вызвать усмешку, а в Глаузере так и хочется найти недостатки.
Так, к примеру, говорят, что он карьерист, что, конечно, не лишено оснований, но его карьеризм тонкий и осознанный, он вполне соответствует «урокам фехтования». Он стремится понравиться господину начальнику отделения и господам руководителям. Вовсе не плохая идея, но в глазах коллеги Зенна, «исполнительного вассала», это подло. Глаузер даже выносит кисловатое дыхание господина Хаслера, когда тот неожиданно оказывается у него за спиной, с отвагой, даже с любовью, он говорит себе: «Хорошие манеры не позволяют ничего противопоставить этой дыхательной гимнастике. Более приятный аромат был бы куда лучше. Но если уж у начальников такое дыхание, придется потерпеть».
Он умен, у него есть характер, он не ведает глупостей. Он презирает коллегу Хельблинга, но осторожно, а коллегу Таннера считает милым парнем, правда беспринципным. Хельблинг не желает работать, Таннер ни к чему не стремится, но Глаузер работает над личным развитием, он чувствует призвание достичь вершин, он делает карьеру духа.
Еще он копит, обедает на сорок или тридцать раппенов, трата, которая приносит ему удовольствие, ибо вписывается в его планы. Курить он себе не позволяет, хотя и любит, зато носит перчатки и солидную трость с серебряным набалдашником. Это роскошь, но во-первых, заплатить за нее надо было лишь однажды, а во-вторых, человек, который к чему-то стремится, охотно дает понять, что он просто не может пренебрегать собой.
«Я из деревни, — часто думает Глаузер, — а из этого обстоятельства вытекает обязанность показать городским, на что способна твердая воля». Он посещает читальни, он в высшей степени испытывает тягу к знаниям и умеет использовать преимущества, которые предлагает город. Он говорит себе: «Городские! Да они мечтают о природе. Они пренебрегают библиотеками. Хорошо же, их достижениями воспользуются сыновья земли».
У Глаузера, судя по всему, интрижка с официанткой из Бычка. Там он обычно ужинает, это немного дороже, чем в заведениях для народа, к порции тушеной печенки подают пиво, но так уж полагается, так что он соглашается. Связь с девушкой ничего не стоит, потому что она его любит. Так что и «малыш» где-то тоже любим, где-то и он на хорошем счету, это приятно, это возвышает, так что начинаешь верить в свои таланты. Тогда уж пусть говорят другие.
Оклад у него небольшой, но Глаузер самым строгим образом запрещает себе мечтать о повышении жалования. Это изнуряет и вообще некорректно, отвлекает от ежедневных обязанностей, а этого человек, который знает, что такое долг и обязательства, допустить не может. «Это по-хельблингски», — думает он и преисполняется гордости и радости, что может так владеть собой. Он намеренно делает ошибки, чтобы время от времени слышать упреки, из соображений дипломатии, чтобы потом по углам не звучало: «Маленький выскочка!» — Каждому хочется быть немного популярным, особенно будущим властителям.
В день выплаты жалования большинство работников радуются, как дети. Звук побрякивающего золота напоминает о прекрасных минутах на природе, об удовольствиях, о человеческой натуре. Он обращен к сердцу и воображению. Но не к Глаузеру. Этот встречает мило улыбающуюся сотрудницу, которая обычно рассчитывает, холодно и пока милая кассирша царит над ним, держится так: «Дура! Давай быстрей!» — Ему не подходит радость, его желания куда глубже и осознаннее.
Он принимает участие в общих воскресных увеселениях, из приличия, но и потому, что не хочет быть затворником и одиночкой. Так принято, а это достаточное основание, чтобы поучаствовать. Танцует он сухо, но по танцует. Танцы, в отличии от «пьянства», относятся к прекрасному