Сочинения - Роберт Отто Вальзер
Страсбург. В соборе.
Гёте: Как прекрасен этот вид. Изучение и наслаждение нигде не бывают связаны лучше, чем в каком-нибудь возвышенном месте. И пока будет желание скользить взором дальше, прекрасный широкий вид будет все поучительней. Река на широкой, благодатной земле, как она мерцает. Как сага, как старая, добрая быль петляет она сквозь протяженную равнину. Горы вдали. Можно увидеть все сразу, но так и не насытиться взглядом. Наш глаз это своеобразный механизм. Он схватывает все и тут же отпускает. Внизу в старых, милых переулках: как они шагают и трудятся, эти чудесно заведенные машины. Отсюда, сверху можно отлично рассмотреть, как мы благотворны и подлинны, охваченные здоровой каждодневной привычкой. Разве порядок не прекрасен?
Ленц: В нашей немецкой литературе должна пройти буря, которая сотрясет старый трухлявый дом с балками, стенами и перекрытиями. Конечно, если эти парни хотят хоть раз говорить печенью. Мой Хофмайстер должен внушать им страх. Надо бушевать. Надо карабкаться. Надо отваживаться. В природе все шумит и шепчет от крови. Ее пепельно-серые, бледные старые щеки должны налиться кровью, у этой прекрасной литературы. Что прекрасно. Прекрасно только бушующее, свежее. Ах, вот бы взять молоток и вдарить по ней. Искра, Гёте, искра. «Солдаты», мне кажется, должны стать чем-то вроде всполоха молнии, так, что все вспыхнет.
Гёте смотрит на Ленца, ухмыляется.
Улица. Дождь.
Ленц: Здесь все мне кажется варварским. Я опускаюсь. Ни намека. Иллюзии исчезают. Больше нет снов. И как же все мертво, душно. И почему именно сейчас дождь? Зачем вообще нужен дождь? Дождь нужен для того, что в мире есть зонты и мокрые улицы. У меня жжет под глазами. Больше всего мне хотелось бы сейчас ползать. Эта вечная ходьба. Что за глупые усилия…
Ваймар. Зал в замке.
Герцогиня: Так вот, значит, как вы выглядите? Не смущайтесь, подойдите ближе. Будьте уверены, вам здесь рады. А ваши драмы похожи на вас. В них так же есть что-то робкое и вместе с тем дикое. Оставьте это всё и будете получать больше наслаждения от костра поэзии и от самого себя. Но мне и правда очень радостно, что вы нашли в себе расположение придти к нам, надеюсь, вам у нас приятно. В жизни должно быть известное приятное тепло, а также известная уместная широта. Но я будто собралась читать вам доклад. Я не хочу да и не должна этого делать; я должна лишь радоваться всем сердцем, что вы здесь, и я радуюсь, можете мне поверить. Вы уже нашли подходящее жилище? Да? Это хорошо. Наш Ваймар может стать для вас родным, тут есть кое-что. Ну а вам следует принять это, как оно есть, и наслаждаться. Если вас увидят в таком виде, то обязательно подумают, что вас следует немного вышколить. Не обижаетесь, что я разговариваю с вами с теплотой? Нет? Тем лучше. Но я тут болтаю, а меня ждет герцог.
Ленц, краснея; очень неуверенно, хочет что-то сказать.
Герцогиня: Ах, только без особых благодарностей. Как-нибудь в другой раз. Или лучше вовсе не надо. Ваше лицо мне нравится. Этого достаточно. Оно уже давно высказало все приличия и вежливости. Я позабочусь о том, чтобы мы увиделись вновь. (уходит)
Ленц: Я парю? Где я?
Терраса. Вид на парк.
Ленц: Я ничего не пишу, не творю. Вечные книксены и любезности. Холод, формальности. Я все еще человек? Почему я разочарован? Почему я не хочу ни к чему в мире прикипеть? В Страсбурге все было иначе. Но разве там было лучше? Не знаю. Неужели я нигде не могу обосноваться? Неужели я нигде не могу задержаться? Я боюсь себя. Я ужасен.
Ночь. Комната придворной дамы графини ***.
Графиня: Это еще что?
Ленц: Позвольте, позвольте же. Доставьте мне наслаждение, позволив лежать у ваших ног. Как прекрасен, как утешителен для измученной жаждой, ужасно истерзанной души этот момент. О, не звоните, не зовите ваших людей. Разве я разбойник, взломщик? Конечно, я заявился без приглашения. Где любишь, разве следует там заботиться о нелепых обычаях? Как вы прекрасны, и как я счастлив, и как пламенно, как искренно я желаю не вызвать в вас недовольства. Разве могут обидеть вас слова, исходящие из груди человека, молящего вас? Конечно, это возможно, конечно, конечно. Разве мог я вас обидеть, побеспокоить вас хотя бы одним вздохом? Как это могло произойти? Не смотрите, не смотрите на меня так строго. Ваши прекрасные глаза не заслуживают, чтобы вы так холодно, так недружелюбно, так нехорошо смотрели. Спасите меня. Я предан гибели, если вы не испытываете ко мне чувства. Вы не испытываете? Не можете? Раздавлен ли я? Потерян ли я со всеми своими небесно-прекрасными мечтами? Знаете ли вы, какие сладкие, какие прекрасные мне снятся сны? Но я не знаю, что еще сказать. Я должен замолчать, я должен осознать, что я совершил наивысшую непристойность, я должен почувствовать, что все холодно, что все кончено.
Графиня: Нет слов.
Ленц: Как ты прекрасна. Грудь, руки, тело. Могла ли вся эта роскошь соединиться еще слаще!
Графиня: Немедленно удалитесь. Надо ли и говорить, что вы доказали, как вы отчаянны, как вы невозможны. Вы что, лишились здравого смысла? Видимо, так.
Кабинет герцога.
Гёте: Он осел.
Герцог: Несчастный ребенок. То, что он сделал, просто непостижимо. Его следует аккуратным манером удалить. Мой двор не может терпеть подобного.
Якоб Михаэль Райнхольд Ленц (Jakob Michael Reinhold Lenz, 1751–1792) — немецкий драматург. Причины ссоры Ленца с Гёте и его высылки из Ваймара остаются неизвестными, однако вероятно, что дело во влюбленности обоих в Фредерике Брион, а также в психическом расстройстве Ленца (он страдал от кататонической шизофрении). В 1781 г. Ленц перебрался в Москву, где занимался историей, его поддерживали Николай Новиков и Карамзин. Драма Ленца Солдаты послужила основой пьесы Бюхнера Войцек, а биография — психологической новеллы того же автора Ленц.
Гермер
Все-таки в должности что-то есть. Совершенно точно. Каждому ясно, что с положением в свете связаны сотни маленьких удовольствий,
