Кнут Гамсун - Бенони
— Желаю удачи!
— И вам всего хорошего! — сказал Бенони и ушёл.
XVIII
Настало двенадцатое июня, сегодня Роза выходит замуж. Вот так-то.
Бенони с утра пораньше пребывал в торжественном настроении, держал себя учтиво и кротко и был неразговорчив. Свену-Сторожу, который теперь жил у него, поручили дело, с которым он мог справиться один, без помощи.
Бенони протёр пианино и начистил серебро. Может, отправить все ценности Розе? Ему они всё равно уже не понадобятся. Это будет похоже на множество дорогих даров от короля королеве, а вдобавок это заткнёт рот — тем, кто теперь трезвонит, что Бенони Хартвигсен разорился. Поначалу ни сам Бенони, ни помощник ленсмана не делали тайны из того, что заклад в пять тысяч талеров пошёл прахом, а слухи перекинулись на самого Бенони, увеличили размеры несчастья и если верить им, то сарай и невод уже пошли с молотка. У Бенони разгорелась подозрительность, ему казалось, что старые дружки начали относиться к нему без прежнего почтения и уже не , называли его Хартвигсеном. Как бы то ни было, ему покамест вполне по карману сделать Розе такие подарки.
А вот примет ли их она?
Серебро, во всяком случае, он может ей послать. С нежной сентиментальностью Бенони представлял, как увлажнятся Розины глаза, когда она увидит эти щедрые дары. О Бенони, как я жалею, что не вышла за тебя! Вот она не отослала ему ни крестик, ни кольцо, как обещала, возможно, она решила их сохранить из любви к нему. Так не отправить ли ей в особой бумаге хотя бы ту ложечку и вилку, которые он для неё подобрал?
Нет, их она, пожалуй, не примет.
Бенони отправился в Сирилунн, мрачный и возбуждённый, хорошенько выпил в лавке у стойки под тем предлогом, что подцепил какую-то болезнь, затем ушёл домой. Уже во хмелю он достал псалтырь для божественных упражнений, но, опасаясь, что Свен-Сторож услышит его громкое пение, начал просто читать псалмы, а читать ему было очень скучно. Потом он постоял какое-то время на закрытой веранде, глядя прямо перед собой, но через какое бы стекло он ни глядел, жёлтое, синее либо красное, он всякий раз видел голубей, и они всякий раз проделывали один из самых ничтожных своих фокусов — вниз по стене сарая. Ах, не то он имел в виду, когда заводил эти цветные стёкла и голубей для Розы...
И Бенони ушёл в горы. Впереди, недалеко от него, шёл смотритель маяка Шёнинг, сгорбленный, в заплатах, словно обглоданный своей вопиющей бедностью. Он бродил по тропинкам среди гор, слушал крик морских птиц, разглядывал травы и цветы. Против всякого обыкновения Шёнинг поздоровался с Бенони и завёл с ним разговор.
— Послушайте, Хартвигсен, у вас есть для этого все возможности, купите эту гору.
— Купить гору? У меня и без того хватает гор, — отвечал Бенони.
— Нет, всё-таки не хватает. Вам надо бы купить всю четверть мили до общинного леса.
— А потом мне что с ней делать?
— Эта гора имеет большую ценность.
— Правда, имеет?
— В ней полно свинцовой руды.
— Ну и что? Подумаешь, руда, — пренебрежительно сказал Бенони.
— Да, руда. Руды на миллион. К тому же она вся перемешана с серебром.
Бенони поглядел на смотрителя, но не ответил.
— А сами вы её почему не купите?
Смотритель тускло улыбнулся, глядя прямо перед собой.
— Ну, во-первых, у меня для этого нет возможностей, а во-вторых, мне она ни к чему. Но перед вами вся жизнь, вы должны её купить.
— Вы ведь тоже не старик.
— Нет-нет. Зачем мне иметь больше, чем у меня есть? Я стал смотрителем при маяке четвёртого разряда, хватает только для поддержания жизни, на большее мы не годимся.
Вдруг Бенони спрашивает:
— А с Маком вы об этом уже говорили?
И смотритель произносит лишь два слова, вкладывая в них всю глубину своего презрения:
— С Маком?
После чего он поворачивается и уходит обратно по горной тропе.
Бенони продолжает свой путь в другую сторону и рассуждает про себя: хорошо, что горы внутри наполнены серебром, они принадлежат Арону из Хопана, Арон ведёт процесс против одного рыбака из шхер из-за без спросу взятой лодки, а вести процесс — это стоит денег; совсем недавно он отвёл одну из своих коров адвокату. Да, да, Николай как раз сегодня женится, стало быть, корова ему пригодится, ему и Розе.
Воспоминания о Розе захватили Бенони.
Он свернул на лесную дорогу, глаза у него увлажнились, и он рухнул ничком прямо на краю дороги. «Разве я был не таким, как надо, скажи-ка, Роза, разве я не прикасался к тебе так бережно и почтительно, чтобы не причинить тебе боли?! Господи, помоги мне!».
Borre ækked!!
А вот и он снова, лопарь Гилберт. Он снуёт по лесу то в одну, то в другую сторону, будто ткацкий челнок, оставляя за собой узлы и нити в разных посёлках по обе стороны горы.
— Я тут присел отдохнуть, — говорит Бенони, а сам в смущении. — Приятно послушать, как шелестят листья осины.
— А я со свадьбы, — говорит Гилберт. — Я там встретил кой-кого из знакомых.
— Ты, может, и в церкви был? — спрашивает Бенони.
— Был и в церкви. Очень знатная свадьба. Даже Мак там был.
— Да уж наверняка.
— Сперва, конечно, появился жених. Верхом.
— Верхом?
— А потом появилась невеста. Верхом.
Бенони только головой помотал, в знак того, что это очень здорово.
— На ней была длинная белая фата, она доставала почти до земли.
Бенони погрузился в раздумья. Итак, свершилось. Белая фата, так-так... Он встаёт с земли и идёт домой вслед за лопарём.
— Ладно, мы оба, Бенони и я, уж как-нибудь одолеем это дело. Зайди ко мне.
— Да нет, спасибо, не с чего мне заходить и отнимать у вас время.
Но когда Бенони достал бутылку и предложил лопарю рюмочку, Гилберт сказал:
— Зря вы на меня тратитесь.
— Это я плачу тебе за твою великую новость, — говорит Бенони, и губы у него дрожат. — А ей я желаю счастливого пути.
Гилберт пьёт, а сам обводит глазами комнату и вслух выражает своё удивление по поводу того, что ведь есть на свете люди, которые не пожелали жить в такой роскоши. На это Бенони говорит, что ничего, мол, особенного, ничуть не лучше, чем у любого бедняка. После чего он демонстрирует Гилберту пианино и объясняет, что это такое, он показывает столик для рукоделия, выложенный эбеновым деревом и серебром, затем на свет божий извлекается столовое серебро. «За него я выложил сотню талеров», — поясняет он.
Гилберт долго качает головой и по-прежнему не может уразуметь, как это некоторые люди способны отказаться от подобной роскоши. Завершает он словами:
— Вообще-то вид у неё был не очень счастливый.
— У Розы? Не очень?
— Нет. У неё был такой вид, будто она раскаивается. Бенони встал, подошёл к Гилберту и сказал:
— Вот видишь кольцо? Нечего ему больше сидеть на этом пальце и всю жизнь огорчать меня.
...Он снимает кольцо со своей правой руки, пересаживает на левую и при этом спрашивает:
— Ты видел, что я сделал?
Гилберт с торжественным видом подтвердил. Тогда Бенони достал календарь и сказал:
— А эту черту ты видишь? Сейчас я её вычеркну. Я вычеркну день святого Сильвестрия.
— Святого Сильвестрия, — повторил Гилберт.
— А ты был моим свидетелем, — сказал Бенони. После того как это сделано, у Бенони больше нет оснований напускать на себя торжественный вид, и он погружается в молчание...
Гилберт же от него прямиком топает в Сирилунн, в лавку, и там рассказывает о бракосочетании, о том, что отродясь не видано было такой благородной свадьбы, что белая фата даже волочилась по земле, что невеста получила того, кого хотела, и у неё был очень даже счастливый вид. А в церкви был сам Мак.
Едва завершив повествование в Сирилунне, лопарь Гилберт направил свои стопы к дому пономаря. Молодые подъехали туда, когда день уже клонился к вечеру. Роза — по-прежнему верхом, но у Арентсена от долгого сидения в седле всё заболело, и потому он уныло трюхал на своих двоих, ведя лошадь под уздцы. Вечер был светлый, и погода тёплая. Солнце ещё стояло высоко на небе, но морские птицы уже отошли ко сну.
При виде молодых Гилберт сорвал с головы шапку. Роза продолжала свой путь верхом, но молодой Арентсен остановился и передал поводья Гилберту. Он устал и был зол как чёрт.
— Возьми-ка этого одра и отведи его куда-нибудь. Довольно я его волок.
— А я был в церкви и там вас видел.
Молодой Арентсен учтиво отвечает:
— Я тоже был в церкви, стоял и смотрел на венчание. И никак не мог уехать прочь.
Так Роза и молодой Арентсен въехали в домик пономаря, где им предстояло жить...
А несколько дней спустя Бенони вышел в море с большим неводом и со всей своей командой. Вера в его рыбацкую удачу была так велика, что пойти с ним вызвалось куда больше народу, чем ему требовалось. Был среди них и Свен-Сторож, которого он нанял артельщиком.
