Кнут Гамсун - Бенони
Бенони словно громом ударило. Он поглядел на написанные слова, и в голову ему полезли всякие пустяки: Свен Тоде — это ведь не судья, кто же он тогда такой? Восемнадцать тысяч, да, да, но значит, Мак из Сирилунна вовсе не такой могущественный человек, это его брату, Маку из Розенгора, принадлежит всё.
— И вопрос такой: а тянет ли имущество, под которое вы давали деньги, на двадцать три тысячи? — сказал помощник ленсмана.
Бенони задумался.
— Нет, — ответил он, подумав, — не тянет.
— Кстати, так же думаем и мы оба, ленсман и я. Мы об этом потихоньку переговорили. Двадцать три тысячи — это немыслимо.
— А законно ли поступил Мак?
— Это как посмотреть. В бумаге сказано: Мак получил пять тысяч под залог того-то и того-то. Вы ведь признали данный залог?
Но Бенони уже не слушал, что говорит помощник ленсмана, он перебил вопросом:
— А кто же всё-таки Свен Тоде? Это законное имя?
После подробного объяснения помощник ленсмана приходит к выводу, что подпись уполномоченного вполне законна, хоть он и не судья, чего нет, того нет.
— Двадцать три тысячи! — промолвил Бенони. — Уж лучше иметь меньше, но чтоб оно было твоё... — Тут он вдруг вспомнил про собственные пять тысяч, которые теперь можно считать утерянными, поднялся, постоял минутку с бледным и растерянным лицом, глядя на никчёмную бумагу посреди стола, а затем снова сел.
— Может, он немного позже и заплатит вам, — сказал помощник ленсмана, чтобы как-то утешить Бенони.
— Где он возьмёт деньги? Да ему даже одёжа не принадлежит, которую он носит. Уж лучше иметь меньше, но чтоб... Подлец этот Мак, скажу я вам.
— Но так говорить не полагается. И потом он, может быть, всё-таки заплатит...
— Подлец и подлец!
Обозначение было крепкое и вполне подходящее. Вдобавок оно как-то принижало надменного Мака, вот почему Бенони произносил его от всей души.
— Но, может быть, он заплатит, — пытался успокоить его помощник ленсмана и встал: он хотел уйти.
Но Бенони не помнил себя от возбуждения.
— Да с ним просто связываться нельзя. Такого человека надо просто выплюнуть, словно какую гадость изо рта, и сказать: тьфу на тебя!
Оставшись один, Бенони задумался, как ему теперь быть. Он решил прямиком отправиться к Маку и разобраться с ним. Бенони сунул закладную в карман и пошёл в Сирилунн. По дороге он решил для начала повидать Свена-Сторожа.
Но бедному Свену и самому приходилось несладко, поэтому он навряд ли мог сегодня кого-нибудь утешить. И виновата во всём опять была горничная Эллен.
Вчера вечером Свен стоял и разговаривал со своей подружкой, но тут её вызвали к Маку, тот собирался принять ванну. Свен хотел удержать её и сказал: «Да пусть раз в жизни сам искупается, ты-то тут при чём?». Но Эллен лучше знала, при чём, и вырвалась от него. Свен тихо пошёл следом, задержав дыхание, стоял перед покоями Мака и слушал в оба уха.
А утром он перехватил Эллен и спросил:
— Мак уже встал?
— Нет.
— Ты его вчера мыла?
— Да, я растирала ему спину полотенцем.
— Ты лжёшь! Я стоял в коридоре и всё слышал.
Молчание.
— Всем я понадобилась, — сказала Эллен тихим голосом. — Прямо с ума посходили.
— А сбежать от него ты не можешь?
— Как же я сбегу? Я же должна тереть ему спину.
Ярость охватила Свена, он фыркнул и закричал:
— Свинья ты, больше никто.
Она слушала его слова, широко распахнув глаза и подняв брови, казалось, будто брань Свена кажется ей невероятной.
— Дождёшься, я ещё всажу в тебя нож.
— Да не будь же ты такой сердитый, — сказала она умиротворяющим тоном, — дай срок, он ещё оставит меня в покое.
— Не оставит.
— А сам ты с Брамапутрой? — спросила она. — Уж эта мне кучерявая Брамапутра, — презрительным тоном добавила она.
Свен-Сторож повторил свой вопрос:
— Мак встал?
— Нет!
— Я с ним поговорю в конторе.
— Не смей, — сказала Эллен и начала его отговаривать. — Ты принесёшь несчастье нам обоим.
Свен бы и промолчал, но как на грех ему поручили сушить купальную перину Мака, и за этим занятием он крайне разгорячился. Свен упустил из виду, что принят сюда работником на подхвате и, следовательно, его могут приставлять к любой работе.
Когда Мак пошёл к себе в контору, Свен последовал за ним, разгорячённый, не владея собой. И сразу перешёл к делу: его звать Свен Юхан Чельсен, по прозвищу Свен-Сторож, он хочет жениться на горничной Эллен, поэтому он не желает, чтобы Эллен терла Маку спину, а сам он не желает сушить его перину после купания...
— Понимаете, я не желаю, чтобы она была вашей свиньей, не будь я Свен Юхан Чельсен. А так меня зовут. А ежели вам угодно знать, откуда я родом, так я из города. Да. Из города, если вам интересно знать.
Мак неторопливо поднял стальные глаза от своих бумаг и спросил:
— Как тебя звать, ты говоришь?
Свен растерялся, повторил вопрос, а потом ответил:
— Как меня звать? Свен Юхан Чельсен. Или по-другому Свен-Сторож.
— Ладно, можешь идти работать.
Свен успел уже взяться за дверную ручку.
— Нет, — сказал он, — работать я не пойду.
— Ладно, тогда можешь получить расчёт.
Мак взял перо, подсчитал, достал деньги и заплатил, после чего распахнул дверь.
Свен-Сторож заворчал, но ушёл.
Однако постояв малость с шиллингами в кармане и с отчаянием в душе, он наведался к водочной стойке и опрокинул несколько хороших рюмашек. Отчего снова почувствовал себя храбрым и сильным, поднялся в людскую, начал шуметь и задираться с другими батраками, пробился к двум старикам, Фредрику Мензе и Монсу, которые теперь оба не вставали с постели, ели, что им дадут, и болтали, будто настоящие люди.
— А ну, вставайте да нарубите дров, — сказал им Свен. — А я отсюда ухожу.
— Ухожу, — сказал вслед за ним Фредрик Менза.
— Заткнись! — крикнул Свен. — Ты встанешь, наконец, или нет? Может, бедняжке Эллен вместо тебя идти в сарай?
Фредрик Менза всё лежит, в бороде у него крошки, и он с серьёзным видом о чём-то думает, а потом говорит:
— Три мили до «Фунтуса».
— Ха-ха-ха, — откликается Монс со своей постели.
Бедняжка, у него тоже, верно, были свои радости.
Вот сейчас ему, например, показалось, что стена такая длинная-длинная и доходит до самого потолка...
Свен вернулся в людскую, распевая и произнося громкие слова о том, чем он намерен теперь заняться:
— Не стану я сушить его перину, ни в жисть не стану. А знаете, что я вместо этого сделаю? Ничего-то вы не знаете, вы ведь всё равно как звери. А я буду петь. Подойдите-ка поближе, и споём вместе.
В людскую набилось много народу. Свен позволил себе оторвать их всех от работы, хотя день был будний. Была здесь Брамапутра, и была Эллен, и даже жена младшего мельника, которая покупала провизию в лавке, не могла удержаться и заглянула туда же. При ней был сын, мальчик шести лет с тонким детским вырезом губ. Свен щедрой рукой отвалил ему монету и погладил его по головке.
— Тебе здесь весело? — спросила мать.
Сын ответил, что ему здесь весело. Поскольку все пустились в пляс, он тоже выбрал местечко и начал танцевать, считая себя вполне взрослым.
Свен запел. Он пел про девушек из Сороси, но не иначе сошёл с ума, потому что песня его звучала откровенной угрозой, он указал точный адрес, а вдобавок поднимал порой кулак и грозил в сторону главного дома. Свен пел:
В Сороси леса, в Сороси поля.Не видать им конца и края.Там падают звери от стрел короля.И топор медведя сражает.А две девушки стелют постель, шаля,Королю отдохнуть предлагают.О вы, девушки из Сороси...
Одну из них обнимает король,Другую прочь отсылает.У девушки губы сомкнула боль,И страха она не скрывает.Пусть охотится Густ в королевском лесу,А король пусть её ласкает.О вы, девушки из Сороси...
Но охотник Густ крадётся тайком,Топор прихватив с собою,А те двое тоже идут тишкомИ от нежности тают душою.И когда король запылал огнём.Густ ударил в грудь его топором.О вы, девушки из Сороси!
И глядели девушки из дверей,Как Густ убегал подале.В королевской войне был он всех храбрей,И равных ему не знали.Воротясь домой на закате дней,Начал ваших он целовать дочерейи всех девушек из Сороси!
Королевский воин, отважный Густ,Он пред замком стоит, вздыхает.Облака вылетают из храбрых уст,И молнией меч сверкает...
Тут он вдруг заметил, что никто не подтягивает, и оборвал свою песню.
