Жак Шардон - Эпиталама
— Зачем же делать из брака нечто вроде тирании?.. Мне кажется, что в браке каждый должен отдавать себя, сохраняя свою свободу, свою личность…
Альбер с удовольствием слушал слова Берты, отмечая про себя, что в последнее время она часто рассуждала как он.
VII
Госпожа Дегуи решила провести лето на берегу моря с детьми Эммы. Берта согласилась уехать и не видеть Альбера этим летом, словно была рада избавиться от него на какое-то время, чтобы сосредоточиться, перевести дух, обдумать то, что с ней произошло.
В Медисе, у моря, в новой для нее обстановке, она поначалу испытывала чувство умиротворения: она забывала город, страстное ожидание, удушающее наваждение любви.
По утрам она купалась; прежде чем войти в воду, долго лежала на теплом пляже. Она погружала руки в песок и осыпала им, словно блестящей пудрой, свои голые ноги; эта игра напоминала ей детство, и сердце ее на время обретало былую легкость. Потом она вспоминала об Альбере и с тихим вздохом вставала.
Иногда после ужина мадам Дегуи уводила детей погулять на скалы. Море, начинавшееся за краем черных скал, при слабом свете звезд было едва различимо. Берта медленно шла чуть в стороне от остальных; и тогда она ощущала присутствие Альбера рядом с собой, словно они гуляли вместе, не произнося ни слова.
Утром, в одиннадцать часов, она всегда была уже в саду. Иногда, заслышав звон колокольчика, она выглядывала за ворота. Почтальон пересекал улицу, останавливаясь перед одной из соседних вилл; Берта с пересохшим от волнения ртом приближалась к нему, проходя вдоль живой изгороди из тамариска.
— Для нас нет ничего?
Она уносила свое письмо и прочитывала его первый раз очень быстро, едва касаясь взглядом слов, чтобы удовольствие не иссякло сразу; потом через сосновую рощу направлялась в сторону полей, долго шла, прежде чем опять приняться за письмо.
Она писала ему по вечерам, сидя при свече в своей комнате; слова подступали к ее губам, и она шептала их страстным и одновременно приглушенным голосом, который изматывал, как крик.
В конце месяца приехала Соланж; Берта иногда встречалась с ней под навесом у Берше.
Радуясь прекрасной погоде, Берта, подходя к навесу, закрывала свой зонтик и бросала хитрый взгляд на книгу в руках Гардера или на восхитительные туфли Бет. Но мысли ее были далеко, она впадала в мечтательность, взгляд ее становился рассеянным, и она словно погружалась в прострацию.
Она вдруг что-то отвечала Гардера; она говорила и держалась спокойно, так, словно Альбер мог слышать ее, — ему нравилась ее сдержанность. И это из-за него, даже не отдавая себе в этом отчета, она одевалась столь тщательно, причем выбирая те платья, которые ему больше всего нравились. Разговаривая, она оставляла одну руку за спинкой стула и явственно ощущала руку Альбера, быстро и незаметно сжимающую ее пальцы, как в Фондбо, в толпе знакомых.
— Пойдемте сходим на косу! — вдруг говорила Берта.
Все вставали. Берта шла впереди. Она казалась преисполненной решимости совершить длительную прогулку и смело взбиралась на скалы; вскоре, однако, она возвращалась домой и шла к себе наверх, словно одиночество приближало к ней Альбера. Появись он перед ней в этот момент, как бы она прильнула к нему, каким бы дотоле неведомым поцелуем наградила его! Она садилась на край кровати, потом подходила к зеркальному шкафу и, протягивая руки к словно живому отражению, прижималась лбом к холодной поверхности.
* * *Однажды, сразу после обеда, в тот знойный час, когда на пляже никого нет, Берта захватила с собой одну из книг, которые ей дал Альбер, и направилась к морю. Белая стена мола, яркий песок, искристое мерцание воды создавали вокруг нее солнечный ореол; воздух был легкий, а волны прилива накатывались на берег со звонким гулом. Она села под навес и открыла книгу, подставив страницу под узкую полоску тени посреди ослепительного света.
Она знала, что Альбер любил эту книгу, и старалась отыскать в ней следы его мыслей. Ей казалось, что она угадает, какие места ему нравятся больше всего; она перечитывала их, чтобы насладиться созвучием их душ, и слышала в некоторых фразах его голос.
Под вечер к Берте подошла женщина, торговавшая пирожными. Подняв глаза, Берта заметила маленькую Матильду Берше со своей гувернанткой.
— Возьми, съешь пирожное, — сказала она, беря ребенка за руку. — Где же твои подружки?.. Сегодня очень высокий прилив. Давай построим крепость. Я пойду схожу за Карло… Ты ведь любишь Карло…
Команда малышей немедленно принялась за работу, но маленькая Тереза потеряла свою лопатку.
— Ну и что! Давай играть вдвоем! — сказала Берта. — Догоняй меня!
Она побежала, преследуемая Терезой, смеясь и уворачиваясь, пряталась за каким-то тентом, потом бежала дальше, резвясь, как ребенок.
Поодаль стоял мужчина и наблюдал за ней. Высокий, с седыми волосами и бритым лицом, он настойчиво смотрел на нее своими черными глазами. Она остановилась, вдруг смутившись, и с задумчивым видом вернулась под свой навес.
* * *«Соланж находит, что я изменилась… Но это не моя вина. Я люблю его… Как это случилось? И что надо делать? От своей жизни разве можно отказаться? Жизнь приносит нам то, что считает нужным. Другие вот спокойны. А я, я его люблю. И при этом почему-то говорят, что у меня грустный вид. Это любовь держит душу в напряжении, словно у тебя какое-то горе или какое-то непомерное счастье».
Так думала Берта, шагая по берегу моря. Был конец сентября, но ничто еще не говорило о наступлении осени: ни редкая, высыхающая трава, ни дикая ежевика, ни зеленые дубы, небольшими рощицами усеявшие все пространство до края скал, с их курчавыми кронами, клонящимися на ветру; только краснота заходящего солнца становилась все гуще, придавая уходящему дню какой-то грустный оттенок.
Выйдя из уже темного подлеска, Берта задержалась у пруда, напоминающего раковину, где отражались лучезарные золотые блестки.
Когда она была ребенком, все эти хаотические переплетения веток казались ей необъятными, пугающими, полными безлюдных уголков. Иногда она замечала Эснера и Мари Брен, проезжавших вдали на лошадях или направлявшихся по этой тропинке в сторону города.
Теперь она понимала эту беззаботную любовь, эту высочайшую силу, у которой нет иных забот, кроме самой себя, кроме собственных восторгов.
Она шла зеленеющей дубравой, наклоняя голову в темной чаще, чтобы не наткнуться на ветки, шла в шелестящей листьями ночи, будя порой своими шагами похожие на волнующиеся тени всплески крыльев.
* * *Альбер приехал к отцу в Нуазик в конце сентября. Он не предупредил Берту о своем приезде, чтобы это явилось для нее неожиданностью, а приехав, написал ей, что хочет встретиться с ней на следующий день в Медисе.
Она шла к назначенному месту неторопливой походкой, вытирая платком свои влажные ледяные ладони: вдруг она заметила впереди на дороге Альбера. Она отметила, что на руке он держит плащ. Берта была так взволнованна, что прямо чувствовала, как ее лицо будто каменеет, и, сделав усилие, улыбнулась.
— Вы взяли с собой пальто, — сказала она слабым голосом и, подняв на него глаза, постаралась разглядеть в нем человека, которого представляла себе, читая его последние письма; она немного позабыла его лицо.
— Сейчас жарко, а утром, в Нуазике, я боялся, что пойдет дождь, — сказал Альбер.
Он бросил свое пальто на обочину дороги.
— Милая! Какая же ты красивая в этом белом платье!
Он взял руки Берты и поцеловал сначала одну, потом другую, притягивая ее к себе: лица их сблизились, и они смотрели друг на друга, тихонько посмеиваясь.
— А ты загорела… Тебе это идет.
— Пойдем к морю, — торопливо проговорила Берта, в то время как Альбер держал ее руку. — Мне хотелось бы показать тебе берег, где я гуляю каждый вечер, только я боюсь встретить кого-нибудь из Берше. Поэтому пройдем вот там, к тальмирскому пляжу.
Летняя, особенно густая с одной стороны дороги пыль покрывала кустарники. За сжатыми и уже пожухлыми от солнца полями время от времени возникала дрожащая синь моря.
Они подошли к лесу. Чтобы не идти по тропинке, они углубились в заросли высоких папоротников, так крепко держась за руки, так дружно шагая, что чаща ни на миг не разделяла их.
— Мы можем остановиться здесь, — сказал Альбер.
— Давай пройдем еще немного, — ответила Берта смущенно.
Они прошли вдоль виноградника, потом вдоль соснового лесочка.
— Все, я останавливаюсь, — сказал Альбер, хватая ее руки и сжимая их судорожным движением.
Она отвернулась в сторону, словно испугавшись безмолвия их поцелуев, и пошла дальше.
Они вышли к морю. Они стояли на высоком скалистом, обдуваемом горячим ветром мысе, и у них под ногами простиралась длинная полоса побережья, покрытая нежно-белым с легкой розовинкой песком. Океан простирался у берега неподвижной пеленой с едва заметной границей между водным пространством и светлым песком.
