Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)
Разумѣется, учитель по первому же слову Бенони пообѣщалъ взять обратно отъ Аренцена свою жалобу. Онъ просто погорячился; ужъ очень разсердилъ его этотъ бродяга, который заставилъ его жену и дѣтей, да чуть ли и не его самого, повѣрить въ продѣлки нечистой силы въ ночь подъ Рождество!
Подъ конецъ Бенони сѣлъ въ лодку и отправился къ крайнимъ шкерамъ — поразвѣдать насчетъ сельдей.
XVI
Къ адвокату Аренцену прибѣгнулъ не только мѣстный учитель да Аронъ изъ Гопана, а чуть ли не весь приходъ. Вошло въ моду ходить на кистерскій дворъ со всякими кляузами, а Николай записывалъ всѣ жалобы, высчитывалъ убытки, составлялъ прошенія и загребалъ деньги лопатой. Никогда еще не бывало въ околоткѣ столько ссоръ b тяжбъ! Стоило на часокъ взять безъ спросу чужую лодку — какъ, напримѣръ, у Арона изъ Гопана — перейти чужую межу или сдѣлать маленькій просчетъ, — у адвоката являлась новая пожива. Случай-то былъ ужъ больно удобный! Вѣдь кистерскій Николай, окончивъ свое долгое ученіе, за тѣмъ и вернулся домой, чтобы отстаивать законныя права людей; такъ кому же охота была продолжать жить по-старому? Съ Лофотенъ рыбаки вернулись не съ пустыми руками, да и сушка Макковой трески на скалахъ тоже давала кое-что; у всѣхъ мѣстныхъ жителей завелись деньжонки, такъ что и бѣдняки оказывались въ состояніи потягаться маленько за свое право, завести съ кѣмъ-нибудь тяжбу. Ужъ на что Оле Человѣчекъ, и тотъ, набивъ карманъ своимъ промысловымъ заработкомъ, обратился къ адвокату Аренцену, чтобы найти управу на жену свою и Свена Дозорнаго.
Адвокатъ Аренценъ ежедневно отсиживалъ въ своей конторѣ положенные часы и принималъ всѣхъ одного за другимъ, какъ настоящій начальникъ. Теперь онъ не былъ благодушнымъ балагуромъ, говорилъ отрывисто и рѣшительно. — Законъ — это я, Николай Аренценъ, — изрекалъ онъ. — Берегись, кто вздумаетъ тягаться со мной! — И въ самомъ дѣлѣ, языкъ у него былъ что твоя бритва; онъ могъ припереть къ стѣнѣ любого человѣка, и началъ для пущей строгости выставлять послѣ своего имени желѣзное клеймо: «Н. Аренценъ ♂». Ахъ, этотъ чортовъ Николай съ кистерскаго двора! Сколько къ нему валило народу! И спросить его, хоть о самой малости, стоило полдалера; за совѣтъ онъ бралъ уже далеръ, а если составлялъ бумагу, то и цѣлыхъ два; но зато онъ былъ обходителенъ, приглашалъ каждаго садиться, и отнюдь не настаивалъ на уплатѣ непремѣнно серебромъ, но бралъ охотно и бумажки. А если, гуляя послѣ своихъ дневныхъ трудовъ, усталый и измученный, встрѣчалъ кого изъ своихъ кліентовъ, то не спѣсивился и пригласить его: — Ну, пойдемъ вмѣстѣ въ Сирилундъ, выпьемъ рюмочку за успѣхъ дѣла!
Адвокатъ Аренценъ пожиналъ теперь и плоды своего посѣщенія церковнаго холма въ сосѣднемъ приходѣ. Оттуда пришелъ Левіонъ изъ Торпельвикена, сосѣдъ Мареліуса, продавшаго англичанину право рыбной ловли въ рѣкѣ. Другой-то берегъ рѣки при надлежалъ Левіону; такъ не обязанъ ли былъ сэръ Гью заплатить и ему? Или онъ, чортовъ англичанинъ, воображаетъ, что довольно сыпать деньги одному Мареліусу? Положимъ, у Мареліуса была взрослая дочка, — вотъ въ чемъ штука!
Мареліусъ со своей стороны не скрывалъ, что они съ сэромъ Гью пріятели и даже показывалъ видъ, будто можетъ разговаривать съ нимъ по-англійски. А дочка его, взрослая дѣвка Эдварда, — ее назвали такъ въ честь Макковой Эдварды, — и впрямь живо научилась лопотать на этомъ чужомъ языкѣ, цѣлые часы просиживая съ англичаниномъ вдвоемъ въ его каморкѣ… Она-то, небось, понимала его даже съ полуслова!
И вотъ, Левіонъ пошелъ со своей претензіей къ адвокату Аренцену. Тотъ согласился, что Левіонъ правъ, и спросилъ:- Какова ширина рѣки въ самомъ узкомъ мѣстѣ?
— У водопада саженъ двѣнадцать. Это самое узкое мѣсто.
— А длина примѣняемаго удилища?
Этого вопроса Левіонъ не уразумѣлъ сразу, но ему объяснили: если англичанинъ забрасываетъ удочку за половину ширины рѣки, то не миновать ему расплаты. И Левіонъ тотчасъ же началъ сбавлять съ двѣнадцати саженъ и торговаться самъ съ собой, пока не дошелъ до того, что рѣка во вѣки вѣковъ не была шире восьми саженъ въ самомъ узкомъ мѣстѣ.
— Серъ Гью отказывается платить?
— Не знаю, — отвѣтилъ Левіонъ. — Я его не спрашивалъ.
— Гм… Такъ мы вызовемъ его въ примирительную камеру.
Вызовъ былъ сдѣланъ. Сэръ Гью явился и пожелалъ помириться, предлагая Левіону столько же, сколько онъ заплатилъ Мареліусу, и назвалъ сумму.
Но Левіонъ сердито замоталъ головой и сказалъ! — Мало. Вы заплатили куда больше. Позвольте узнать: откуда у Эдварды пошли такія наряды — и верхніе и нижніе?
Сэръ Гью всталъ и покинулъ примирительную камеру.
— Теперь подадимъ на него въ судъ, — сказалъ адвокатъ Аренценъ.
— У меня день и ночь не выходитъ изъ головы — какіе убытки нанесъ мнѣ Мареліусъ, — сказалъ Левіонъ. — Продалъ и лососокъ въ рѣкѣ и лососокъ въ морѣ! Въ послѣднее время англичанинъ удитъ съ лодки у самаго устья, прямо на моей банкѣ!
Адвокатъ Аренценъ на это сказалъ:- Мы подадимъ и на Мареліуса!
Законникъ принималъ свои рѣшенія быстро и твердо, съ самымъ увѣреннымъ видомъ. Необыкновенный человѣкъ! А когда Левіону пришлось платить, и у него не оказалось ничего, кромѣ жалкихъ бумажекъ, Аренценъ и тѣмъ не побрезговалъ, не сталъ придираться…
Насталъ день тинга въ Сирилундѣ.
Ключница Макка гоняла Свена Дозорнаго по всему околотку за птицей и прочею живностью, и взяла мельничиху на подмогу въ кухнѣ. Конца не было ея приготовленіямъ къ пріему начальства. Она устроила также, что Роза пріѣхала помогать принимать гостей. Людская была превращена въ залу суда; туда поставили большой столъ съ сукномъ для судьи и маленькіе столы для адвокатовъ. Столы были отгорожены рѣшеткой. Въ другомъ концѣ людского флигеля отвели контору фогту.
Но тингъ вышелъ не очень торжественный.
Амтманъ не пріѣхалъ, какъ писалъ и самъ обѣщалъ, и добрая ключница горько сѣтовала на непріѣздъ главнаго начальства. Но еще хуже было то, что и уѣздный судья не пріѣхалъ. Старикъ разнемогся и прислалъ за себя своего помощника. Это заставило призадуматься самого Макка, который немедленно поспѣшилъ освѣдомиться о судьѣ.
— Ему нездоровится; онъ не въ постели, но сильно похудѣлъ, плохо спитъ, и, какъ видно, очень разстроенъ.
— Чѣмъ разстроенъ?
Помощникъ пояснилъ, что прежде-де въ канцеляріи были такіе-то порядки, а теперь такіе-то; словомъ, религіозныя сомнѣнія.
— ?!
Помощникъ съ достоинствомъ продолжалъ:- Судья просилъ меня передать вамъ его искреннюю признательность за боченокъ морошки, что вы прислали зимою…
— Ахъ, бездѣлица!
— …и выразить его сожалѣнія по поводу невозможности поблагодарить васъ лично.
Маккъ отошелъ къ окну и задумался…
Засѣданіе открылось.
За столомъ, покрытымъ сукномъ, возсѣдалъ молодой помощникъ судьи, и два письмоводителя. По правую и по лѣвую руку отъ него четыре «судныхъ мужа», или засѣдателя, выбранныхъ изъ достойнѣйшихъ мѣстныхъ обывателей. За маленькими столами сидѣли адвокаты, старый адвокатъ изъ города за своимъ и адвокатъ Н. Аренценъ ♂ за своимъ; передъ обоими высились стопы бумагъ и протоколовъ. Если вглядѣться хорошенько, у стараго адвоката бумагъ, однако, было поменьше, чѣмъ въ прошломъ году, и меньше, чѣмъ у Аренцена. Время отъ времени входили люди и просили позволенія переговорить съ однимъ изъ адвокатовъ и — больше все съ Аренценомъ.
Затѣмъ началось разбирательство очередныхъ дѣлъ одного за другимъ: уголовныхъ, межевыхъ споровъ, исковъ и всякихъ тяжбъ… Аренценъ все время игралъ первую скрипку: говорилъ, записывалъ, просилъ занести въ протоколъ. Не мѣшало бы ему вести себя поскромнѣе въ такой торжественной обстановкѣ! Но молодой замѣститель судьи, видно, не могъ внушить ему ни малѣйшей робости; Аренценъ даже не называлъ его господиномъ судьей, какъ всѣ другіе, а господиномъ помощникомъ. Положивъ на столъ одну бумагу, Аренценъ сказалъ: — Не угодно-ли, — прямо подъ стекло и въ рамку! — а свой докладъ по дѣлу Арона, у котораго взяли безъ спросу лодку, подкрѣпилъ заявленіемъ:- Таковъ законъ. — Судья, нѣсколько задѣтый, возразилъ на это:- Ну, да, вообще; но въ данномъ случаѣ надо принять въ соображеніе то-то и то-то. — Таковъ законъ, — внушительно повторилъ Аренценъ. И народъ по ту сторону рѣшетки кивалъ головами и думалъ: «Этотъ молодецъ знаетъ законы; слушать любо!»
Благодаря массѣ новыхъ дѣлъ, внесенныхъ Николаемъ Аренценомъ, молодой судья конца не предвидѣлъ нынѣшней сессіи. Онъ добросовѣстно трудился, въ потѣ лица допрашивалъ свидѣтелей, справлялся съ протоколами, читалъ, писалъ и говорилъ, но лишь на третій и послѣдній день добрался до иска Левіона изъ Торпельвикена къ Гью Тревельяну.
Сэръ Гью явился на судбище въ первый же день; онъ то бродилъ по двору, то заходилъ въ залу суда, слѣпой и глухой ко всему, по-британски невѣжливый и нѣмой даже тогда, когда къ нему обращались съ привѣтствіемъ. Онъ былъ совершенно трезвъ. Кушалъ онъ за столомъ у Макка, и комнату ему отвели въ господскомъ домѣ. Но, хотя англичанинъ и сидѣлъ за столомъ каждый разъ рядомъ съ помощникомъ судьи, онъ ни разу не обмолвился о своей тяжбѣ. Да и вообще онъ почти не говорилъ.
