Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл
По счастью, мужу ее хватило мудрости и авторитета запретить ей даже думать про бал, на который ей так хотелось пойти; следствиями этого запрета стали участившиеся жалобы и постоянное уныние — это сказывалось даже на Синтии, веселой, неунывающей Синтии. Молли же труднее обычного было поддерживать бодрость в них обеих, не говоря уже о себе самой. Раздражительность миссис Гибсон можно было объяснить недомоганием, но почему Синтия в основном молчала — чтобы не сказать тосковала? Молли терялась в догадках, в особенности потому, что время от времени Синтия взывала к ней, дабы Молли похвалила ее за некую неназванную и неведомую добродетель, которой Синтия якобы предавалась; Молли же, по своему юному возрасту, была твердо убеждена, что любое упражнение в добродетели влечет за собой душевный подъем, ибо чистая совесть — повод для прилива радости. Впрочем, с Синтией все происходило не так. Время от времени, когда ей было особенно тоскливо и безрадостно, она произносила что-нибудь в подобном духе:
— Ах, Молли, пора мне дать своим благим свойствам постоять под паром. Какую они в этом году дали обильную жатву! Я вела себя безукоризненно — когда бы ты знала все подробности!
Или:
— Право же, Молли, пора спустить планку моей добродетели с небесных высот! В Лондоне ей выпали нелегкие испытания, а добродетель моя схожа с воздушным змеем: взлетев ввысь, он внезапно падает на землю, собирает на себя все мыслимые репьи и колючки; все это, разумеется, аллегория, но ты просто не поверишь, как невыразимо добродетельна я была в отъезде, — так что неудивительно, что теперь я цепляю на себя все мамины колючки и репьи.
Впрочем, Молли уже освоилась с этой уловкой Синтии — постоянно намекать на некую тайну, которую она не намерена раскрывать. Так было в дни мистера Престона, теперь же, хотя порою Молли и одолевало любопытство, она по большей части пропускала многозначительные намеки Синтии мимо ушей. Потом тайна тем не менее вышла на свет: оказалось, что мистер Хендерсон все-таки сделал Синтии предложение — и получил отказ. Впрочем, в сложившихся обстоятельствах Молли никак не могла оценить выдающийся героизм, на который так часто намекала Синтия. А вскрылась тайна следующим образом: миссис Гибсон теперь часто завтракала в постели — она пристрастилась к этому, пока болела инфлюэнцей; соответственно, все личные послания ей приносили на подносе вместе с завтраком. Однажды утром она спустилась в гостиную раньше обычного, в руке у нее было распечатанное письмо.
— Я получила письмо от тетушки Киркпатрик, Синтия. Они прислала мне причитающиеся дивиденды — дядюшка твой слишком занят. Но что бы вот это такое значило, Синтия? — поинтересовалась она, протягивая письмо и указывая пальцем на один абзац.
Синтия отложила вязанье и посмотрела в письмо. Лицо ее вдруг заалело, потом покрылось бледностью. Она взглянула на Молли, будто та могла ей придать мужества своим спокойствием и безмятежностью.
— Это значит… Мама, лучше я скажу вам сразу… Когда я была в Лондоне, мистер Хендерсон сделал мне предложение, а я ему отказала.
— Отказала! Ничего мне не сказав, и я узнаю об этом по случаю! Право же, Синтия, какая ты неблагодарная! А кроме того, с какой стати ты отказала мистеру Хендерсону? Такой прекрасный молодой человек, такой джентльмен! Кстати, твой дядюшка говорил мне, что у него есть собственное состояние.
— Мама, вы разве забыли, что я обещала стать женой Роджера Хэмли? — тихо проговорила Синтия.
— Нет! Разумеется, я не забыла, тем более что Молли только и твердит: «помолвка», «помолвка»! Но право же, это такая неопределенность, и потом, ты же не давала твердого обещания… Мне показалось, он даже некоторым образом предчувствовал нечто подобное…
— Подобное чему, мама? — вскинулась Синтия.
— Тому, что ты получишь более заманчивое предложение. Он знал, что ты, возможно, передумаешь, встретишь человека, который будет тебе больше по сердцу: ты ведь еще совсем не знаешь света.
Синтия сделала нетерпеливый жест, будто пытаясь ее остановить:
— Я не говорила, что он мне больше по сердцу; как вы вообще можете такое утверждать, мама? Я стану женой Роджера, это дело решенное. И я не желаю больше об этом говорить.
Она встала и вышла из комнаты.
— Она станет женой Роджера! Легко сказать. Но кто может поручиться, что он вернется живым? А если и вернется, на что они, позвольте спросить, станут существовать? Я вовсе не хотела бы, чтобы она приняла предложение мистера Хендерсона, хотя я уверена, что он ей нравится, а для настоящей любви не должно быть никаких препятствий. Но не надо было окончательно ему отказывать до тех пор… ну, до тех пор, пока будущее не прояснится. А я, между прочим, совсем больна! У меня от всего этого даже сердце затрепетало! По-моему, Синтия совершенно бесчувственна.
— Но ведь… — начала было Молли, но тут же вспомнила, что мачеха ее еще слаба, а любые возражения, пусть даже самые справедливые, обязательно ее взволнуют. Поэтому она закончила фразу иначе, предложив принести той сердечное снадобье, и не стала высказывать возмущения, в которое ее привела сама мысль о возможном вероломстве по отношению к Роджеру.
Однако, когда девушки остались наедине и Синтия вновь навела разговор на ту же тему, Молли не проявила той же терпимости. Синтия сказала:
— Ну вот, Молли, теперь ты знаешь всё! Я и раньше хотела тебе сказать, да все не могла решиться.
— Полагаю, то было повторение истории с мистером Коксом? — серьезно спросила Молли. — Ты «пыталась вести себя любезно», а он принял это за нечто большее.
— Не знаю, — вздохнула Синтия. — В смысле, мне трудно сказать, вела ли я себя с ним любезно. Он был очень добр… очень мил… но я никак не ожидала такой развязки. Впрочем, что теперь об этом говорить.
— Не стоит! — коротко откликнулась Молли; по ее представлениям, ни один, даже самый добрый и милый, человек не шел ни в какое сравнение с Роджером; Роджера вообще ни с кем нельзя было сравнивать.
Следующая фраза Синтии — а она прозвучала весьма нескоро — была уже совсем на иной предмет и произнесена не без обиды. Кроме того, с этого момента Синтия прекратила описывать с шутливыми вздохами свои претензии на добродетель.
Некоторое время спустя миссис Гибсон достаточно окрепла, чтобы принять неоднократно повторенное приглашение погостить в Тауэрс день-другой. Леди Харриет заверила ее, что она окажет леди Камнор добрую услугу, если приедет и составит ей компанию, ибо последняя
