Портрет леди - Генри Джеймс

– Она будет очень рада вам. Я провожу вас к ней. – Затем она перевела несколько настороженный взгляд на мадам Мерль.

– Вы позволите мне ненадолго остаться? – спросила та. – У вас так хорошо.

– Всегда, когда захотите! – Монахиня улыбнулась понимающей улыбкой.

Она повела Изабеллу коридорами и вверх по лестнице. Все помещения выглядели просторными, легкими и чистыми – Изабелла подумала, что именно так должны выглядеть образцовые исправительные учреждения. Мадам Катрин осторожно приоткрыла дверь комнаты своей воспитанницы, предложила гостье войти, остановилась и сложила руки, наблюдая за тем, как Изабелла и Пэнси обнялись.

– Она рада видеть вас, – повторила монахиня и поставила перед Изабеллой лучшее кресло, но сама стояла, всем своим видом показывая, что готова уйти. – Ну, как выглядит наша девочка?

– Немного бледна, – ответила Изабелла.

– Это из-за радости от встречи с вами. Она очень довольна. В нашем доме с ней стало светлее.

Как и сказала мадам Мерль, на Пэнси было черное платье. Возможно, именно оно придавало бледность ее лицу.

– Ко мне здесь все очень добры… они все продумали! – воскликнула девушка со своим привычным старанием сказать что-то приятное.

– Мы всегда думаем о вас. Вы – наша любимая воспитанница, – заметила мадам Катрин тоном женщины, для которой доброжелательность являлась привычкой и чье понятие об обязанностях заключалось в заботе о ближнем. Однако эти слова упали свинцовым грузом на душу Изабеллы. Казалось, они являлись олицетворением могущества церкви и полного подчинения ей личности.

Когда мадам Катрин оставила их наедине, Пэнси опустилась перед Изабеллой, спрятала лицо в складках ее платья и замерла так на несколько мгновений, а мачеха гладила ее волосы. Затем Пэнси встала и обвела глазами комнату.

– Вам нравится, как я здесь все устроила? У меня есть все, что было дома.

– Очень мило. Очень уютно, – отозвалась Изабелла. Она не знала, о чем говорить с падчерицей. С одной стороны, Пэнси не должна была почувствовать, что Изабелле жаль ее, с другой – было бы грубой насмешкой притворяться, будто все это радует ее. Поэтому Изабелла добавила просто: – Я приехала попрощаться с тобой. Я уезжаю в Англию.

Бледное лицо Пэнси вспыхнуло.

– В Англию! И не вернетесь?

– Я не знаю, когда вернусь.

– О, как жаль, – тихо произнесла Пэнси. Ее голос говорил о том, что она не имела права возражать, но в нем прозвучало глубокое разочарование.

– Мой кузен мистер Тачетт очень болен. Вероятно, он умрет. Я хочу повидаться с ним, – сказала Изабелла.

– О, да, вы говорили мне, что он умирает. Конечно, вы должны ехать. А папа поедет с вами?

– Нет, я поеду одна.

Пэнси замолчала. Изабелла часто спрашивала себя, что девушка думала о подлинных отношениях ее отца и мачехи, но ни одним взглядом, ни одной фразой не позволяла себе дать Изабелле понять, что, по ее мнению, они оставляли желать лучшего. Изабелла была уверена, что Пэнси размышляла об этом. Она наверняка пришла к заключению, что в мире существовали супруги, чьи отношения были более теплыми. Но девушка была осторожна и даже в мыслях ни за что не рискнула бы осуждать свою ласковую мачеху, так же как и критиковать своего великолепного отца. Ее сердце, наверное, замирало при этом не меньше, чем если бы она увидела, как двое святых на большой иконе в монастырской часовне повернули свои нарисованные головы и покачали бы ими. И, подобно тому, что, увидев сию картину, Пэнси не осмелилась бы никому рассказать о ней, так же она не пыталась разобраться в отношениях взрослых – их тайны ее не касались.

– Вы будете очень далеко, – произнесла она наконец.

– Да, я буду далеко. Но это не имеет особого значения, – сказала Изабелла. – Ведь пока ты здесь, я тоже очень далеко от тебя.

– Да, но вы можете приехать и повидаться со мной хоть изредка.

– Я не приезжаю, потому что твой отец запрещает. Сегодня я ничего тебе не привезла. Я не могу тебя ничем порадовать.

– Меня не нужно радовать. Папа этого не хочет.

– Тогда не имеет никакого значения, нахожусь я в Англии или в Италии.

– Вы несчастливы, миссис Озмонд, – сказала Пэнси.

– Да, не слишком. Но это не важно.

– Так и я себе говорю. Это не имеет значения. Но мне хотелось бы выйти отсюда.

– О, как бы и мне этого хотелось!

– Не оставляйте меня здесь, – тихо проговорила девушка.

Изабелла молчала. Ее сердце быстро забилось.

– Может, поедешь со мной сейчас? – спросила она.

Пэнси умоляюще взглянула на мачеху.

– Папа просил привезти меня?

– Нет, это мое предложение.

– Думаю, тогда мне лучше подождать. Папа не прислал мне письма?

– Вряд ли он знал, что я поехала сюда.

– Папа думает, что я еще недостаточно пожила здесь. – сказала Пэнси. – Но мне уже достаточно. Леди очень добры со мной. Маленькие девочки приходят ко мне. Некоторые совсем малышки… Такие очаровательные детки. А потом, моя комната… Вы сами видите – здесь все так чудесно. Но мне уже достаточно. Папа хотел, чтобы я немного поразмышляла… я думала много.

– Что же ты надумала?

– Что я никогда не должна огорчать папу.

– Ты знала это и раньше.

– Да, но теперь я знаю лучше. Я сделаю все… все, – проговорила Пэнси, и когда она услышала свои собственные слова, густой румянец залил ее лицо.

Изабелла поняла значение этого румянца. Она видела, что бедняжка сдалась. Просто удача, что мистер Розье не стал продавать свои эмали. Изабелла взглянула в глаза девушки и увидела там мольбу о снисхождении. Изабелла положила ладонь на руку Пэнси в знак того, что этот взгляд не лишал бедняжку права на уважение со стороны мачехи, поскольку быстрота, с которой ее сопротивление (каким бы робким и бессловесным оно ни было) было сломлено, не была нечем иным, как данью понимания реальности. Пэнси не отваживалась судить других, но судить саму себя была вправе и смогла трезво оценить свои возможности. Она не имела сил бороться с трудностями – наказание одиночеством столь ошеломило ее, что она смирилась. Она склонила свою милую головку перед силой и просила лишь о милосердии. Да, весьма, весьма удачно, что Эдвард Розье сохранил хоть что-то из своей коллекции!

Изабелла встала – время шло очень быстро.

– Ну что ж, тогда до свидания, – сказала она. – Я уезжаю из Рима сегодня вечером.

Пэнси вцепилась в ее платье. Она вдруг изменилась в лице.

– Вы выглядите странно. Вы меня пугаете.

– О, меня можете не опасаться, – сказала Изабелла.

– Возможно, вы не вернетесь?

– Возможно. Не могу сказать.

– О, миссис