Сочинения - Роберт Отто Вальзер

и известный несколько грубый, отталкивающий тон. Вообще, на западе есть много забавного; пустяки так милы и очаровательны, насколько только можно представить. Там есть дама из низов, могущественная женщина, наивная, как маленький ребенок. Лично я ценю ее очень высоко, она роскошна и в то же время такая чудная. Там есть «малышка с Курфюрстендамм». Она похожа на серну, и в ней так много славного и милого. Там есть старец. В мире осталось лишь немного особей этого калибра, что знают толк в жизни. Этот вид объявлен вымирающим, и мне кажется, это очень печально. Недавно я видел одного такого господина, он показался мне явлением из прошлых времен. Но тут перед нами снова предстает нечто иное, разбогатевший провинциал. Он еще не отвык таращить глаза, будто поражается себе самому и счастью, в котором сидит. Он ведет себя слишком уж церемонно, словно боится обнаружить, откуда родом. Тут у нас снова очень, очень грозная милостивая государыня времен Бисмарка. Я поклонник строгих лиц и проникнувших все существо человека хороших манер. Меня вообще трогает все старое, как в архитектуре, так и в людях; но это не значит, что мне не доставляет наслаждения свежее, новое и молодое; а здесь как раз молодо, и запад кажется мне здоровым. Вытесняет ли порция здоровья известную порцию красоты? Отнюдь. Живое это и есть прекрасное. Ну да, возможно, я немного лукавлю, подлизываюсь и льщу; как, например, следующим предложением: здешние женщины прекрасны и привлекательны! Сады содержатся в чистоте, архитектура, возможно, немного грубая, но меня это не заботит. Сегодня каждый убежден, что мы дилетанты во всем великом, стильном и монументальном, и возможно потому, что в нас слишком много желания обладать или создавать стиль, величие и монументальность. Желания это дурная вещь. Наша эпоха это определенно эпоха чувствительности и честности, и это все-таки очень мило с нашей стороны. У нас есть попечительские заведения, больницы, ясли, и я охотно воображаю, что в этом что-то есть. К чему желать? Думаешь об ужасах войн старого Фритца и его дворце Сан-Сусси. В нас мало противоречий; это доказывает, что мы тоскуем по чистой совести. Но я что-то отошел от темы. Позволительно ли это? Есть так называемый старый запад, новый запад (вокруг церкви Поминовения) и совсем новый запад. Средний, пожалуй, самый приятный. Совершенно определенно, самую высокую и отборную элегантность можно встретить на Таунтциенштрасе; Курфюрстендамм привлекателен деревьями и колясками. Я с большим сожалением смотрю на конец моего сочинения, в фатальной уверенности, что многого, что я обязательно хотел сказать, я так и не сказал.

Полет на воздушном шаре

Три человека: капитан, один господин и девушка, забираются в корзину, удерживающие канаты отвязывают, и странный дом медленно взлетает ввысь, как будто еще о чем-то вспоминает; Хорошего полета! — кричат снизу собравшиеся, махая вслед шляпами и носовыми платками. Сейчас лето, десять часов вечера. Капитан вытаскивает из кармана карту и просит господина заняться ее изучением. Можно смотреть и сравнивать, еще светло и все видно. На всем лежит золотистый свет. Прекрасная лунная ночь будто взяла роскошный воздушный шар в невидимые руки, мягко и тихо летит его круглое тело ввысь, а легкие ветры незаметно относят его к северу. Изучающий карту господин время от времени сбрасывает под руководством капитана полные ладони балласта в глубину за бортом. В корзине находятся пять полных мешков с песком, и с ними нужно обходиться экономно. Как прекрасна круглая, простая, темная глубина. Милый, многозначительный лунный свет серебрит реки. Внизу можно увидеть дома, маленькие, как невинные игрушки. Леса будто поют темные, древние песни, но пение напоминает скорее благородную, молчаливую науку. Вид земли подобен чертам лица спящего большого мужчины, по крайней мере, так кажется девушке, ее рука вяло свисает через край корзины. По ее прихоти голова кавалера покрыта рыцарской шляпой с перьями, в остальном он одет на современный манер. Как тиха земля. Все видно очень ясно, людей в деревенских проулках, башни церквей, слугу, как он, утомленный длинным трудовым днем, тяжело шагает через двор, призрачный, со свистом проносящийся мимо поезд, ослепительно-белую длинную сельскую дорогу. Известные и неизвестные человеческие страдания, кажется, с журчанием поднимаются снизу. Одиночество потерянных мест обладает особенным тоном, и кажется, что понимаешь это особенное, это непонятное, даже видишь его. Чудесно ослепляет этих трех людей роскошно окрашенное и освещенное течение Эльбы. Ночной поток исторгает у девушки тихий возглас тоски. О чем она думает? Она вынимает из букета, который взяла с собой, прекрасную темную розу и бросает в сверкающую воду. Как грустно блестят ее глаза. Девушка будто бросила вниз мучительную борьбу за существование, навсегда. Это большая боль, проститься с мукой. И как беззвучен мир. Вдалеке блестят огни большого поселения, капитан со знанием дела называет город по имени. Прекрасная, манящая глубина! Позади остались бесчисленные леса и поля, теперь полночь. Где-то на прочной земле крадется подкарауливающий добычу вор, совершается взлом, и все эти люди в кроватях, этот великий сон, которым спят миллионы. Вся земля сейчас видит сны, и целый народ отдыхает от трудов. Девушка улыбается. И как уютно, будто сидишь в родной комнате, рядом с матерью, тетей, сестрой, братом, или у возлюбленного, под мирной лампой и читаешь прекрасную, но немного однообразную, длинную-предлинную историю. Девушке хочется спать, она немного утомилась рассматривать. Оба стоящие в корзине мужчины молча, но пристально смотрят в ночь. Странные белые, словно дочиста вычищенные равнины сменяются садами и зарослями. Смотришь вниз на места, по которым никогда не ступала ничья нога, потому что в известных, да и вообще в большинстве мест не найдешь ничего для себя. Как велика и как загадочна земля! — думает господин в шляпе с перьями. Да, здесь наверху, если посмотреть вниз, родина становится хотя бы отчасти понятной. Здесь ощущаешь, насколько она еще не исследована и сильна. Когда начинает светать, позади остаются две провинции. Внизу в поселениях просыпается человеческая жизнь. Как называется это место? — кричит вниз капитан. Звонкий мальчишеский голос отвечает. И снова эти три человека смотрят; девушка проснулась. Проявляются цвета, и вещи становятся отчетливее. Видны озера в графических очертаниях, чудесно скрытые среди лесов, заметны руины старых крепостей, возвышающихся меж старой листвы; почти незаметно вздымаются холмы, видно, как белым подрагивают на воде лебеди, и звуки человеческой жизни становятся приятно громче, шар летит все дальше, и наконец показывается великолепное солнце, и, влекомый к гордому светилу, шар взмывает в волшебную, головокружительную высоту. Девушка издает вопль ужаса. Мужчины смеются.

По