Том 2. Учитель Гнус, или Конец одного тирана; В маленьком городе - Генрих Манн
— Правильно!
— Ибо что мы такое? Маленький город! И что принесли нам артисты? Немного музыки! А между тем, — и адвокат раскинул руки, — мы вдохновлялись, мы боролись, мы продвинулись еще на один шаг в школе человечности.
Он соединил руки над грудью и, сияя в ореоле славы, ждал, чтобы утихли рукоплескания. А потом, в порыве энтузиазма, вскинул руки кверху и помотал ими в воздухе.
— Итак, да здравствуют артисты и да здравствует наш город!
Все хотели помочь ему спуститься, все кричали «да здравствует!», а между тем с площади уже убирали столы и хозяйки торопились спасти свою посуду, пока Мазетти не передавил ее колесами.
— Чего разревелась? — накинулся Галилео Белотти на свою сестрицу Пастекальди и ткнул ее кулаком в бок. — Гордиться надо, а не плакать! Ведь такого паяца, как в нашем семействе, во всем городе не сыскать.
Но и он держал глаза широко открытыми, чтобы из них не закапали слезы.
Мазетти щелкнул кнутом, и из окрестных уличек высыпали артисты. Хозяин Маландрини пожимал руки своим постояльцам, синьоре Италии и синьору Нелло Дженнари, извиняясь, что этой ночью им помешали спать. Из улички Лучии-Курятницы, по обыкновению засунув кулачки в карманы своего дождевика, появилась примадонна Флора Гарлинда, и портной Кьяралунци, как и в день ее приезда, нес высоко-высоко на плече ее маленький чемоданчик. Кавальере Джордано, играя бриллиантовым перстнем, милостиво прощался со всеми за руку. И вдруг, словно на крыльях ветерка, из всех щелей города выпорхнули хористки, сверкая яркими блузками, выкрашенными волосами и размалеванными лицами, словно вспугнутый рой экзотических бабочек, прилетевших неведомо откуда, чтобы еще раз припудрить яркой пыльцой эти старые дома, а потом вспорхнуть и унестись неведомо куда. Им было предложено забраться на телегу для поклажи; баритон Гадди, с обычной авторитетностью руководивший посадкой, сперва погрузил туда свою ораву, а хористки тем временем обменивались клятвами верности с молодыми людьми, которые помогали им тащить узлы. Ренцо, подмастерье цирюльника Бонометти, не выпускал из объятий свою разноцветную красотку. Он решил больше с ней не разлучаться и для этого сделаться певцом. И тут же на площади стал пробовать свой голос, но от волнения не мог спеть ни звука. Друзья утешали его: пусть поедет ее проводить, они тоже собираются; и тут же помчались домой за велосипедами.
— Все мы проводим вас! — кричала толпа.
Мазетти думал гнать во весь опор, а пришлось тащиться шагом. И едва его колымага выехала на улицу Ратуши, как сразу же должна была остановиться. Тенор Нелло Дженнари крикнул своему другу Гадди, что хочет пересесть к нему в телегу, и вылез из дилижанса.
Мазетти только гаркнул на лошадей, как объявился барон Торрони, видимо, собравшийся на охоту. А там и Полли, и Аквистапаче, негоциант Манкафеде и синьор Джоконди возымели желание проводить артистов. Италия безутешно рыдала.
— А как же адвокат? — то и дело спрашивала она и, помахав из окна платочком, снова заливалась слезами.
Примадонна Флора Гарлинда опять подала в окно руку портному Кьяралунци, который стоял, не двигаясь, и не спускал с нее глаз. Однако как только дилижанс тронулся, лицо портного исказилось страдальческой гримасой, он бросился следом, но не успел пожать протянутую руку и споткнулся. Все рассмеялись, а Флора Гарлинда очень серьезно сняла с груди запыленную полотняную розочку и бросила ее на грудь портному.
Капельмейстер Дорленги стоял, отвернувшись, и смотрел в землю. Ему предложили вместе с оркестром проводить отъезжающих, но он только руками замахал: «Мне тащиться за какими-то жалкими комедиантами? Или вы не знаете, что я приглашен в Венецию дирижировать настоящей большой оперной труппой?» И вдруг из глаз его брызнули слезы. Народ молчал. Все расступились, давая ему дорогу. Минута, и он скрылся из виду.
— Поехали! Вали следом!
Как только дилижанс выбрался за ворота, вся улица Ратуши пришла в движение. Молодые люди в ярких галстуках и широкополых шляпах, поспешая быстрым шагом, опередили колымагу, и теперь шествие открывали стремительные звонкие переборы их мандолин. Посреди процессии грациозно перебирал ногами рысак Северино Сальватори-младшего, легкая плетенка покачивалась между двумя высокими колесами, и ах, — какой любезный кавалер! — соломенный кузов прямо-таки ломился от пестрого цветника хористок. Они сидели друг на друге, они висели на шее у молодого Северино, они вытаскивали у этого изящного денди, развалившегося на низеньком сиденье, подняв колени до самого подбородка, его монокль — и снова вставляли, причем он сохранял свою элегантную невозмутимость. Впереди Кьяралунци с друзьями что было сил дули в трубы, а позади, не уступая им пальмы первенства, ревниво усердствовал Ноноджи со своим оркестром.
Как ни роптали дамы, сидевшие в ландо хозяина гостиницы «Привет новобрачным», как ни затыкали уши, — все они до одной изъявляли желание ехать до самого Спелло. Ну, конечно, им-то что, поезжай себе со всеми удобствами, а каково-то пришлось всем остальным, когда мясник Чимабуэ, забрав своих друзей в тележку, непременно решил обскакать весь поезд. Кондитер Серафини сказал жене:
— Ты, может быть, в самом деле думаешь, что он катается для своего удовольствия? Нашла дурака! Он хочет на обратном пути прихватить теленка и провезти без пошлины. Ведь все таможенные чиновники тоже ушли провожать.
— Ну что же, — отвечала ему жена, — и нам бы не грех забрать виноград у Руфини. — И они побежали обратно за своей тележкой.
Люди все прибывали. Мужчины несли на закорках детей, женщины обмахивались веерами и постукивали высокими каблучками.
— Доброе утро, сестра Анна! Пойдемте с нами провожать актеров до Спелло! Денек-то какой выдался! — И вот уже облачко пыли скрыло их. Позади плелись отставшие.
— В городе ни живой души… Хромые и то взяли ноги на плечи. Синьора Ноноджи повезла свекровь в простой тачке. Давайте поможем ей.
Процессия уже достигла прачечной, как вдруг сзади послышался конский топот.
— Кажется, это сивый жеребец кузнеца. Но кто же сидит на нем?.. Клянусь Вакхом, — адвокат! Приветствую вас, господин адвокат!
Адвокат, подпрыгивая на своем кряжистом скакуне, любезно махал соломенной шляпой.
— Разрешите? — говорил он предупредительно.
— Вишь, разрешения просит! — восхищались в толпе. — Это тебе не мясник! Поезжайте вперед, адвокат, вам полагается быть в авангарде.
— Пропустите адвоката вперед! — послышались голоса, и толпа раздалась на обе стороны.
Разинув рот от напряжения и все же величественно улыбаясь, адвокат поскакал вперед.
— А вот и Галилео! Да здравствует твой ослик, Галилео!
— Еще бы ему не здравствовать, — отозвался Галилео из-под своей шляпы грибом. И, строго поглядывая на дорогу сквозь синие
