В раю - Пауль Хейзе

— Анжела, — приказала графиня, — пойдите за нею; она в состоянии сесть в карету, которая у подъезда, и уехать в ней домой, но карета эта нам нужна самим. Время дорого.

— Графиня, я вас не понимаю — для чего теперь карета, — и вы…

Он подошел к Люси, которая в бессильном оцепенении опустилась в кресло.

— Не будьте ребенком, Анжела, — сказала графиня, — чего тут понимать? Игра проиграна. Конечно, если б она была лучше играна…

— Чего же вы еще хотите? — ответила молодая женщина несколько раздраженно. — Разве мы не сделали всего, что вы нам советовали? Если б не этот несчастный случай, все удалось бы как нельзя лучше: я похитила бы ребенка и доказала бы всему свету, что не признаю себя виновною, не позволяю делать с собою то, что угодно, и обладаю достаточным мужеством, чтобы протестовать против презренных оскорблений.

— Успокойтесь, милая, — сказала Нелида резко. — Зачем вам разыгрывать перед нами комедию, которая никого не проведет.

— Довольно, le coup amanque,[105] и надо позаботиться, чтобы ответный удар не попал в вас. Путешествие, которое вы хотели совершить с ребенком, должны вы совершить теперь одни. Как вы думаете, не сделает ли ваш муж всего, что может, чтоб наказать вас за эту попытку? Если он узнает…

— О, он взбесится, как зверь! — воскликнул Стефанопулос. — Я только раз был свидетелем его бешенства: это было, когда какой-то извозчик до такой степени мучил свою лошадь, что она пала. Янсен бросился на извозчика и разорвал бы его, кажется, на части, если б мы не подоспели вовремя. Графиня права, — вам следует бежать; само собой разумеется, что я сопровождаю вас — пока вы не будете вне опасности.

Старая певица, державшаяся в продолжение всей этой сцены в стороне, выступила вперед и тоже торопила дочь отъездом. Люси предоставила ей хлопотать обо всем, не пошевельнув даже и пальцем.

Через десять минут все было готово и карета уехала. Нелида подошла к окну и посмотрела ей вслед. Молодой грек еще раз выглянул из кареты и послал графине последнее прости.

— Bon voyage![106] — сказала оставшаяся одна графиня, небрежно отвечая на поклон. — Вот еще одна сыгранная сцена! Бедное создание — одинаково как и в добре, так и во зле. А все же мне ее жаль; быть когда-то женой такого человека и опуститься до того, чтобы быть довольною, когда какой-нибудь молодой франт… А я? Что ожидает меня впереди? С каждым днем я становлюсь все старее и некрасивее, когда-нибудь все кончится и сердце погаснет под пеплом собственных страстей. Я бы отдала весь остаток своих дней, чтобы быть только один еще год такою красавицей, как эта Юлия, — и быть так же любимою таким человеком, как ее муж!

ГЛАВА XIII

Юлия поспешно спускалась с лестницы, крепко прижав к себе ребенка, это маленькое нежное существо. Она была возмущена; отвращение, гордость и торжество словно отуманили ее; губы, касавшиеся кудрявой головки ребенка, дрожали, сердце билось так сильно, что она почти задыхалась; только внизу, в сенях, заметив обращенные на себя взгляды прислуги, она оправилась, опустила Франциску на пол, повязала ей шляпку и застегнула накидку. До сих пор ребенок молчал. Теперь же, увидев у подъезда запряженный дорожный экипаж, девочка снова боязливо прижалась к Юлии, едва слышным голосом прося ее уйти как можно скорее. Девочка, казалось, боялась, что ее задержат и увезут в этой карете. Юлия успокоила ее, послала за дрожками и поехала к себе домой.

Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и молчали. Ребенок раз обернулся к своей спасительнице и спросил: что, они без меня уедут?

— Не думай более о них! — отвечала Юлия, целуя девочку в лоб. — Ты теперь со мной. Довольна ли ты?

Франциска кивнула головой и взяла Юлию за руку. Затем она послушно замолчала, и по глазам можно было видеть, что она все еще не была совершенно спокойна.

Приехав домой, Юлия нашла записку, принесенную Фридолином; записка состояла из двух строчек, набросанных карандашом рукою Янсена: он выражал надежду увидаться с Юлией еще сегодня и просил не тревожиться. Эти строчки успокоили ее. Она решилась оставить ребенка до приезда Янсена у себя, тем более что погода была суровая и было бы не совсем благоразумно снова усадить в намокшие открытые дрожки разгоряченную от слез девочку. Юлия послала старика Эриха к приемной матери Франциски с запиской, где просила позволения оставить девочку на эту ночь у себя.

Юлия была очень рада остаться наедине с Франциской, которая, казалось, к ней очень привязалась.

Она сварила девочке шоколад, который та выпила с наслаждением. Гостинцев, предложенных ей Люси, девочка даже не коснулась. Во всем, только что пережитом, Юлия видела вмешательство благоприятного случая. Добрые духи, казалось, покровительствовали ее любви и надеждам. Она не сомневалась в том, что и последние затруднения должны будут окончиться счастливо.

Юлия была еще под впечатлением этой уверенности, когда ее навестила приемная мать Франциски. Добрая женщина все еще не могла прийти в себя от страха, причиненного ей похищением ребенка. Получив переданную ей Эрихом записку, она тотчас же собралась к Юлии, чтобы убедиться собственными глазами, что самое ужасное миновало и что Франциска находится в безопасности. Беспокойство последних часов, упреки, которыми она себя осыпала, мысль о возможных последствиях похищения ребенка до такой степени потрясли бедную женщину, что при виде весело приветствовавшей ее девочки она залилась слезами и долго не могла успокоиться. Она считала себя не вправе давать какие бы то ни было позволения, после того, что она не сумела уберечь ребенка, и говорила, что если Янсен вовсе лишит ее своего доверия, то и тогда она не вправе будет жаловаться.

— Оставьте ее у меня только на одну ночь, — просила Юлия. — У меня есть предчувствие, что Янсен вернется еще сегодня; он будет доволен, увидев нас вместе. С завтрашнего дня вы опять вступите в ваши материнские права — пока я не займу вашего места еще с большим правом.

Однако она обманулась в своем предчувствии. Ребенок давно уже был уложен в постель и, весело поболтав со своею мамою Юлией, положив голову на ее подушку, давно уже спал крепким сном, а Юлия все еще сидела и прислушивалась к завываниям ветра и, заслышав шум мужских шагов, всякий раз вскакивала с места. Время проходило, а Янсен все еще не приходил. В полночь Юлия