Владимир Сорокин - Норма

— Но он не может иначе, Виктор Юрьевич! У него ведь характер такой! Начальник литейного цеха делает приписки, а ОТК ему потворствует!

— Правильно, но почему Елецких не пойдет сразу в партком и громко не расскажет обо всем?

— Да потому что рыцарь-одиночка он! Молодой специалист, без малого год на заводе! У него за плечами десятилетка и СТАНКИН! Тем более он ведь еще не член партии. Во второй части он вступает, но сейчас он совсем по-другому подходит к производственным проблемам. Я же сам таким был, когда на Кировском начинал…

— Но он и в бюро комсомола не сказал ничего. Сразу кинулся на Еремина. Я не говорю, что он не имеет право ударить очковтирателя, безусловно имеет, но ковбои нам ведь не нужны.

— Виктор Юрьич, но не все сразу, пойдет он в партком и в…

Дверь скрипнула, вошла Графт, улыбаясь, положила толстую папку на стол Бондаренко:

— Извините. Вот, это Баруздин. Еле доволокла. За недельку одолеешь?

— Побачимо, — Бондаренко ответно улыбнулся, кивнул на ее шаль. — Что, мерзнешь?

— А у нас весь конец мерзнет.

— Так вроде не холодно еще

— Тем не менее.

Гафт поправила шаль и вышла.

Куликов барабанил по столу.

Бондарснко вздохнул:

— Знаете, что, Алексей Михалыч, давайте так договоримся. Вы все менять не будете, но поработаете над сценой с Ереминым и над разговором в раздевалке… Беркутову причешите, пожалуйста, что это, ей-богу публичный дом и общежитии… это не надо… Договорились ?

— Попробую.

— Дня за четыре успеете?

— За недельку.

— Ладно. Вот. А тогда уж мы по второму заходу к шефу…

Бондаренко выдвинул ящик стола, достал завернутую в бумагу норму и стал есть, держа перед собой. Отвислые щеки его ритмично задвигались. Куликов убрал рукопись в портфель, встал:

— Тогда я в четверг звоню вам.

— Да можете сразу приезжать утречком. Я буду.

— Ладно. — Куликов подошел к двери, обернулся. — Вы вот норму едите, а я вспомнил, как мы с Чеготаевым пришли в «Новый мир». К Твардовскому Он при нас норму вытащил, тогда они ведь поменьше стали, так вот, норму значит, вытащил и бутылку с коньяком. Нам по стопке налил, а сам раз куснет — стопку опрокинет, другой и снова стопку. Так полбутылки выпил.

Бондаренко улыбнулся, закивал:

— Да я знаю. У нас ребята тоже видели не раз. Он ведь ее всегда на pa6oте ел.

— Домой не возил?

— Никогда. Да что Твардовский, Гамзатов вон вообще ее на шампур вперемешку с шашлыком. Жарит и ест, Хванчкарой запивает.

— Восточный человек, — Куликов засмеялся, взялся за ручку. — Ну так до четверга?

— До четверга. Всего доброго.

— До свидания, Виктор Юрьевич.

— Только не оправдывайся, ради бога, — Лещинский поднял две ладони и поморщился.

— Да я не оправдываюсь, Леонид Яковлевич, — устало улыбнулся Калманович, — просто, действительно, я ведь первый раз с ним…

— Ради бога, Саша. Ты же знаешь, я этого не выношу.

— Ну, не буду, не буду.

— Что за женская черта такая? Если бы, да кабы. Давай посмотрим лучше… а который час-то…

— Понятия не имею. Лещинский заглянул под манжет:

— Восемь, без пяти. Давай, расставляй.

Калманович подошел к своей кровати, вынул из-под подушки небольшую коробку с шахматами.

Лещинский снял пиджак, бросил на свою кровать и потянулся, потирая лоб:

— Уаааххаааа…

Калманович вытряхнул шахматы на стол, стал расставлять.

В дверь постучали.

— Милости просим, — негромко отозвался Лещинский.

Вошел Зак с двумя бутылками «Байкала»:

— Ну, как у вас-то? Как отложили? Я даже не посмотрел.

— Без пешки герой.

— Серьезно?

— Очень… Саш, где стаканы?

— У меня в тумбочке.

Лещинский достал два стакана

— Только два.

— Да пейте, я после, — Зак отодвинул стул, сел рядом с Калмановичем.

Тот уже расставил позицию и, почесывая переносицу, смотрел на доску.

Лещинский открыл бутылку, налил два стакана, протянул один Калмановичу:

— Пей.

Зак одел очки.

Лешинский отпил из своего стакана.

Минуту молчали, глядя на доску. Лещинский махнул рукой:

— Труба.

Зак покачал головой:

— Знаешь, где-то ничья, по-моему… у черных король отстал.

— Да труба, чего тут.

— Труба, если на е7 взять, после шаха.

— А что ты не брать предлагаешь?

— Но другого-то нет. Ничего нет. Так сразу он слонов разменяет и пошла пехтура….

— А так что? Коня отдал, а он конем g6, потом через е5 на с6.

— Ну и что? А Саша на е6 уйдет.

— Правильно, — Калманович быстро передвинул фигуры, убрал белого коня с доски. — Вот. А потом через d5 встану на е4 и все!

Лещинский поставил свой стакан на стол:

— Слушайте, ну что вы дурака валяете! Зачем ему прыгать на с6, это же глупо! Коня изолировать и время терять. Он на е7 его оставит! А сам пешкой вперед!

Он сильно стукнул пешкой по доске:

— Хотя, постой… но тогда ты полное право имеешь слоном ба-бах, — он двинул слона.

— Конечно, — Зак двинул короля. — Ушел, ты королем на е6, он снова, ты снова, он снова. Так ничья, конечно. Но он может рискнуть вот как, друзья мои, — Зак двинул черного короля на b7, — а коня не тронет.

— А я тогда все равно на е6… на е5, и пошел к пешке.

— Да, пешка берется.

— Берется. Тогда ничья.

— Ничья. Смотри-ка. А я труба говорил, — Лещинский отпил из стакана

— Погоди радоваться. Мамонт придумает что-нибудь.

— Вообще тут путаная игра, — Калманович снова восстановил первоначальную позицию.

— А кто напутал? Я что ли? — усмехнулся Лещинский. — Сто раз тебе говорил — не играй разменный вариант с ним, он эндшпиль играет лучше, он этим и дорогу себе в первую лигу пробил!

— Но надо же отшлифовывать, Леонид Яковлевич…

— Вон он тебя и отшлифовал! Белыми на ничью еле тянешь.

— Леня, ну хватит, чего ты навалился на него, — Зак открыл вторую бутылку, налил ему в стакан и отпил сам из горлышка, — Агзамов опытный мастер. Я с ним на первенствах четырежды играл и только раз выиграл. Остальные все вничью. Ему б пораскованней играть, давно б гроссом стал.

Лешинский махнул рукой:

— Саша в сто раз талантливей, вот что обидно! Эти Агзамовы, Кременецкие, Платоновы, это же серятина — пресерятина! Их бить надо нещадно, ты же без пяти минут гроссмейстер! И попал в лигу. Не экспериментируй с дебютом и на эндшпиль не надейся, они же по тридцать лет за доской сидят, у них опыта больше. Но они в мительшпиле слабее тебя. Ты на голову выше их. Вспомни, как ты с Талем и Белявским в Риге разделался. У тебя остро-комбинационный дар, а они тактики. Вспомни, он ведь, несмотря на свои пешки сдвоенные, фигуры менять торопился, на эндшпиль работал! И с полным основанием. А ты, вместо того, чтоб навязывать ему свою игру, всю партию под него свел.

— Ну, что теперь говорить, Леня, — Зак достал сигареты, закурил. — Конечно, ему разменный еще рановато играть. Там и мительшпиля-то как такового нет, — дебют и сразу эндшпиль. Тут надо всю партию сразу видеть Фишер любил разменный играть, ну так он все видел сразу… Но, давай ничью поточней поищем.

Калманович снова поставил позицию

Лещинский сел напротив, хрустнул пальцами:

— Так. Ну, давайте от печки. Коня не брать, во всех случаях. Раз. Если он конем на g6, тогда понятно — король е6 и через е5 на е4 и ничья. Пешка не убежит.

— Не убежит.

— Если он коня оставит и пешкой вперед, тогда шах, он ушел, ты королем, он пешкой, слоном к пешке. Вроде все в ажуре.

— По-моему, тоже. — Зак потер подбородок, вздохнул, — ладно, вот что. Давайте пару часов перекурим, а на сон грядущий еще посмотрим. И утречком на свежую голову.

Он взял шахматы и, осторожно неся перед собой, поставил на шкаф. Лешинский вытянул из лежащей на столе пачки сигарету, закурил. Калманович допил остаток «Байкала».

Зак подошел к окну, открыл, расстегнул ворот рубашки и снял галстук:

— Признаться, я сегодня не ел совсем. Утром позавтракал и все.

— Я тоже, — отозвался Лещинский и вдруг присвистнул, — Слушайте, деятели, а нормы?

Зак повернулся, присев, испуганно рассмеялся:

— Матерь Бозка! И я забыл совсем!

Лещинский подошел к шкафу, открыл, вытащил портфель и вытряхнул на стол три нормы — две полные и одну кандидатскую:

— Обалдели совсем…

Зак сел за стол, поморщился:

— Завтра опять изжогой мучиться… а мне с Тукмаковым играть…

— Ладно, не канючь, — Лешинский распечатывал нормы.

Калманович, зевая, следил за ним:

— И я забыл.

— Тебе простительно.

Разобрали распечатанные нормы, стали есть, не вынимая из целлофана.

Жуя, Зак пробормотал:

— Эти, пожалуй, ничего еще.

Лещинский закивал:

— Ну, на первую лигу они подвезут, а как же… На высшую в прошлом году из всцспэсовского детсада прислали, как гусиный паштет была.

Калманович понемногу откусывал от своей нормы и быстро жевал: