Владимир Сорокин - Норма
Милок усмехнулся:
— А Райку эту я знаю, наверно.
— Знаешь?
— Ну, видать — нс видел, но знаю. Ленка давно рассказывала, я щас вспомнил. Она с ней одно время в столовой вместе работала. Райка в ГУМе в сортире фарцевала помадой, да колготками. Вот. И мусор замел ее однажды. Такси подогнал и в отделение повез. А ночь уже. Они на заднее сиденье сели. Едут, а Райка, хуяк, руку ему на колено. Едут, ничего. Она дальше. Он сидит, как ни в чем не бывало. Она ему ширинку расстегнула, головой на колени легла и давай хуй насасывать.
— Ёпт!
— Отделение где-то рядом было, а он шоферу говорит — по Садовому. Ну и пока они кругаля давали, она уж молофьи наглоталась вдоволь. Раза два кончил.
— Вафлистка, бля…
— Ага. А потом он адрес ее узнал и на своей на казенной с приятелем подваливал. Ебли ее по-разному и катались так же вот. Вобще культурно отдыхали.
— Сообразительные, бля. Только так и врезаться можно.
— Да нет. Один ведет, а другой сзади с ней. А ей хоть бы хуй. Стакан ебанула и море по колено.
— Отчаянная баба. Люблю таких. С ними хоть сопли на кулак мотать не надо… А как внешне, ничего?
— Ленка говорит — ничего…
Милок дожевал норму, выбросил пакетик.
Васька остатки своей швырнул в канаву:
— Один песок, бля. На зубах так и скрипит…
— А у меня ничего вроде…
— Так ты из интерната получаешь, еще бы…
Спускаясь по лестнице, Соня взяла Василия под руку:
— Вообще, говорят, это у них лучший спектакль.
— Что, лучше «Гамлета»?
— Лучше, конечно! Сашка говорит они там все почти заняты и выкладываются будь здоров!
Василий придержал дверь подъезда, Аня прошла.
Он вышел следом.
Аня огляделась, сунула руки в карманы пальто:
— Уже темно…
— А долго спектакль идет?
— Не знаю. Кажется, три отделения.
— Долго.
— Там, Сашка говорил, время мгновенно летит.
— Высоцкий играет?
— Нет, кажется. Там Смехов, Славина, ну и все остальные.
— Демидовой нет?
— Не знаю.
Перешли через улицу. Аня махнула рукой в сторону парка:
— Давай тут пройдем? Короче ведь.
— А куда спешить? У нас час в запасе.
— Там лучше.
— Пошли.
Обогнули угловой дом, вышли к парку. Возле светящегося пивного киоска толпились несколько человек. Аня подняла липовую ветку с четырьмя желтыми листьями, помахивая ей, пошла чуть впереди Василия:
— Вообще у них с «Мастером» сложности были. Им денег не выделили и они весь реквизит из разных спектаклей взяли. Из «Час пик» — маятник, и «Гамлета» — занавес, из «Зорь» — машину.
Василий улыбнулся, вытащил из кармана норму и стал распечатывать:
— Так это окрошка получается.
— Вась! Ну ты же не видел еще, а критикуешь.
— Я еще не критикую… А кто Маргариту играет?
— Шацкая. Она там голая на балу сидит.
Василий вынул часть нормы из пакетика, откусил, усмехнувшись.
— Да… ради этого стоит пойти
— Дурачок ты, — Лия бросила ветку. — Люди новое делают, а ты издеваешься.
— Этому новому, Анечка, уже почти полвека. «Таганка» для нас новой кажется потому, что мы больше ничего не видим. Только наше полное невежество позволяет нам называть их — авангардом.
— Чье это наше?
— Наше. «Таганка» мимикрирует под авангард, в сущности оставаясь вполне обычным культурно-просветительным заведением. Все их формальные приемы затасканы и не новы. То, что разрабатывал Мейерхольд полвека назад, они берут на вооружение. А сегодняшний авангард, милая моя, авангард в полном смысле слова, это прежде всего вопрос содержания. И это новое содержание сразу диктует новую форму. Тут обратная связь. А у них содержание советское.
— Ну, это ты слишком…
— По-моему, «Таганка» из всех наших театров самый рутинный. Она научилась готовить соус, под которым все пойдет на ура. Даже «Малая земля».
Аня взяла его под руку:
— Ты, Васенька, у меня сегодня шибко злой и шибко умный.
Василий умехнулся, скомкал пакетик из-под нормы:
— Я, Аня, злым бываю, только когда не поем вовремя…
— А умным?
— Когда ты мне в попку даешь.
— Хам…
— Здесь, что ли? — таксист сбавил скорость.
— Ага, тут, — Заяц поспешно докурил сигарету, приоткрыл треугольное окошко и выбросил. — Щас свернем, тут недалеко. Километра два.
— А что там, поселок?
— Не поселок, а городок.
Свернули с шоссе, поехали медленней.
Дождь по-прежнему шел, «дворники» монотонно размазывали капли по стеклу. Узкая, плохо заасфальтированная дорога стелилась под фары. Мелькавшие справа кусты кончились, из темноты выплыли два кургузых стога.
— Что тут, поля, что ли?
— Ага. Совхоз, ясное дело, — Заяц расстегнул молнию куртки и усмехнулся, — еле убрали в этом году.
— Что, дождь мешал?
— А им всегда что-то мешает.
— Точно. Я вон как к тетке ни поеду, все у них или картошка померзнет, или телята подохнут.
— Далеко тетка живет?
— Под Курском.
— Порядочно…
— Ага. А то однажды ферма сгорела. Двое мужиков напились и сожгли. И сами сгорели… слушай, ну где твой городок-то?
— Да вот щас поворот… Ну-ка притормози, не проехать бы…
Шофер затормозил. Заяц быстро сунул руку за отворот куртки, повернулся к нему и ударил кастетом в висок.
Голова шофера стукнулась о стекло.
Заяц ударил снова. Шофер ткнулся лицом в руль.
Неловко размахнувшись, Заяц ударил его торцом кастета по затылку и потянул к себе.
Голова таксиста бессильно болталась. Заяц потянул сильнее. Обмякшее тело повалилось ему на колени. Содрав с руки кастет, он перевалил таксиста к себе. А сам, перебравшись через него, сел за руль, выправил сползшую с дороги машину и погнал дальше.
Метров через триста чернотой встал по бокам дороги высокий еловый лес, показался поворот.
Заяц свернул, выключил фары и тихо поехал по грунтовой дороге.
Шофер неподвижно лежал рядом — ногами и задом на сиденье, головой на полу.
Проехал немного, Заяц свернул на поляну, провел машину меж двумя елями и остановился за кустами.
Помедлив минуту, вышел, осмотрелся и, обойдя волгу, выволок шофера. Достав фонарик, посветил. Остекленевшие глаза таксиста были полуприкрыты, в волосах поблескивала кровь.
Заяц обшарил его карманы, вынул деньги, зажигалку, ключи. Деньги спрятал, зажигалку и ключи зашвырнул в лес.
Потом, подхватив труп подмышки, поволок.
Мелкий дождь продолжал моросить, с потревоженных кустов текла вода.
Ноги таксиста волочились по переросшей мокрой траве.
Заяц ткнулся задом в ствол ели, выругался и, подтянув таксиста под раскидистый куст, бросил. Руки трупа раскинулись в траве. Заяц выпрямился и несколько раз ударил его ногой в голову. Потом расстегнул ширинку и помочился.
С ели слетела какая-то птица, захлопала тяжелыми крыльями. Сторонясь кустов, Заяц вернулся к волге, включил свет в салоне. Он достал из кармана кастет, повертел перед глазами. Кастет оказался чистым.
Заяц открыл бардачок, вытащил пачку документов, поднес к глазам:
— Монюков… Виктор Иванович… так… девятый таксопарк…
Полистав документы, Заяц сунул их обратно, вытащил оттуда же грязную тряпку, плюя на нее, вытер кровь с сиденья выбросил в окно.
Возле ручки скоростей на пластмассовой коробке с мелочью лежала смятая фуражка таксиста.
Заяц поднял ее. Из фуражки с шуршанием выпал пакетик с недоеденной нормой. Заяц повертел в руках норму, понюхал:
— Вон что, бля…
Положил пакетик в фуражку и швырнул за окно. Потом завел мотор, задом вырулил на проселочную, проехал, оглядевшись, свернул на шоссе и погнал, включив фары.
Дождь перестал.
У поворота на Минское шоссе встретился грузовик. Пригнувшись к рулю, Заяц вырулил на Минское и понесся к Москве.
В коробке с мелочью лежало круглое карманное зеркальце Придерживая руль. Заяц поднял его, посмотрел на себя. Из зеркальца глянуло широкоскулое небритое лицо с небрежно зашитой заячьей губой.
— Так может убрать второй абзац? — спросил Куликов, снимая очки.
— Да нет, Алексей Михалыч. Тут убирай, не убирай, ничего же не изменится, — поморщился Бондаренко. — Я же говорю, он прочел когда главу, вообще, говорит, а нужна ли она?
— Ну, это не разговор.
— Тем не менее…
— Тогда все менять, всю фабулу, что ли? Это же немыслимо.
— Мыслимо, немыслимо… — пробормотал Бондаренко, посмотрел на часы — Ой, ей, ей… засиделись мы с вами.
Часы показывали десять минут седьмого.
— Ну, а что ж делать?
— Не знаю. Я б на вашем месте все-таки поработал над главой. Целиком.
— А смысл? Это же меняет содержание романа. Что ж, Борисова выкидывать, а Елецких из простых инженеров в зам. нач. цеха переводить?
— Ну, зачем такие крайности. Дело не в том кем работает Елецких, а как он к завкому и парткому относится.