Портрет леди - Генри Джеймс
– Хотя мне очень жаль оставлять бедного Тачетта! – воскликнул в завершение лорд.
Несколько мгновений оба его собеседника молчали. Озмонд не говоря ни слова откинулся на спинку кресла. Изабелла не смотрела на него – она ясно представляла себе, как он выглядит. Ее взгляд был прикован к лицу лорда Уорбартона, однако его светлость опустил глаза. Изабелла не сомневалась: если бы их взгляды встретились, они были бы очень красноречивы.
– Вам лучше было бы взять бедного Тачетта с собой, – услышала она спустя мгновение слова мужа, сказанные довольно непринужденным тоном.
– Ему лучше дождаться более теплого времени, – ответил лорд Уорбартон. – Я бы не посоветовал ему ехать сейчас.
Он пробыл в гостях четверть часа, разговаривая так, словно не собирался встречаться с ними вскоре снова – разве что они сами не соберутся в Англию. Лорд искренне советовал совершить эту поездку. Почему бы им не приехать в Англию осенью? Они могли бы провести у него целый месяц – он был бы рад. Озмонд, по его собственному признанию, был в Англии лишь один раз и потому толком и не знал ее. Ему обязательно следовало познакомиться с ней поближе. Затем лорд Уорбартон спросил у Изабеллы, помнит ли она, какое чудесное время провела в Англии и не хотелось бы ей еще раз увидеть Гарденкорт? Это по-настоящему прекрасное место. Тачетт не очень следит за ним, но даже в запустении Гарденкорт по-прежнему хорош. Почему бы им не навестить там Тачетта? Ведь он наверняка уже приглашал их. Разве нет? Вот невежа! И лорд Уорбартон обещал устроить хозяину Гарденкорта хорошенький нагоняй. Конечно, это не нарочно. Молодой человек будет рад гостям. Проведя месяц с Тачеттом и месяц с ним самим, познакомившись с местным обществом, супруги хорошо узнают страну, и она им понравится. Лорд Уорбартон добавил, что поездка понравится и мисс Озмонд, которая говорила ему, что ни разу не была в Англии. Сам он советовал девушке обязательно посмотреть ее. Конечно, чтобы ею восхищались, не обязательно ехать в Англию – она будет вызывать восхищение всюду, где только появится. Но в Англии ее точно ожидает успех.
Затем лорд спросил, дома ли девушка и мог ли он с ней попрощаться? Вообще-то он ненавидит прощания и всегда старается избегать их. Уезжая из Англии последний раз, он ни с кем не стал прощаться. Ему и Рим хотелось покинуть, не тревожа миссис Озмонд. Что может быть более скучным, чем прощание? С одной стороны, никогда и не вспомнишь, о чем же хотел сказать, и только после, чуть ли не через час, к тебе приходят нужные мысли. С другой стороны, говоришь массу вещей, которые говорить вовсе не стоило бы, – только оттого, что надо же что-то говорить. Это ощущение сбивает с толку, заставляет нервничать – вот точь-в-точь именно это лорд в данную минуту и испытывал. Если миссис Озмонд находит сейчас его слова неподходящими моменту, она должна как раз отнести их на этот счет. Прощаться с миссис Озмонд нелегко. Ему так жаль, что необходимость заставляет его уехать. Сначала он даже хотел не приезжать, а написать ей… но он напишет ей в любом случае и расскажет обо всем том, что наверняка придет ему в голову после того, как он покинет их дом. И пусть они не забудут серьезно подумать о его приглашении.
Если было что-то неловкое в обстоятельствах визита лорда Уорбартона или в его объявлении об отъезде, то наружу это не вышло. Лорд говорил о своем волнении, но никак не проявил его, и Изабелла видела: раз уж он решил отступить, то сделает это безупречным образом. Она была очень рада за него. Лорд ей нравился, и она желала ему с успехом вынести это испытание. Это не могло быть иначе – просто потому, что лорд был человеком успешным по своему факту рождения, и Озмонд ничего тут не мог поделать. В голове Изабеллы же все это время шла сложная двойная работа мысли. Она слушала лорда Уорбартона, отвечала ему, более-менее удачно прочла все то, что он хотел сказать между строк, и представляла, как бы он говорил все это, если бы был с ней наедине. Одновременно она очень ясно представляла себе ощущения Озмонда. Ей было почти жаль его. Он испытывал острую боль утраты, которую нельзя было облегчить проклятиями. На его глазах его страстная мечта превращалась в дым, а ему приходилось сидеть и улыбаться! Озмонда невозможно было упрекнуть в том, что его улыбка была чересчур яркой, и, разговаривая с Уорбартоном, ему удавалось сохранить на своем умном лице хладнокровное выражение. Собственно, его главный талант и состоял в том, что он в любой момент оставался неуязвим, – и точно так же сейчас он ничем не выдал своего разочарования. Чем более страстным было его желание, тем менее кто-либо мог прочесть это на его лице – в этом был весь Озмонд. Он с самого начала настроился заполучить лорда Уорбартона в зятья, но никогда не позволял прочесть на своем лице нетерпение и обращался с английским пэром, как с любым другим человеком, – с таким видом, будто проявляет к нему интерес только ради его, а никак не собственного удовольствия. Озмонд ни за что не позволил бы своей ярости – ярости от того, что такая блестящая возможность была упущена, – вырваться наружу. Изабелла была в этом уверена, и, как ни странно, ей это принесло удовлетворение. Она желала, чтобы лорд Уорбартон был триумфатором, и в то же время – чтобы Озмонд при этом выглядел достойно.
Озмонд и впрямь был достоин восхищения. Он, как и гость, имел привычку, вошедшую «в плоть и кровь». Это, однако, не была привычка к успеху, как у лорда Уорбартона, – а привычка ничего не предпринимать для того, чтобы успеха достигнуть. Откинувшись на спинку кресла, рассеянно слушая дружеские предложения и сдержанные объяснения лорда – было вполне естественно предположить, что они предназначались главным образом его супруге, – Озмонд испытывал удовлетворение по крайней мере от того (а что ему еще оставалось?), с каким достоинством воспринял он новость, и как его равнодушный вид – единственно возможный в данный момент – доказывал его абсолютную свободу от каких бы то ни было притязаний. Происходящее требовало вести себя так, словно отъезд гостя совершенно его, Озмонда, не касался. Лорд, со своей стороны, превосходно справился с ситуацией, но игра Озмонда была ничуть не хуже и выглядела совершенной. К