Гийом Аполлинер - Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей

ГУСЕНИЦА

Трудись, поэт, не предавайся сплину —Дорога к процветанью нелегка!Так над цветком гнет гусеница спину,Пока не превратится в мотылька.

МУХА

На севере есть мухи-божества,И с ними наши, местные, поладилиИ часто распевают вслух слова,Которые услышали в Лапландии.

БЛОХА

Блоха, возлюбленная, друг —Все любят нас. Жестокий круг!Вся наша кровь до капли — им!Несчастен тот, кто так любим.

АКРИДА

Была акрида неспростаЕдой святого Иоанна.Будь так же, лирика, простаИ только избранным желанна!

ОРФЕЙ

Пусть будут небеса — водой, приманкой — сердце.В речную ли волну, в морскую ли всмотреться —Кто сыщется среди кувшинок иль медуз,Божественный, как Ты, Спаситель, ИИСУС{33}?

ДЕЛЬФИН

Дельфин резвится — но волнаВсегда горька и солона.Где радость? Встречусь ли я с нею?Все горше жизнь, все солонее.

СПРУТ

Чернила выпустит — и вотСо смаком кровь друзей сосет.Такого лакомку видали?Кто се чудовище? Не я ли?

МЕДУЗА

О бедные медузы, с буройРастрепанною шевелюрой,Вы ждете не дождетесь бури —А это и в моей натуре!

РАК

Сомнение, моя отрада,С тобой, как раки, мы вдвоем,Идя вперед, ползем назад, аНазад идя, вперед ползем.

КАРП

Живете вы в садке, в запруде,Подоле, чем иные люди.Вы так печальны, что, поверьте,Вас, карпы, жаль — и нам, и смерти.

ОРФЕЙ

Зимородок, КупидонИ Сирены — как споют нам,Отзовется сладкий звонСтоном смертным, страхом смутным.Нет, не слушай пенье их —Слушай ангелов благих.

СИРЕНЫ

Откуда эта грусть, Сирены, и печаль,Когда ваш нежный плач плывет в ночную даль?Я полон отзвуков, я схож с морского тьмою.О эхо, мой корабль, зовущийся Судьбою!

ГОЛУБЬ

О голубь, нежность, дух святой,Был сам Христос рожден тобой.И я люблю Марию{34} — с нейДай обручиться мне скорей.

ПАВЛИН

Хвост распуская, эта птицаВсем демонстрирует нарядИ быть еще красивей тщится:Кичится — обнажая зад.

ФИЛИН

Как филин, сердце ухает в груди —Все ух да ух… Так в крест вбивают гвозди.Все пыл, все кровь — хоть душу изгвозди.Любимые, лишь вы меня не бросьте!

ИБИС

И я сойду, в тумане зыблясь,В подземный мир — да будет так!И на латыни мертвой ибисУкажет мне мой путь во мрак.

БЫК

Вот херувим, рожденный бездной:Друзья, он славит рай небесный,Где мы сойдемся, наконец,Когда позволит нам Творец.

ПРИМЕЧАНИЯ

Что может быть сильней, глубиннейИ благородней этих линий?

Похвала относится к линиям, из которых созданы иллюстрации — превосходный орнамент этого поэтического дивертисмента.

Как будто свет зовет на свет из тени мглистой,Как мы читаем у Гермеса Трисмегиста.

«Вскоре, — читаем мы в „Пимандре“ Гермеса Трисмегиста, — сгустилась тьма… и он пошел на невнятный возглас, казавшийся голосом света».

Рисунок, то есть линия, — вот он, «голос света», не правда ли? Стоит свету выразить себя полностью — и все обретает свет. В сущности, живопись — это речь света.

Из Фракии волшебной…

Орфей был уроженцем Фракии. Этот возвышенный поэт играл на лире, которую ему вручил Меркурий. Лира состояла из панциря черепахи, обклеенного в виде мембраны бычьей кожей, из двух рогов антилопы, подставки и струн, свитых из овечьих кишок. Такие же лиры Меркурий подарил Аполлону и Амфиону. Когда Орфей играл, напевая, даже дикие звери приходили послушать его гимны. Орфей стал родоначальником всех наук, всех искусств. Созданный волшебством, он мог прорицать будущее и, словно христианин, предсказал пришествие СПАСИТЕЛЯ.

Хочу тебя взнуздать! И мне так часто снится,Что триумфальная грохочет колесница…

Первым, кто оседлал Пегаса, был Беллерофонт{35}, когда он отправился на бой с Химерой. И в наши дни их немало, этих химер, но прежде, чем сразиться с той из них, кто самая большая ненавистница поэзии, следует взнуздать и даже запрячь Пегаса. Весьма ясно, что я хочу сказать.

                          …Его бериС зайчихи — и твори, твори, твори!

Известно, что самки зайцев отличаются излишней плодовитостью.

Дон Педро, принц на четырехВерблюдах в дальний путь пустился,Мир осмотрел — и восхитился.

В знаменитом описании путешествия, озаглавленном «История принца дона Педро Португальского», в которой повествуется о том, что произошло во время путешествия, каковое он предпринял, обойдя семь частей света, изложенная Гомесом де Сантистеваном, одним из тех двенадцати, кто сопровождал принца[11], говорится, что португальский принц дон Педро дʼАльфарубейра посетил с двенадцатью спутниками семь частей мира. На четырех верблюдах путешественники проехали по Испании, добрались до Норвегии, а оттуда отправились в Вавилон и на Святую землю. Португальский принц посетил также родину первосвященника Иоанна и через три года и четыре месяца вернулся домой.

…Дворца Розамунды из песни.

Об этом дворце упоминается в грустной народной песенке, автора которой я, естественно, не знаю и которая рассказывает о несчастной любви английского короля. Вот ее куплет:

У королевы была не в честиЕго Розамунда, и, чтобы спастиЕе от беды, построил корольДворец, не виданный в мире дотоль.

На севере есть мухи-божества…

Речь идет не о снежных хлопьях, но о тех мухах, многие из которых приручены финскими и лапландскими колдунами и повинуются им. Колдуны передают этих мух из поколения в поколение и держат запертыми в особом ящике, где они невидимы, но готовы целым роем вылететь на свет, чтобы изводить воров, напевая магические слова; к тому же эти мухи бессмертны.

Была акрида неспростаЕдой святого Иоанна.

«Иоанн же носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих и ел акриды и дикий мед» (Мк. 1:6).

Зимородок, КупидонИ Сирены — как споют нам,Отзовется сладкий звонСтоном смертным, страхом смутным.

Мореплаватели, услышав пение зимородка, готовились к смерти, за исключением разве что середины декабря, когда эти птицы вьют гнезда, и было принято считать, что в ту пору море спокойно. А Купидон и Сирены, волшебные крылатые существа, поют столь божественно, что те, кто их слушает, готовы даже ценою жизни заплатить за их песни.

Вот херувим, рожденный бездной…

В небесной иерархии существуют те, кто обречен служить божеству и восславлять его, а среди них встречаются создания невиданных форм и удивительной красоты. Херувимы — это крылатые быки, но вовсе не чудовища.

…Когда позволит нам Творец.

Те, кто занимается поэзией, не ищут и не любят ничего другого, кроме совершенства, — оно само по себе есть Бог. Неужели же эта божественная красота, это высшее совершенство могут покинуть тех, целью жизни которых именно было их открыть и прославить? Такое представляется мне невозможным, и, по-моему, поэты имеют право надеяться на то, что после смерти обретут счастье, высшую красоту, к чему ведет лишь познание Бога.