Гийом Аполлинер - Т.1. Избранная лирика. Груди Тиресия. Гниющий чародей

РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

«В небе моем, как на синем поле…»

В небе моем, как на синем поле,Осыпаются грезы, гаснет звезда.Все мои грезы — сны, и не боле,И не свершаются никогда.

Не каждая ива — плакучая ива,Не у каждой розы розовый цвет.Я знаю героев, бегущих трусливо,И дверь, на которой запоров нет.

Ни страсти, ни пыл ничего не значат.Все, что мы говорим, есть ложь.Сердце отноет. Глаза отплачут.А с голого разума что возьмешь?

СВАДЬБА{22}

Той, что отправилась на океанский берег

Мой пыл сегодня был с разлукой обручен.Что ваше отрочество? Только ли свидетельТого, как он сникал у ног ее, в ответе льЗа то, что нежностью смирен — и обречен?

Посланец страсти на пирах нагого лета,Где небо греческим опять готово стать,Он, маленький божок, другим богам под статьРевнует и не спит до самого рассвета.

В САДУ АННЫ{23}

Право же если бы мы жили в тысяча семьсот                                                                               шестидесятом

Это та самая дата Анна которую вы разобрали на                                                                                     каменной лавке

И если бы к несчастью я оказался немцемНо к счастью оказался бы рядом с вамиМы бы тогда о любви болталиДвусмысленно и что ни слово по-французскиИ на моей руке повисаяВы бы страстно слушали как развешиваю словеса яРассуждая о Пифагоре а думая о кофеО том, что до него еще полчаса

И осень была бы такой же как наша точно такоюУвенчанная барбарисом и виноградной лозою

И порой я склонялся бы взор потупив при видеЗнатных тучных и томных дам

В одиночестве по вечерамЯ сидел бы подолгу смакуяРюмку мальвазии или токаяИ надевал бы испанский наряд выбегаяНавстречу старой карете в которойПриезжала бы меня навещатьМоя испанская бабка отказавшаяся понимать                                                                             немецкую речь

Я писал бы вирши напичканные мифологиейО ваших грудках о сельской жизниО местных дамах

И поколачивал бы крестьян упрямыхО спины их трость ломая

И любил бы слушать музыку ее заедаяВетчиной

И на чистом немецком я клялся бы вам утверждаяЧто невиновен когда бы меня вы засталиС рыжей служанкой

И на прогулке в черничном лесу заслужил бы                                                                           прощенье

И тогда замурлыкал бы тихий припевА потом мы бы слушали с вами как между дерев                                с тихим шорохом в лес опускаются тени

ПРАЗДНИК

В сумрачной чаще сердца рог протрубилТам шла охота на ланей воспоминанийИ тогда я унес этот лес трубящий лес во мне растущий                    В гущу рощи

НОЧНОЕ

Ночное небо так над городом забылосьЧто сердце с жизнью в такт от нежности забилосьЖизнь город делает живым и что ни часВысвечивает тьму не утомляя глаз

Прельщают небеса свет улиц и витриныЗдесь дух и смертная материя единыЛюбовь есть вечный дух и наша с миром связьИ умирает до конца не воплотясь

СПЕКТАКЛЬ{24}

Как задник — лес и берега,День, близясь к вечеру, томится,Там Арлекина в пруд глядится,В траве раздевшись донага.

Там Арлекин, спектакль затеяв,Сперва приветствует гостей —Волшебников и чародеев,Колдуний и богемских фей.

Он ловко набивает цену,Вовсю жонглируя звездой,Покуда трижды бьет ногойПовешенный, и — свет на сцену!

ШАКУНТАЛА{25}

Четыре звездочки во мракС небес полуночных слетели,Друг в друге отразившись, какМои глаза — в глазах газели.

О, гордый повелитель мой,Оставь газель мою живой —Стрелой любовной вместо целиМеня пронзи у ног газели…

ЛА ГРЕНУЙЕР{26}

Под берегом острова друг о дружкуБьются бортами пустые лодкиНынче не встретишьНи в будни ни по воскресным днямНи художников ни МопассанаЧто засучив рукава катали вдоль острова дам                     Пышногрудых и тупоголовыхАх лодочки-лодки как много печали тамПод берегом острова

БЕГСТВО

В ладье с возлюбленным сбежала королева.Король на берегу смятением объят,И в такт его шагам, неистовым от гнева,На пышной мантии жемчужины бренчат.

Гребцы запели в лад — о волшебство напева!И в лодке беглецы, закрыв глаза, молчат;Пусть будет справа риф, призыв сирены слева, —Король могуч и стар, и нет пути назад.

А мерзости кругом — останков да скелетов!Как будто их сюда нарочно принесло —Всплывают из глубин то склизкое весло,

То рыжий клок, то бок медузы, фиолетов.Ужасно бегство и неведом эпилог.И с мантии летят жемчужины в песок.

ДЕТСТВО{27}

(Из стихов Луизы Лаланн)

Я в кипарисовом саду пряла, одна,Следя за пряжею, — ее с веретенаВздымал и уносил полдневный бриз игривый;А после шла к пруду, оплаканному ивой,Ступая медленно, пока меня жасминНе останавливал, и ирис рядом с ним,Волшебный ирис цвел под лягушачьей стражей.Мне каждый кипарис казался прялкой с пряжей,И мирозданьем — сад, в котором боль и страстьДаны мне, чтобы жизнь из этой пряжи прясть.

ПЕРЕД КИНОСЕАНСОМ

Итак вечеркомВсем скопом в кино

В кино Мастера как на подборНо вовсе не те кого называют Мастерами кистиИ не те кого называют Мастерами словаМастерами импровизации или композицииНет актеры с актрисами сплошь Мастера экрана

Когда бы мы были Мастерами экранаМы не ходили бы в киноМы ходили бы в киношку

Но если бы мы были профессорами да еще              из какой-нибудь тьмутараканиМы не ходили бы ни в кино ни в киношкуМы ходили бы в кинематограф

В конце концов надо быть человеком со вкусом

ВАЛЛОНСКИЕ БОЛОТА{28}

Какая печаль неземнаяНаполнила сердце мое среди этих безрадостных местКогда отдыхал я в чащобе с подошв отряхаяГруз километров покуда окрестСвирепствовал вест

Я покинул тот сказочный лесГде сновали проворные белкиЯ пытался раздуть облака из курительной трубки                       Но зенитОставался настойчиво чист

Мне неведомы тайны ну разве что странная песняТорфяных перегнивших болот

Это вереск душистый как медПчел влечетИстоптал я не глядяГолубику и вереск ониНовобрачным сродни              Борей              БорейЗдесь жизнь прочнейСплетенных с ней             КорнейИ хватки дней             МертвейСмерть на язык остраКогда говорят ветра

«У спящих статуй так бледны и стерты лица…»