Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.13. Мечта. Человек-зверь
Тогда-то Денизе и распорядился взять под стражу Рубо. Он не располагал достаточными основаниями для этого и выдал ордер на арест в минуту озарения — упоенный сознанием собственной власти и уверенный в своей проницательности. Хотя в деле оставалось еще немало темных мест, следователь нутром угадывал: помощник начальника станции не только причастен к обоим преступлениям, но, больше того, — он тут главное действующее лицо и вдохновитель; легко себе представить торжество Денизе, когда в руках у него оказалось завещание, составленное в Гавре нотариусом Коленом по поручению Рубо и его жены через неделю после того, как они вступили во владение домом в Круа-де-Мофра, — по этому документу все имущество после смерти одного из супругов переходило к другому. Отныне следователь мог восстановить все случившееся с такой неумолимой логикой и неопровержимостью, что выдвинутая им система обвинений представлялась прочной и нерушимой: казалось, даже сама истина будет выглядеть в сравнении с ней менее правдоподобной, куда более причудливой и нелогичной. Рубо был трус, сам он убить не решался и дважды прибегал к услугам этого свирепого зверя Кабюша. Сначала, горя нетерпением завладеть имуществом, которое, как он знал, было завещано Северине Гранмореном, Рубо умело воспользовался тем, что каменолом люто ненавидел председателя суда: в Руане он втолкнул Кабюша в купе, где ехал старик, вложив перед тем в руки убийцы нож. Сообщники поделили между собой похищенные десять тысяч франков и, возможно, так больше никогда бы и не встретились; однако первое убийство породило второе. Тут-то Денизе и выказал то глубокое понимание психологии преступника, которое привело в восторг его коллег, — он утверждал теперь, что якобы все это время не выпускал из виду Кабюша, ибо был убежден, что одно убийство неминуемо повлечет за собой другое. Прошло всего полтора года, и его предвидение сбылось: семейная жизнь супругов Рубо вконец разладилась, муж проиграл в карты доставшиеся на его долю пять тысяч франков, а жена со скуки завела себе любовника. Как видно, Северина не продавала дом в Круа-де-Мофра из страха, что Рубо промотает и эти деньги; быть может, во время частых стычек с мужем она грозила донести на него. Во всяком случае, из многочисленных показаний свидетелей явствовало, что супруги жили между собой очень дурно; это-то в конечном счете и послужило причиной второго преступления; на сцене вновь появился Кабюш, отличавшийся свирепыми инстинктами, и муж, стараясь держаться в тени, вторично вложил ему в руки нож, с тем чтобы окончательно заполучить во владение злополучный дом, из-за которого один человек уже поплатился жизнью. Вот она истина, поразительная истина, и о ней говорило все: часы, обнаруженные у каменолома, а главное, то обстоятельство, что обе жертвы были зарезаны совершенно одинаковым образом — раны на шее были одной формы, их, очевидно, нанесла одна и та же рука, одним и тем же оружием, ножом, который подобрали на полу в красной комнате. Впрочем, в том, что убийца пользовался тем же самым ножом, следователь до конца уверен не был — ему казалось, что рана на шее председателя суда была нанесена более острым, но менее длинным лезвием.
Рубо на все вопросы сперва отвечал только «да» и «нет», вид у него был сонный и вялый. Казалось, он даже не удивился тому, что его взяли под стражу, он до такой степени опустился, что ни на что внимания не обращал. Чтобы заставить его разговориться, вместе с ним в камере поместили полицейского; Рубо очень обрадовался и с утра до ночи дулся с агентом в карты. Надо сказать, что Рубо не сомневался в виновности Кабюша: конечно же, каменолом, и никто другой, убил Северину. Когда его спросили, не думает ли он, что Жак Лантье причастен к убийству, помощник начальника станции только рассмеялся и пожал плечами, словно желая этим подчеркнуть, что ему-то хорошо известно о связи покойной жены и машиниста. Но когда Денизе, вдоволь прощупав арестованного, неожиданно обрушил на него всю тяжесть обвинения, заявив, будто он, Рубо, сообщник этого злодея Кабюша — следователь рассчитывал таким путем вырвать у него признание, — тот, боясь разоблачения, стал вести себя крайне осмотрительно. Что это еще за небылицы? Сами говорят, что каменолом убил сперва Гранморена, а потом Северину, и тут же заявляют, будто к этим злодеяниям причастен и он, Рубо, так как он, дескать, подбил Кабюша на преступление ради собственной выгоды! Такое сложное построение ставило Рубо в тупик, наполняло его подозрительностью: разумеется, это только западня, ему просто голову морочат, чтобы вынудить сознаться в том, что он убил старика. Сразу же после ареста помощник начальника станции сказал себе, что уже теперь, конечно, вытащат на свет ту давнюю историю. На очной ставке с Кабюшем он заявил, что незнаком с этим человеком. Когда Рубо повторил, что каменолом был весь залит кровью и собирался изнасиловать свою жертву, тот взорвался и чуть было не набросился на него с кулаками; эта бурная сцена еще больше все запутала. Целых три дня следователь подвергал обвиняемых перекрестному допросу, он был уверен, что сообщники сговорились между собой и просто ломают комедию, прикидываясь врагами. В конце концов Рубо до того устал, что вообще перестал отвечать на вопросы, но потом окончательно потерял терпение и, желая покончить с этим постылым делом — такая подспудная мысль точила его уже много месяцев, — внезапно решил рассказать следователю все без утайки, выложить ему всю подноготную.
Именно в тот день Денизе во время допроса прибегал к особенно изощренным приемам; он сидел за письменным столом, прикрыв глаза тяжелыми веками и вытянув свои подвижные губы в ниточку, что свидетельствовало о напряженной работе его проницательного ума. Вот уже целый час он придумывал различные хитросплетения, стремясь одержать верх над сидевшим против него обрюзгшим и заплывшим желтым жиром человеком, и под конец пришел к убеждению, что этот неповоротливый и грузный толстяк — весьма коварный и изворотливый противник. Денизе шаг за шагом теснил его, загонял в тупик, но, когда он уже решил, что обвиняемый попал в расставленную ловушку, тот внезапно вышел из себя и заорал, что с него довольно, что он предпочитает во всем сознаться, лишь бы из него перестали жилы тянуть! И раз уж ему все равно не вырваться из их лап, он хочет по крайней мере нести ответственность за то, что на самом деле совершил. И Рубо рассказал следователю все: как Гранморен надругался над совсем еще юной Севериной, как он, Рубо, узнав об этих гнусностях, потерял голову от жестокой ревности, каким способом он прикончил старика и для чего взял у него из кармана десять тысяч франков; при каждом новом признании брови Денизе ползли все выше и выше, а губы складывались в насмешливую и недоверчивую гримасу, словно говорившую, что такого старого воробья, как он, на мякине не проведешь. Когда же обвиняемый умолк, следователь открыто усмехнулся. Ну, и продувная же бестия, этот человек! Решил сознаться в первом убийстве, изобразив его при этом преступлением, совершенным из ревности, и думает таким путем снять с себя обвинение в предумышленном грабеже и, главное, в причастности к убийству своей жены! Да, это дерзкий маневр, свидетельствующий о недюжинном уме и воле. Но только все это ни в какие ворота не лезет!
— Послушайте, Рубо, уж не считаете ли вы нас младенцами?.. Изображаете себя этаким свирепым супругом, который в припадке бешеной ревности совершает убийство?
— Вот именно.
— Если поверить вашим россказням, вы, вступая в брак, и знать не знали об отношениях Северины Обер и председателя суда Гранморена? Ну, разве в это можно поверить? Напротив, все доказывает, что ваша женитьба — сделка, которую вам предложили и которую вы, все хорошенько взвесив, приняли. За вас отдают молодую девицу с приданым, воспитанную как настоящая барышня, ее опекун начинает вам покровительствовать, для вас не секрет, что он отказывает ей по завещанию загородный дом, и после этого вы тщитесь нас убедить, будто ничего, ровным счетом ничего не подозревали? Бросьте, вы все отлично знали, в противном случае ваш брак просто необъясним!.. К тому же достаточно привести лишь один факт, и все ваше построение рухнет! Ведь вы же вовсе не ревнивы, неужели вы и теперь еще рискнете утверждать обратное?
— Я вам правду сказал, я убил старика в припадке жестокой ревности.
— Хорошо, но тогда соблаговолите объяснить, почему, убив господина Гранморена, якобы за какие-то его прежние, весьма неопределенные и, к слову сказать, целиком вами вымышленные отношения с вашей женою, вы больше года сквозь пальцы смотрели на ее связь с Жаком Лантье, мужчиной в самом соку? Мне уже уши прожужжали разговорами об их интимных отношениях, да вы и сами не отрицали, что вам это известно… А ведь вы его даже ни разу не тронули — почему?
Рубо сидел понурившись, он смотрел прямо перед собой мутными глазами и не находил убедительного ответа. Наконец он пробормотал:
