Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
— Стойте, — окликнула Мария. Она бросилась вперед, схватила обеих женщин за плечи, повернула их и опять со всей яростью закричала в их замкнутые лица: — Сознавайтесь, за что Викки дает вам деньги? Сознавайтесь, стервы!
— Мы просим извинения, — отозвались они терпеливо. — Госпожа директорша меньше доверяла набожной женщине, чем вы, фрейлейн. Вы нас не стали бы слушать, а она выслушала. Она давала нам деньги только из осторожности. Если из-за пристрастия этой набожной женщины к водке с вашим ребенком что-нибудь приключится, все-таки мы обе тут на месте.
Мария поглядела на них еще с минуту; они сохраняли все то же туповатое выражение лица: возразить было нечего. Она отпустила их обеих, хотя не поверила ни единому их слову. Викки платила за что-то другое. Мария знала за что! Она взяла ребенка на руки и понесла в свою комнату. Ребенок, пока шумели, заснул. Когда мать укутала его и поцеловала, он открыл глаза, широко улыбнулся и обхватил ее ручонками за шею. Мария улыбнулась в ответ, ее глаза подернулись слезами, но из каких глубин шли эти слезы, было нелегко разобраться.
«Бежать! Взять ребенка и скорей на вокзал, — как мы приехали раньше сюда! Заверну его опять в свое старое пальто!» Она этого все же не сделала. «Бежать, пока не поздно». Но было поздно.
Она поняла: «Я должна остаться, потому что они меня держат. Я должна идти с ними дальше — должна их всех погубить, — осенило ее на мгновенье. — У меня над ними власть и сила, но и у них надо мной!..»
Это длилось одно мгновение. Тотчас вслед за тем Мария встретила в зеркале высокую женщину в вечернем платье — сверкающая кожа, высветленные волосы, темно-красные губы и белизна зубов; зубы и все, как на плакате при входе в «Гарем». И сразу успокоилась. Она видела: это уже не та Мария. Она не поедет к крестьянину, завернув ребенка в старое пальто, и не бросится, совершив кражу, под поезд. Как бы не так! Минутой позже она уже спала.
Около двенадцати Мария снова сидела у Бойерлейнов в отведенной ей комнате, и горничная Лисси по собственному почину осведомляла ее о взаимоотношениях супругов. Лисси должна была сообщать адвокату все, что касалось его жены, и получала за это деньги; но она не только выполняла свой долг: ей, по ее словам, доставляло истинное удовольствие участвовать в игре. Однако она не все понимала, что здесь разыгрывалось.
— Что вы скажете, фрейлейн? Муж ревнив, но когда ничего нет, его это тоже не устраивает. По-моему, это ненормально. В январе, в феврале я постоянно рассказывала ему что-нибудь новенькое, что Нутхен-Мутхен-Путхен проделывала с шофером. То есть в конце концов не так уж много! — Лисси оттянула пальцем нижнее веко. — Ведь это и меня касается: Эдгар — мой любовник. — При этих словах она резко выставила вперед локти.
Лисси радовалась, что может выговориться вволю.
— До чего люди лживы!
— Вы говорите про их кривлянья за обедом? — Мария не видела оснований делиться своими сведениями, хотя Лисси только того и ждала.
— Фрейлейн, зачем госпожа ездит к вам? — спросила она, наконец, напрямик. — Эдгар постоянно возит ее к вам. Он и сам осматривал квартиру. Но что там может быть такого?.. Все-таки когда-нибудь и я позволю себе заглянуть в окна.
— Вы тоже ничего не увидите, — сказала Мария. «Но услышите плач ребенка!» — подумала она. Ей очень не хотелось, чтобы Бойерлейн узнал про него. О делах семьи уже достаточно посудачили.
Лисси позвали. Мария осталась одна, и сразу ей стало не по себе.
Она впервые прямо признала, что ее вторая, ночная жизнь была более естественной.
«Милый бар, пристойный «Гарем»! — думала Мария, размышляя о семействе Бойерлейнов. — Все девушки там из деревни, от земли. Они справляют свое дело, и ни одна не желает другой зла, хотя бы та изо всех сил отбивала у нее клиентов. Отработав, они спят или выходят подышать свежим воздухом — вот и все. Перед их стойкой может сидеть на табурете «большой человек» или хоть беглый каторжник, опознанный ими, король преступников, но полиция через них ничего не разведает. Девушки при всей своей деловитости еще и романтичны».
Интриги Викки так же чужды благодушия, как и поведение ее мужа. В сущности Мария понимала здесь не больше Лисси, хотя сама была действующим лицом. Она говорила самой себе: «Они дурные люди! Но какая польза этим людям от их неискренности? Никакой: они только все сильнее запутываются. Они не доверяют друг другу, нарочно водят друг друга за нос и этим усиливают взаимное недоверие. Я же им нужна, чтобы у него было что-нибудь против нее, а у нее — против него; поэтому я должна здесь сидеть. Чтобы в конце концов все взлетело на воздух!»
То, чего она ждала, разразилось в тот же день. Бойерлейн, хозяин дома, вовремя явился к обеду. Раньше у него это было не в обычае.
— Что такое? Опять никого, кроме вас?
Точно он не знал заранее!
— Фрейлейн, придется нам сесть за стол одним.
— Что ж, можно. Я ведь знаю, что вы раз навсегда верны вашей жене. Но пошли бы вы лучше в ресторан, здесь вы не получите ничего, кроме камбалы!
— Вы заказали себе камбалу?
— Да.
— Кто, собственно, ваш друг?
— Моряк.
— Вы ему изменяли, пока он в плаванье? У меня подозрения насчет вас и Курта.
— Ну, скажем, с Куртом. Мой друг тоже мне изменил, — проговорила она вдруг и поглядела на собеседника.
Толстяк, как видно, ничуть не смутился.
— Искренне сочувствую! — пробурчал он. — С кем же?
«Что, если я ему расскажу? — подумала Мария. — Но он не поморщит своих жирных щек, и я никогда не выведаю, что он — не поверил или давно уже все знал?»
Бойерлейн между тем не отступал от занимавшего его предмета.
— Теперь Курт живет, говорят, с пожилой женщиной. Вы ее не знаете. Он это делает ради ее лавочки, насколько мне известно. Своеобразный метод. Как бы вы к этому отнеслись с деловой точки зрения? Должен сознаться… — Он не досказал. — Скажите, — начал он вместо того, — почему вы теперь всегда сидите в шапочке? У вас такие красивые пепельные волосы, если мне об этом разрешается упомянуть, а вы их наглухо прячете!
— А это из-за подбритых бровей. Шапочка дает более подходящую линию у лба.
Мария склонилась над работой. Ей было досадно на себя, что сердце у нее стучит. Адвокат знает о ее двойной жизни! Высказываться
