Галерея женщин - Теодор Драйзер
Надо сказать, в те годы немалое количество женщин с искореженной судьбой – и даже некоторое количество более-менее благополучных – обращали свои взгляды на поля сражений во Франции с идеей либо обрести там второе рождение или второе дыхание (как в духовном, так и в других смыслах), либо найти свою смерть. Сотни женщин пускались в опасную авантюру, почему бы и Регине было не оказаться среди них? Помимо всего прочего, отъезжавшие за океан вызывали большой общественный интерес и могли рассчитывать на сочувствие и щедрость простых обывателей. Уловив веяние времени, Регина не преминула обратить его себе на пользу. Она явилась к старому фармацевту, у которого в бытность свою заведующей часто закупала лекарства, и сообщила ему, что едет во Францию в качестве военной медсестры. Только вот незадача – нынче она на мели. Старичок, хорошо помнивший свою давнюю и совсем не мелочную клиентку, к тому же не чуждый патриотического порыва, широким жестом пригласил ее совершенно бесплатно взять у него все, что ей требуется. Грех не внести свою лепту в общее дело, когда такие потрясающие девушки, как Регина, отправляются на фронт спасать раненых. Она тотчас начала собирать средства первой помощи, которые в соответствии с заявленной целью могли ей понадобиться (и которые в действительности поставлялись в армию за казенный счет). Посреди своих сборов она внезапно остановилась и перешла к сути визита:
– Мм… э-э… доктор Кей, я только сейчас сообразила. У меня ведь нет никаких лекарств, а, по слухам, там с этим сложности. Надо бы прихватить с собой хоть что-нибудь. Не могли бы вы… э-э… дать мне немного… – последовал перечень из четырех-пяти наименований и под конец: —…и чуточку морфина? Говорят, его там днем с огнем не сыскать.
Мистер Кей замялся. К нему в аптеку что ни день наведывались инспекторы из разных надзирающих органов – муниципальных, окружных, федеральных. Борьба с препаратами, вызывающими наркотическую зависимость, стремительно набирала обороты. Он начал смущенно извиняться, мол, без рецепта никак, сейчас все очень строго. Регина обиженно поджала губы. Можно подумать, он не знает, что она дипломированная медсестра и до недавнего времени – до своего решения уйти на фронт – заведовала больницей. Хорошего же он мнения о ней, так-то он понимает ее цели и мотивы! С тем она незамедлительно проследовала к выходу. Сраженный ее тактикой, старик-фармацевт тут же дал задний ход, принес свои извинения и отсчитал ей тридцать гранул, взяв с нее обещание не подводить его и применять наркотическое вещество исключительно в рамках закона. Благодаря столь успешной операции Регина неделю или около того могла ни о чем не беспокоиться.
Представьте себе, вскоре после этого случая она и впрямь отплыла во Францию, где провела не меньше полугода. Завербовалась ли она медсестрой, и если да, то много ли от нее было толку, доподлинно не известно. Так или иначе, ей понадобилось указать доверенное лицо, на чье имя будет перечисляться ее армейское жалованье в течение всего периода службы. Свято веря (по словам Мари), что живой она не вернется, Регина переводила свои тридцать долларов в месяц единственному близкому человеку, Мари Редмонд. (С семьей она давно прервала всякую связь, а из друзей действительно осталась одна Мари.) Месяцев семь от нее не было никаких известий, а потом она внезапно объявилась – прислала записку из какой-то третьеразрядной нью-йоркской гостиницы, где, судя по всему, лежала больная и разбитая. Мари собрала все Регинины армейские чеки, которые сохранила в неприкосновенности, и отвезла подруге. Та жила в убогом номере с наглухо задернутыми днем шторами и расхаживала по нему взад-вперед в грязном коричневом свитере поверх ночной рубашки. От ее былой красоты почти ничего не осталось, а полное безразличие к своему внешнему виду и условиям жизни еще больше усиливало это впечатление. Сигаретные окурки, пепел, обугленные спички устилали не только пол, но и постель. На столе лежала колода замусоленных карт, на которых она гадала и раскладывала пасьянсы.
Как рассказала мне Мари со слов самой Регины, та сразу по приезде позвонила Лагранжу. Он один раз побывал у нее, оставил немного денег и с тех пор не выказывал ни малейшего желания возобновить общение. Вместо дружеской поддержки он посоветовал ей лечь в клинику, избавиться от порока и заняться делом. Совет был отвергнут, поскольку «жизнь того не стоит». Кстати сказать, она даже не подумала хотя бы частично оплатить внушительный гостиничный счет из денег, сохраненных Мари. Гостиница как-нибудь обойдется, а она нет. Деньги ей и самой нужны. Поскольку Регина еще не сменила военную форму на гражданское платье, а все вернувшиеся с фронта были героями для тех, кто никогда не нюхал пороха, в гостинице к ее долгу относились снисходительно. В один прекрасный день она просто вышла и не вернулась, оставив в номере все свои пожитки.
Рассказ о ее возвращении Мари завершила так:
– Я поняла, что она уже на той стадии, когда я не могу ей помочь. Я сама жила хуже некуда, но когда увидела, до чего она докатилась, мне стало так страшно, хоть беги! У меня возникло жуткое чувство, будто я могу подхватить от нее вирус несчастья и апатии, и с тех пор я начала сторониться ее. Это был страх, примитивный страх. Хотя я всегда восхищалась ее прошлыми достижениями.
Но это еще не конец истории. Довольно скоро о ней заговорили совсем в другом районе города, где произошел из ряда вон выходящий случай. В поисках пристанища Регина вспомнила об одной девице не самых строгих
