Галерея женщин - Теодор Драйзер
Несмотря на искреннее желание помочь беде, Мэри на сей раз повела себя умнее. Она дала понять, что готова посодействовать, но не раньше, чем сама посетит больного. Передавать наркотики через третьи руки – это верх профессиональной безответственности, пояснила она. Ей как минимум нужно удостовериться, что пациенту обеспечен надлежащий уход. Наверное, Мари и ее брат не будут возражать? В кои-то веки мошенница растерялась, но всего на долю секунды.
– Ну разумеется, какие могут быть возражения! Только… постой. Утром Мари везет его за город на несколько дней – подышать свежим воздухом. Я договорилась с друзьями, они заедут за ними на машине. А сейчас уже поздно, да и вообще… нынче он в плохой форме. Не стоит его беспокоить.
– Так, может, я загляну к ним с утра, до отъезда? – упорствовала Мэри. – В каком часу они едут?
– Да, лучше с утра. Только они уезжают в девять… Я говорила тебе, где они живут? – И Регина назвала адрес на самой дальней от Мэри окраине города.
Ввиду столь очевидных неудобств Мэри сдалась: упираться дальше фактически означало бы, что она не доверяет подруге. Скрепя сердце она снабдила Регину еще одной недельной дозой, после чего, дабы не усугублять подозрений, Регина оставила ее в покое. Прошел целый год, прежде чем Мэри встретила на улице Мари Редмонд и правда вышла наружу.
Затем Регина нанесла новый удар по этическим принципам Лагранжа. Об этом мне рассказала Мари, со слов самой же Регины, которая задним числом разоткровенничалась с ней. Дело было так. На протяжении всего описанного периода отношения между Региной и Лагранжем в той или иной мере поддерживались. Он по-прежнему был ее лучшим другом – сочувствовал ей, терпел ее выходки и не раз приходил ей на помощь. Иногда он навещал ее, но, конечно, ни сном ни духом не ведал, на какую скользкую дорожку она ступила. Она же втайне от него продолжала свои манипуляции с заменой морфина на стрихнин в пузырьке из его портативного набора. Но однажды, несмотря на всю изворотливость и ловкость рук, Регина на трое суток осталась без дозы. Вся надежда была на Лагранжа. Нужно любым способом заставить его прийти – и заграбастать его пузырек с морфином! Не в силах больше терпеть, она принялась названивать ему среди ночи по домашнему телефону. Ей очень плохо, пусть срочно приедет. Иначе она сойдет с ума. Опять нервы! Она этого не вынесет. Пусть вколет ей морфин, успокоит ее.
– Послушай, Регина, – укоризненно сказал он, – ты прекрасно знаешь, что на это я не пойду. Давай пришлю тебе успокоительное или снотворное.
– Нет, нет, нет! – истерически закричала она.
Если он не поможет ей – сейчас же! – она что-нибудь с собой сделает, и пропади все пропадом.
Это мгновенно сработало, как рассказывала мне Мари, и Лагранж примчался к Регине. Она действительно была не в себе – металась из угла в угол, заламывая руки, и молила о помощи. Уверившись в том, что обычными средствами тут не обойтись, он достал свой медицинский набор, разжег спиртовку и принялся стерилизовать иглу. Внезапно Регина остановилась как вкопанная, словно ее пронзила ужасная мысль:
– Нет, стой! Погоди, Уолтер! Это же… Это не морфин. Я совсем забыла.
– Не морфин?
– Нет. Это стрихнин.
Несколько секунд он ошарашенно молчал, а потом, словно почуяв неладное, тихо спросил:
– Почему ты считаешь, что это стрихнин?
– Потому что на днях, когда ты вышел в магазин купить мне кое-что, я вынула твою коробку… просто из любопытства… и пока вертела ее в руках, нечаянно просыпала пилюли в раковину. Я боялась, что ты разозлишься, и заполнила пузырек стрихнином. Боялась, что ты разозлишься…
– Вот оно что! – Лагранж резко сел на стул. – Понятно. А ты… Ты, случайно, не воспользовалась этим морфином?
– Нет, что ты! Как ты мог подумать? Я ничего не принимала!
Лагранж оцепенело сидел на месте. Он давно опасался чего-то подобного. Что бы ни привело к такому итогу – профессиональная непригодность, банальная бесчестность, моральное падение, – для него это было уже чересчур. Он чувствовал себя как оплеванный. После этого признания он старался всячески отгородиться от Регины, которую отныне считал способной на любую подлость. Но в тот вечер, хорошо понимая, в каком она состоянии, он сходил за морфином и вколол ей нужную дозу, строго-настрого предупредив, чтобы больше она на него не рассчитывала. Если она наркоманка (с чем она упорно не желала соглашаться), то пусть ложится в клинику – или добывает свое зелье где хочет, а его увольте!
Возможно, он и был готов порвать с Региной, но она не была готова порвать с ним, хотя и сознавала, что его любовь переродилась в формальную, сухую обязанность. Скорее всего, под действием наркотика Регина вскоре заявила одной из сестер Редмонд, что ненавидит его и он поплатится за свое поведение.