Портрет леди - Генри Джеймс
Должно быть, Ральф догадался об этом, и тем более было странным, что он ничего не сказал. После трех дней молчания Изабелла начала терять терпение – даже если ему совсем не по душе объясняться с ней на эту тему, должен же он, в конце концов, хотя бы ради приличия сделать это? Мы знаем Ральфа гораздо лучше, чем его кузина, и потому можем легко предположить, что в течение первых часов после приезда в палаццо Кресчентини перечувствовал молодой человек. Мать буквально на пороге обрушила на сына эту великую новость, после которой на Ральфа повеяло холодом, да таким, что с ним ни в какое сравнение не шел прохладный поцелуй, которым мать его встретила. Ральф был потрясен, унижен; все его расчеты оказались неверными, а судьба кузины загублена. Он блуждал по дому, словно потерявший управление корабль, или сидел в саду в огромном кресле, вытянув свои длинные ноги, откинув голову и надвинув шляпу на самые глаза. Он ощущал, как у него леденеет сердце – хуже и представить себе ничего было нельзя. Что он мог сделать? Что сказать? Если Изабеллу не остановить, может быть, притвориться, что это ему по душе? Или попытаться уговорить ее? А есть ли уверенность, что эта попытка окажется успешной? Постараться убедить ее в том, что человек, искусному обольщению которого она поддалась, недостоин ее, стоило бы, если быть уверенным, что она послушает его. Иначе он просто проклянет себя. Ему одинаково трудно было и выказать свои чувства – и умолчать о них; невозможно было и примириться со всем этим, и противиться без надежды на успех.
Он знал – или, скорее, догадывался, – что новоявленная пара ежедневно освежает свои обоюдные клятвы. Озмонд сейчас редко появлялся в палаццо Кресчентини, но Изабелла встречалась с ним каждый день где-то еще, поскольку теперь, когда об их помолвке было объявлено, она имела полное право на это. Девушка наняла на месяц карету, чтобы не брать экипаж у тетушки, поскольку та не одобряла ее, и уезжала по утрам за город. В начале дня пригороды были пустынны, и наша молодая леди в сопровождении своего возлюбленного, который присоединялся к ней в самых тихих местах, прогуливалась в тени итальянских рощ и слушала соловьиные трели.
Глава 34
Однажды утром, вернувшись с прогулки за полчаса до завтрака, Изабелла вышла из кареты и вместо того, чтобы направиться вверх по огромной лестнице, пересекла двор, прошла под еще одной аркой и очутилась в саду. В этот час он был просто великолепен. Полуденный зной окутал его тишиной; теплые тени были неподвижны, и сквозь них стремились пробиться горячие лучи. Ральф сидел в полумраке у пьедестала статуи Терпсихоры – танцующей нимфы с тонкими пальцами и раздувающимися одеждами в стиле Бернини[64]; поза его излучала такую расслабленность, что девушка сначала даже подумала, что он спал. Ее легкие шаги по траве его не потревожили, но, прежде чем повернуть назад, она остановилась и пристально посмотрела на него. В это мгновение он открыл глаза. Изабелла опустилась рядом с кузеном в такое же кресло. Хотя, досадуя на него, Изабелла обвиняла Ральфа в равнодушии, она не могла не видеть, что его что-то угнетает. Правда, девушка относила это частично к его ухудшающемуся состоянию здоровья, частично – к некоторым проведенным им сомнительным мероприятиям, касавшимся наследства, и, как сказала Изабелле отнюдь не одобрившая их миссис Тачетт, теперь они также встретили противодействие со стороны остальных акционеров банка. Миссис Тачетт считала, что молодой человек должен был отправиться в Англию вместо того, чтобы приезжать во Флоренцию. Он не был там уже несколько месяцев, и дела банка интересовали его не больше, чем события в Патагонии.
– Простите, что разбудила вас, – произнесла Изабелла. – Вы выглядите усталым.
– Так оно и есть. Но я не спал, а думал о вас.
– Именно это вас и утомило?
– Ну да! Как любые бесплодные усилия. Дорога длинная, и я никогда не доберусь до цели.
– Куда вы хотели бы добраться? – поинтересовалась Изабелла, закрывая зонтик.
– К пункту, где я мог бы сам понять, как отношусь к вашему замужеству.
– Стоит ли слишком много думать об этом? – беззаботно произнесла Изабелла.
– Вы хотите сказать, это не мое дело?
– До определенной степени – да.
– Вот эту степень мне и хотелось бы определить. Вы ведь имеете право обвинить меня в неучтивости? Ведь я еще не поздравил вас.
– Конечно, я это заметила и удивлена вашему молчанию.
– Тут множество веских причин. Сейчас я вам объясню, – проговорил Ральф.
Он снял шляпу, положил ее на землю, выпрямился и некоторое время молча смотрел на Изабеллу. Потом откинулся назад, прислонился головой к пьедесталу статуи и уронил руки на подлокотники. Было видно, что он испытывает неловкость и колеблется. Изабелла тоже молчала; когда кто-то рядом испытывал смущение, она обычно испытывала сочувствие, но сейчас она решила ни словом не помогать кузену.
– Я все еще не могу прийти в себя, – произнес он наконец. – Вот уж ни за что бы не поверил, что вы можете так легко пойматься на удочку.
– Не понимаю, почему вы говорите, будто меня «поймали».
– Потому что вы собираетесь войти в клетку.
– Раз мне это нравится, это не должно вас тревожить, – сказала Изабелла.
– Вот это меня и удивляет. Вот об этом-то я и думаю все время.
– Если думаете и вы, то можете себе представить, сколько думала я! Пока не убедилась, что мне нужно именно это.
– Вероятно, вы сильно изменились. Год назад вы ценили свою свободу выше всего прочего. Вы хотели одного – познавать окружающий мир.
– Я познала достаточно, – ответила Изабелла. – И уже не испытываю страстного желания продолжать.
– Я не ожидал этого. Я думал, что, бросив беглый взгляд, вы захотите ознакомиться с ним подробнее.
– Я поняла, что это невозможно. Каждый должен выбрать свой уголок земли и возделывать его.
– Я тоже так считаю. Но этот уголок нужно выбрать по возможности тщательнее. Всю зиму, читая ваши светлые письма, я и представить себе не мог, что вы уже выбирали! Вы не обмолвились об этом ни словом, и ваше молчание ослабило мое внимание.
– Так вы ожидали, что я стану писать вам о подобных вещах? Но, кроме всего прочего, откуда я могла знать, что случится? Все произошло позже. Но если бы ваше внимание не было усыплено, что бы вы сделали?
– Я бы сказал: «Подожди еще немного»[65].
– Подождать чего?
– Чтобы все прояснилось, – сказал Ральф с глуповатой
