Проспер Мериме - Два наследства, или Дон Кихот. Дебют авантюриста

Луи. Все идет наилучшим образом. Я могу считать дело решенным?

Г-н Севен: Хотел бы я быть столь же уверен в том, что через час мы сядем ужинать.

Луи. Значит, я могу ему сообщить?

Г-н Севен. Если хотите… но тогда уж скажите ему, что это я говорил с министром.

Луи. Безусловно… но зачем?

Г-н Севен. Низачем. Пойдемте. Мы успеем прогуляться по саду. Как эти прекрасные волосы долго сохнут!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Терраса. Почти темно. Восходит луна. Простой стол с чашками и кофе.

Саквиль, Луи, Г-н Севен.

Луи. Правило без исключения, дядюшка: у женщин никогда не найти сносного вина. Шампанское было сладковатым, бордо слишком молодым, и то и другое фабричные. Что скажет Севен?

Саквиль. Я не заметил.

Луи. Охотно верю. Вы не пили и не ели.

Саквиль. Я не знал, что ты чревоугодник. Редкость в твоем возрасте.

Луи. Это мой самый маленький недостаток; но сегодня все чревоугодники… даже Севен, этот будущий святой.

Г-н Севен. Еда — самое невинное удовольствие, однако, если подумать обо всех тех несчастных, для которых крошки с нашего пиршественного стола…

Луи. Вы совершенно правы; но не будем об этом, особенно после ужина. Это мешает пищеварению. Пока дамы пошли за своими шалями, не раскурить ли нам легкую сигару? А, дядюшка?

Саквиль. О, здесь это невозможно.

Луи. В деревне маркиза такое допускает. Возьмите эту, на вид она недурна.

Саквиль. По возвращении в Париж.

Луи. Там есть еще. Давайте, это здесь принято. Во время прогулки по аллее. Я вам не предлагаю, Севен?

Г-н Севен. Ах, Господи! Нет.

Саквиль и Луи уходят; возвращаются маркиза, Жюли и мисс Джексон.

Маркиза, г-н Севен, Жюли, мисс Джексон.

Маркиза. Ну, конечно, наши господа уже ушли? А с нами, как всегда, остается наш верный господин Севен. Тогда позаботимся о нем хорошенько.

Г-н Севен. Не понимаю этих господ, что покидают дам ради струйки дыма. Все пошло из Греции. Иксион был первым, кто покинул богиню, чтобы бежать за облаком.

Жюли. Господин Севен, держу пари: если подумать, то про этого Иксиона с его облаком можно сложить эпиграмму. Ну-ка, попробуйте! А я, покуда моя маменька заботится о вас, позабочусь о полковнике и отнесу ему кофе.

Маркиза. Нет, Жюли, останься, они сейчас вернутся. Не стоит приучать мужчин к попустительству их дурным привычкам… Ах, господин Севен, как прекрасна сегодня луна!

Г-н Севен. Да, когда я нахожусь в сельской местности в такую ночь, как эта, — тихую, спокойную, величественно освещенную бессмертным светом, мне кажется, я вижу глаз всемогущего духа, бдящего над уснувшей природой.

Жюли. Он что, одноглазый, ваш дух?

Маркиза (строго). Жюли!

Мисс Джексон. О мисс Джулия!

Г-н Севен. Мадемуазель, я всегда первый смеюсь вашим шуткам, когда они относятся только ко мне; но эта… поистине, она недостойна вас.

Маркиза. Заслуженный упрек. Не знаю ничего более презренного, чем высмеивать высокие и святые понятия. Это признак недалекого ума и, уж извини меня, дочь моя, жестокого сердца.

Жюли. Не сердитесь, маменька; господин Севен, я больше не буду. Продолжайте же, вы импровизировали.

Г-н Севен. Полковник кажется очень приятным человеком… хотя и несколько далеким от цивилизации… Это удивительно, что он так долго пробыл в Африке.

Маркиза. Ему там нравится.

Жюли. Я понимаю теперь, почему его называли Дон Кихотом. Он всегда готов бороться с несправедливостью… И еще я держу пари, что в Алжире у него есть Дульсинея.

Маркиза. Ты опять?!

Жюли. Впрочем, это мне в нем особенно нравится. Знаете ли, о чем я думала во время ужина?.. О том, что гораздо лучше три или четыре раза в неделю рисковать жизнью в Африке, чем прогуливаться в желтых перчатках по Итальянскому бульвару.

Г-н Севен. Ах, мадемуазель, я вас тоже приглашаю сочинять эпиграммы.

Жюли. Я не имела в виду вас, господин Севен. Вы, по крайней мере, ходите на проповедь, и вы секретарь всех благотворительных комитетов, распорядитель всех благотворительных балов; это еще более почетно, чем совершать набеги… О, надо у него спросить, как они совершают набеги!

Г-н Севен. Кстати, вот эти господа и возвращаются, сейчас они нас окурят.

Те же, Саквиль, Луи.

Маркиза (обращаясь к Саквилю). Признайте, полковник, ваша африканская луна не столь прекрасна, как эта.

Саквиль. Парижская луна всегда была для меня самой прекрасной…

Жюли. Полковник, мы говорили о набегах. Мне бы хотелось увидеть хоть один. Что вы делаете со всеми этими захваченными арабскими женщинами?

Маркиза (вполголоса, обращаясь к Жюли). Хватит…

Саквиль. Их помещают в палатку вместе с детьми. У дверей стоит дюжина пеших солдат со старым сержантом, истинным мусульманином. Приказ — пробить голову любому, кто осмелится прикоснуться к покрывалу пленницы.

Жюли. Очень по-рыцарски. Но почему истинный мусульманин?

Саквиль. Потому что мусульманин лучше будет соблюдать обычаи своих соотечественниц. Он побоится оскорбить женщину даже взглядом.

Жюли. О!

Г-н Севен. Вам не по душе эти мусульманские манеры, мадемуазель?

Жюли. Немного.

Саквиль. Я заметил, что арабы были признательны мне за то, что я давал себе труд отвести глаза, если передо мной возникала одна из их женщин. С ними надо всегда быть осмотрительным, и лучший способ заставить себе подчиняться — это проявить уважение к их нравам и религии.

Г-н Севен. Мне кажется, с этим уважением немного перестарались.

Саквиль. Как это, сударь?

Г-н Севен. Ни малейшей попытки просветить их! Напротив того, им строят мечети, издают их Кораны.

Жюли. Ах, Коран — это прекрасная книга. Там есть строки, которые мне очень нравятся.

Саквиль. Таким образом мы демонстрируем им нашу терпимость. Что до меня, то я высоко ценю истинных мусульман и уверен в своих солдатах, если знаю, что они совершают молитву в предписанные часы. Признаюсь, что несколько раз я испытывал стыд за наших французов, занятых совсем иным.

Г-н Севен. Это не моя вина. Я уже давно прошу, чтобы в наши войска посылали священников.

Саквиль. Вам пришлось бы поехать в Африку, чтобы обращать их.

Г-н Севен. О сударь…

Маркиза (вставая). Господин Луи, я должна вам кое-что сказать. Дайте вашу руку… (Вполголоса.) Мне сегодня передали, что госпожа де Понтье умерла! Это правда?

Луи. Чистая правда, сударыня. Вы, несомненно, знаете, что она оставила…

Уходят.

Жюли. Давайте тоже прогуляемся? Полковник, я возьму вас под руку, и вы расскажете мне об Алжире.

Саквиль. Лучше уж вы расскажите мне о Париже.

Уходят.

Г-н Севен. Последуем за ними, мисс Джексон? Поистине, эта бедняжка мадемуазель Жюли с каждым днем становится все несносней. Эти причуды, эта язвительность!..

Мисс Джексон. О господин Севен!

Уходят.

Маркиза (возвращается с Луи).…И что удивительно, он ничего не сообщил мне в своем письме. Впрочем, я уверена, он о вас позаботится.

Луи. Вы можете в этом сомневаться? Во-первых, он должен понимать, что это в некотором смысле… несправедливо… поскольку, в конце концов, кузина де Понтье была дальней родственницей моей матушки… дядюшка, по правде сказать, не состоял с ней в родстве… Вы могли бы ему намекнуть…

Маркиза. Это слишком деликатная тема для обсуждения… Впрочем, необходимо, чтобы я сказала ему об этом несколько слов… В его характере столько благородства, что он сам ощутит…

Уходят.

Саквиль (возвращается с Жюли).…Всадники в самых роскошных одеждах выезжают им навстречу на великолепных конях, которые танцуют под ними. Они стреляют из ружей и испускают крики радости. И вправду, прелюбопытное зрелище.

Жюли. Это, должно быть, великолепно! Мне бы хотелось посмотреть.