Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

— Тогда в чем дело? — выпалил Марко, ведь и он тоже задавал себе этот вопрос снова и снова. — Почему мне так трудно читать?

— Расскажи, что происходит, когда ты читаешь.

Уязвленный Марко вздохнул:

— Не знаю.

— Что ты видишь на странице?

— Какую-то белиберду.

— Может быть, дело в плохом зрении? Может, тебе нужны очки?

— Нет, вижу я хорошо. — Этот вариант Марко уже отмел.

— Что происходит, когда ты пишешь?

— Я не знаю, что писать. Не знаю, как это должно выглядеть.

— Уверена, что смогу тебе помочь.

— А я уверен, что нет. — Марко зашагал быстрее. — Давай я лучше расскажу тебе план. Это сейчас самое главное.

Марко и Элизабетта добрались до Фоссоли, отыскали виноградник и улеглись на живот между рядами винограда, скрывшись за густым кустарником. Транзитный лагерь располагался прямо напротив, но достаточно далеко, чтобы их не заметили. Огни лагеря, неестественно яркие во мраке деревенской местности, освещали ночное небо. Обзор был свободным, поскольку виноград уже собрали, а землю между рядами обработали.

Марко, проводя рекогносцировку, изучал транзитный лагерь в бинокль. Лагерь представлял собой длинный прямоугольник, вытянутый вдоль Виа-деи-Грилли с востока на запад и окруженный забором, в три ряда обмотанным колючей проволокой. Не было ни сторожевых вышек, ни будок охраны. Тюремные бараки — длинные кирпичные строения с маленькими квадратами окон — располагались рядами на восточной стороне лагеря перпендикулярно дороге. В одном ряду было десять бараков, а всего рядов — восемь. В центре лагеря лежал проход, который шел параллельно Виа-деи-Грилли.

Марко перевел бинокль на западную сторону лагеря, где располагались небольшие строения, — очевидно, штаб и казармы для охраны. За лагерем с юго-западной стороны, вдоль Виа-Ремезина, находилась строительная площадка, похоже, там немцы возводили новую секцию. Они вырыли котлован под фундамент, выложили его досками. Рядом с настилом и лопатами, кирками, совками и другими инструментами были сложены кирпичи, доски и прочие строительные материалы.

Марко снова наставил бинокль на лагерь. Уже стемнело, заключенных не было видно, похоже, они ушли в бараки. Немцы охраняли периметр лагеря, часовые стояли у каждого восьмого столба. Кое-кто из караульных наблюдал за обстановкой, другие курили. Один направился к южным воротам, исчез в темноте и вскоре появился снова, застегивая ремень: похоже, ходил отлить.

— Что видно? — прошептала Элизабетта.

— Лагерь, всякие детали. Чего-то такого я и ждал.

— Можно посмотреть?

— Ага. — Марко протянул ей бинокль, и Элизабетта поднесла окуляры к глазам.

— Какой он большой…

— Да не очень.

— И охраны много.

— Не так уж и много.

— Уверен, что все получится? — Элизабетта нахмурилась, опустив бинокль.

— Угу, — ответил Марко, хотя уверен он вовсе не был. — Давай я пойду один. Говорю же: это слишком опасно.

— Нет, я хочу с тобой. Для успеха тебе нужна я!

— Я могу и другой план придумать. Точно идешь?

— Да. — Элизабетта снова подняла бинокль.

Немного выждав, они стали в свете луны подбираться к лагерю, пересекли виноградник и лошадиное пастбище. Вскоре заметили большую acetaia с небольшим каменным домиком, амбаром, курятником и двумя сарайчиками. Пробравшись сквозь ряды винограда к этим сараям, Марко включил фонарь и посветил внутрь.

В первом стояли бочки из-под balsamico, которые воняли перебродившим уксусом, а в другом — сложенные джутовые мешки. Марко с Элизабеттой выбрали последний сарай и вошли внутрь. Воздух там был затхлый, с низких стропил свисала паутина.

Марко подсветил мешки фонарем.

— Можем поспать здесь. А на рассвете уйдем.

— Ладно. — Элизабетта уселась на земляной пол, опершись спиной о мешки. — Я так устала, что могу и сидя заснуть.

— Я разбужу тебя, когда пора будет выдвигаться. Я никогда не просыпаю. — Марко сел с ней рядом, выключил фонарь, и их окутала темнота. Вскоре его глаза привыкли к освещению. В маленькое окно пробивалась лунная дорожка.

Элизабетта ничего не ответила.

Посмотрев на нее, Марко обнаружил, что она уже спит. Он вздохнул, а затем окунулся в собственные страхи и сомнения. Им предстояла опасная задача, шансов на успех было мало. Марко готов был отдать свою жизнь за Сандро и Массимо, но никогда не простит себе, если что-нибудь случится с Элизабеттой. Он задумался, не улизнуть ли, пока она спит, не провернуть ли все в одиночку, но ему нужна была подмога. А уж в какую ярость придет Элизабетта…

Он откинулся на мешки, закрыл глаза и мысленно прорепетировал свой план. Завтрашний день был очень важен, и чем больше Марко об этом думал, тем меньше вспоминал о смерти отца и Джеммы.

Глава сто двадцать пятая

Элизабетта шла по Виа-Ремезина, покачивая бутылкой вина, которую несла в руке. Над виноградниками жужжали пчелы, в воздухе пахло перебродившим уксусом и свежевскопанной почвой. Стояло солнечное воскресенье, отличный денек для юной девушки, желающей навестить бабушку и дедушку: такова была легенда. Это был следующий шаг их плана, и его успех зависел только от нее. Элизабетта почистила платье и причесалась, ведь ей нужно было выглядеть превосходно. Марко в овраге наблюдал за ней в бинокль.

При виде солдат с собаками возле лагеря ей стало не по себе. Несколько немцев охраняло группу заключенных, которые трудились на стройплощадке на задворках лагеря. Рядом стояли грузовики с перепачканными грязью шинами, тут и там лежали доски и инструменты. Элизабетта подошла к стройке, и собаки залаяли на нее.

Охрана и заключенные смотрели, как она проходит мимо. Узники вскоре снова занялись делом, а немцы улыбались или подмигивали ей. Один даже послал Элизабетте воздушный поцелуй, и та в душе передернулась, но помахала ему в ответ.

Она шагала дальше, неустанно напоминая себе, что должна сыграть важную роль. Узнав, как отцу сломали руки на самом деле, она обрела новые силы. Больше Элизабетта его не стыдилась, напротив, она им гордилась. Он пожертвовал собой в борьбе с фашистами. И теперь, внося свой вклад в борьбу с нацистами, она еще больше ощущала себя его дочерью.

Элизабетта дошла до конца стройплощадки, прошагала вдоль обочины лагеря и свернула направо на Виа-деи-Грилли, направляясь к главному входу. Немцы, что сновали в штаб и обратно, останавливались посмотреть, как она идет мимо, они улыбались и махали ей. Элизабетта тоже улыбнулась и помахала в ответ. Ворота были открыты для проезда машин на стройку, и группа солдат выскочила наперерез Элизабетте, приветствуя ее на немецком и ломаном итальянском.

Она улыбалась, махала им и смотрела в глаза как можно большему числу солдат, поскольку ей требовалось, чтобы ее запомнили. Она никогда не умела флиртовать, но в этом не было необходимости: немцы, похоже, истосковались по женскому вниманию. Внезапно один из псов, оскалившись, бросился на нее.

Элизабетта испуганно отскочила назад.

— Ой!

— Прости, прости, фрейлейн! — залопотал немец на ломаном итальянском. Он отругал пса, и тот затих. — Он очень дружелюбный! Хочешь погладить?

— Вот уж нет, спасибо, — скорчила забавную мордочку Элизабетта. Немцы, явно ею очарованные, рассмеялись.

— Живешь поблизости, мисс?

— Нет, тут бабушка с дедушкой живут. Иду в гости! — Элизабетта была рада, что сумела произвести на них впечатление. — Ну, мне пора. До свидания.

— Может, еще к нам заглянешь?

— Постараюсь, — ответила Элизабетта, зная, что вернется куда раньше, чем они думают.

Глава сто двадцать шестая

Уже почти наступила полночь. Марко и Элизабетту, которые плашмя лежали в овраге, окутала темнота. Марко смотрел в бинокль, наблюдая за лагерем. Заключенных развели по баракам. На стройплощадке царила тишина. Немцы охраняли периметр лагеря.