Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман

– Не цыплята, – смешливо согласилась Гертруда, – вы у нас оба, что называется, слетки. Но родное гнездо у вас всегда за спиной, милые мои…  – держась за руки, мать и дочь пошли в столовую.

– Новая музыка…  – завывая, провозгласил диджей, – Рэй Чарльз, I can’t Stop Loving You…

Сабина хихикнула:

– У него такой сильный акцент, что лучше бы он сразу говорил по-немецки…  – вспыхнул огонек сигареты. Зажав в зубах окурок, Инге потряс шейкером:

– Shaken, not stirred…  – девушка согнулась от смеха, – видишь, бэби, у меня давно нет акцента…  – устроившись на циновках, они задернули холщовые занавески. Сквозь ткань пробивались разноцветные блики фонарей, по деревянному настилу стучали каблуки танцующих. Мартини полился в замороженный бокал. Сабина немедленно подцепила оливку шпажкой:

– И еще одну, – потребовала она, – нет, две, и маринованную луковичку…  – ее губы пахли солью и джином:

– Я был дурак, милая, – неслышно сказал Инге, – мне до сих пор стыдно, какой я был дурак…  – Сабина ласково погладила рыжие волосы мужа:

– Я тебя понимаю…  – потягивая мартини, она свернулась клубочком в его руках, – ты был один, далеко от меня…  – Инге залпом выпил свой коктейль:

– Генрик тоже был один, – мрачно сказал доктор Эйриксен, – и тоже без Адели, но он устоял перед комитетской фальшивкой, а я нет…  – выслушав их по телефону, тетя Марта задумалась:

– Сейчас что-то обсуждать бесполезно, – наконец, сказала женщина, – подождем, пока вы приедете в Лондон. С Генриком я тоже поговорю. Это очень важные сведения, спасибо вам большое…  – Инге не знал, имела ли так называемая Дора отношение к Левиным:

– Она напоминала тетю Розу, но это могло быть совпадением. Сведения о Левиных никак не проверить. Пенг мог ошибиться в фамилии, он был ребенком и плохо говорил по-русски, если вообще говорил…  – им оставалось только ждать возвращения в Лондон:

– Сразу после последнего представления оперы, – решительно сказала Сабина, – у меня еще пара интервью, встречи с закупщиками, но долго здесь болтаться нет смысла…  – в Лондон они летели все вместе. Отдернув занавеску, Сабина прищурила темные глаза:

– Смотри, Генрик снял смокинг…  – свояк наотрез отказался приходить на вечеринку в костюме, – и бабочка у него развязалась…  – маэстро закатал рукава рубашки:

– Он иногда так делает в конце концертов, выходя играть на бис, – смешливо отозвался Инге, – завидев его не при параде, барышни и дамы заваливают рояль букетами…  – свояк настаивал, что будущее классической музыки лежит именно в близости исполнителей к аудитории:

– Придет время, когда пианист или скрипач появится на сцене в джинсах и никто и глазом не моргнет, – говорил Генрик, – более того, я с удовольствием поиграю на вокзале или на станции метро. Люди должны слышать классику не только в концертных залах…  – Инге тоже высунул голову наружу:

– Он танцует с малышкой, первым пажом…  – Сабина кивнула:

– Костюм у нее самодельный, но видна хорошая рука. Ей идет красный цвет. Адели тоже, хотя она сегодня в черном…  – сестра носила плащ ведьмы. Темные, распущенные по спине волосы украшала обвитая кружевом шляпа. Сабина выбрала восточный халат, расшитый бисером и кожаные туфли с загнутыми носами. Примеряя тюрбан, Инге заметил:

– Не знаю, были ли рыжие шейхи, поэтому волосы лучше закрыть…  – он тоже носил арабский халат. Потянувшись, Сабина поцеловала его в нос:

– Ты похож на Лоуренса Аравийского в новом фильме…  – афиши ленты еще не появлялись, но Сабина через знакомых на британских студиях слышала о будущей премьере:

– Они решили не снимать в Израиле, – усмехнулась девушка, – поедут в Иорданию, дядя Авраам им не пригодится…  – она завязала ткань тюрбана:

– Я уверена, что были и рыжие шейхи и рыжие султаны. Тебе очень идет, мой милый…

Адель танцевала с кем-то из музыкальных журналистов:

– Она и здесь дает интервью…  – Сабина ссыпала в карман халата горсть орехов, – знаешь, я бы не отказалась от кофе…  – теплое дыхание защекотало ей ухо:

– От кофе и чего-то еще. Пойдем, пойдем…  – Инге потянул ее за собой, – надеюсь, не во всех комнатах квартиры притаились парочки…  – занавеси колыхнулись.

Генрик проводил глазами яркое золото халатов:

– Они всегда сбегают с вечеринок. От Адель такого не дождешься. Она трудится, словно пчела, болтает с журналистами, с агентами, с импресарио…  – ловко закружив малышку Брунс, Генрик весело сказал:

– Значит, договорились. В воскресенье свободный день, репетиций нет. Будьте готовы к девяти утра, я отвезу вас на побережье…  – Генрик заказал номер в отличном отеле, в сонной деревушке Фридрихскоге:

– У них собственная ветряная мельница, камин…  – он скрыл улыбку, – ночи сейчас еще прохладные…  – жене он объяснил, что хочет подышать свежим воздухом:

– Разумеется, – рассеянно отозвалась Адель, изучая свой маникюр, – ты устал, ты выступаешь каждый день. Отдохни, мой милый…  – малышка с готовностью кивнула:

– Спасибо, маэстро. Девочкой я росла в рыбацкой деревне, но потом мы переехали на ферму. Я очень люблю море…  – Магдалена боялась подумать о том, что может случиться:

– Он женатый человек…  – девушка искоса посмотрела на миссис Майер-Авербах, – но, кажется, я ему действительно нравлюсь. С ним легко, как с Иоганном, словно он мой старший брат…  – музыка перешла в быстрый рок. Маэстро подмигнул Магдалене:

– Думаю, пришло время выпить. Сейчас я принесу шампанское…  – девушке только этим Рождеством стали позволять половину бокала за праздничным столом. Присев на расшитые подушки, Магдалена услышала рядом хрипловатый голос:

– Этот год принесет вам благополучие, но остерегайтесь непродуманных решений…  – девушка хмыкнула:

– Гадалка. Она, кажется, настоящая цыганка, но в такое нельзя верить, это ерунда…  – Магдалена вздрогнула. Бесцеремонная рука, протянувшись из-за ее плеча, схватила ладонь девушки. Пестрая ткань платья сбилась. Магдалена увидела на морщинистой коже выцветший номер:

– Гитлер отправлял в лагеря не только евреев, но и цыган…  – успела подумать девушка. Из-под платка, замотанного вокруг головы цыганки, виднелись седые пряди. Магдалена хотела отдернуть руку, женщина удержала ее:

– Стой…  – она подняла темные, блистающие огоньками свечей, глаза:

– Остерегайся женщины в черном плаще, – тихо сказала цыганка, – в плаще и маске. Она принесет вам смерть. Твой брат…  – она оглянулась, – твой брат здесь, но ты его не скоро увидишь…  – Магдалена пожала плечами:

– Мой брат дома, я его увижу через неделю…  – цыганка упрямо повторила: «Твой брат здесь».

Добравшись до станции Даммтор, Герберт Штрайбль быстро нашел здание университетской библиотеки. В афишке указывалось, что встреча состоится в кафе:

– Третий подъезд, пройти через холл и направо…  – холл облепили объявлениями о репетиторстве, о поисках соседей по квартире, о продаже подержанных вещей. Герберт задержался у черно-белого плаката:

– Воскресная ярмарка в пользу кубинской революции…  – на фотографии улыбался команданте Че Гевара, – собранные деньги передаются в фонд помощи борцам за свободу. Буфет с кубинскими блюдами, лимонад, живая музыка…  – в воскресенье Герберта ждала месса в католическом соборе, в компании отца:

– Адольф в церковь не пойдет, он вообще редко появляется в храме, а герр Краузе занят делами…  – Герберт подумал, что надо исповедоваться. Щеки юноши запылали:

– У Адольфа это было не в первый раз, но грех заниматься такими вещами. То есть за деньги грех. Эти девушки, – он опустил глаза, – если бы не такие, как мы, они бы могли учиться в университете или работать. Они из бедных семей, получается, что мы их используем…

В школе на уроках истории Герберт слышал о Карле Марксе. «Коммунистический Манифест» домой было никак не принести:

– Папа скорее разрешит мне читать журнальчики, вроде купленных Адольфом, чем такую книгу…  – на юношеском абонементе в публичной библиотеке Мюнхена