Семь престолов - Маттео Струкул
Против них бился раненый Никколо Пиччинино вместе с несколькими верными боевыми товарищами. Кондотьер еле держался на ногах, но все же отражал удары противников. Его кирасу заливала кровь. Похоже, его ранили в плечо: на правой руке не осталось ни наруча, ни наплечника.
Увидев спешащих ему на помощь рыцарей, Пиччинино утроил усилия.
— Держитесь, солдаты! Капитан Франческо Сфорца с нами! — выкрикнул он, со всей силы рубанув мечом противника и повалив его на землю. Затем в отчаянном стремлении спастись Пиччинино мгновенно, словно кошка, запрыгнул на коня, которого подвели к нему люди Сфорцы, а сам Франческо и его рыцари продолжили сражаться.
Пиччинино увидел, как один из венецианцев раскинул руки и запрокинул голову, когда миланец пронзил его мечом со спины. Другой солдат неприятеля рухнул под ударом боевого цепа. Третьего соратники Сфорцы разрубили пополам.
Это была настоящая бойня. Пока венецианцы падали один за другим, Никколо Пиччинино обратился к капитану, пытаясь перекричать лязг железа:
— А дальше что будем делать?
Франческо Сфорца поднял забрало, посмотрел прямо в глаза Никколо своим холодным спокойным взглядом и спросил:
— Что стало с вашей армией и с войском Карло Малатесты?
— Всех разбил Карманьола.
— Вы смогли нанести урон венецианцам?
— Небольшой. Если мы двинемся в сторону Ураго, то подставимся под удар основных венецианских сил. Мы чудом остались в живых.
— А остальные? — спросил Сфорца, похоже не до конца веря собственным глазам.
— Убиты или взяты в плен.
— Малатеста?
— Одно из двух.
Франческо Сфорца еще раз взглянул на Пиччинино и покачал головой.
— Отступаем! — крикнул он своим бойцам. — Я и так потерял слишком много людей, а сейчас у нас каждый человек на счету.
Не говоря больше ни слова, капитан развернул лошадь и вместе с Пиччинино и оставшимися солдатами поспешил в сторону Орчи-Нови. Нужно было скрыться, пока Карманьола и его отряды не кинулись вслед за ними, словно темные ангелы смерти.
ГЛАВА 7
САН-НИКОЛО-ДЕИ-МЕНДИКОЛИ
Венецианская республика, церковь Сан-Николо-деи-Мендиколи
Полиссена добралась до церкви Сан-Николо-деи-Мендиколи с первыми проблесками зари. Бледное осеннее солнце поднималось из-за горизонта, и его лучи пробивались сквозь тонкое покрывало облаков, окрашивая зеркальную гладь лагуны в изумрудный цвет. Женщина отлично знала, что находится в одной из самых опасных контрад[8] Венеции, населенной рыбаками и разбойниками. После бедности и грязи узких переулков особенно поражала внезапно открывающаяся взгляду живописная церковь из красного обожженного кирпича со вставками из белоснежного камня, простая и вместе с тем завораживающая. Небольшая площадь, на которой высилась церковь, выдавалась мысом в сторону Фузины. С трех сторон его окружало зеленоватое зеркало воды, которое покрывалось рябью, когда по нему плавно скользили неторопливые гондолы или нагруженные товаром лодки рыбаков.
Легкий ветер постепенно усиливался. Полиссена поправила локон, спускавшийся к уголку алых губ. Казалось, будто он случайно выскользнул из тугой косы, переплетенной нитями жемчуга, но на самом деле Полиссена позволила себе небольшую хитрость, чтобы стать еще желаннее в глазах того, с кем собиралась встретиться. Эту женщину уже нельзя было назвать юной, но ее красота по-прежнему блистала. Платье из расшитого бархата, плотно облегающее грудь и расширяющееся книзу, невероятно стройнило ее. Сияние огромных голубых глаз оттеняла алебастровая кожа. В соответствии с правилами приличия женщина надела длинную накидку, отороченную мехом и застегнутую роскошной золотой брошью с драгоценными камнями. Накидка защищала от утреннего холода и при этом надежно скрывала прелести хозяйки от посторонних глаз.
Но Полиссена вполне была готова продемонстрировать всю свою красоту тому, кто ждал ее в церкви: пусть он и священнослужитель, но, как ей известно, отнюдь не равнодушен к женскому очарованию. По крайней мере, так утверждал ее кузен Антонио. Предстоящая беседа была настолько важна для будущего семьи, что Полиссена никак не могла позволить себе потерпеть неудачу. Вот почему Антонио и настоял на том, чтобы именно она встретилась с патриархом Аквилеи. Надо испробовать все пути, сказал кузен, заговорщически блеснув глазами.
Полиссена согласилась. Теперь она шла к церкви с замирающим сердцем, безумно боясь наткнуться на каких-нибудь проходимцев, которые вечно слоняются по улицам в этой части города, например на николотти — жителей квартала близ Сан-Николо, состоящих в кровной вражде с кастеллани, кланом из района Кастелло.
Естественно, Полиссена Кондульмер не имела никакого отношения к воюющим кланам, но она, несомненно, подвергалась серьезному риску, придя сюда. Не случайно ее муж и брат поначалу воспротивились плану Антонио. Однако она твердо стояла на своем, и мужчинам пришлось согласиться, правда с условием, что ее сопроводит слуга из дома Барбо — мускулистый широкоплечий парень, сильный, как бык. Рядом с ним Полиссена чувствовала себя в безопасности, однако в церковь ей предстояло войти одной, чтобы не навлечь лишних подозрений, и страх скользнул у женщины по спине неприятным холодком.
* * *
Она прошла несколько шагов между гладких колонн правого нефа и увидела, как в полумраке одной из ниш шевельнулся человек — по всей видимости, именно тот, с кем ей предстояло встретиться. Полиссена решительно двинулась вперед, повторяя про себя, что все обязательно пройдет наилучшим образом. Ее шаги гулким эхом отдавались в пустой церкви. Она надеялась, что святой Николай, в честь которого воздвигли церковь, и сами стены храма Божьего защитят ее, но все же на всякий случай спрятала острый кинжал во внутренний карман накидки.
Полиссена приблизилась к ожидавшему ее человеку, и тот вышел из полумрака. Его лицо избороздили морщины, но магнетический взгляд голубых глаз, похожих на капли воды, проникал в самое сердце. Женщине показалось, будто она видит в них отражение своей души. В остальном кардинал Антонио Панчьера казался вполне заурядным: около семидесяти лет, не слишком высокого роста, с широким лбом и редкими пучками седых волос, торчавшими из-за ушей. Большой нос и широкий подбородок тоже не добавляли ему красоты, однако Полиссена была вынуждена признать, что его лицо приковывало внимание и странным образом завораживало.
На кардинале было монашеское одеяние — тяжелая черная ряса с капюшоном, которая лишь ярче подчеркивала сияние его глаз. Показная скромность наряда говорила о том, что служитель церкви намерен проявить максимальную осторожность.
Полиссена подошла ближе, и Антонио Панчьера протянул ей руку. Женщина поднесла ее к губам, опустившись в еле заметном поклоне, чтобы не выказывать слишком открытое почтение кардиналу, пожелавшему сохранить инкогнито.
— Итак, мадонна[9], вот мы и встретились в одной из самых старинных церквей Венеции, — спокойно
