Семь престолов - Маттео Струкул
Однако во время битвы при Маклодио, обернувшейся разгромом для миланского войска герцога Висконти, знаток дворянских родов рисковал навеки распроститься со своей удачей.
Отряд Пиччинино, в котором он служил, стоял на дороге к Ураго, и когда венецианцы разбили миланцев, Анжело решил, что в этот раз ему уже не спастись. Однако тут подоспел Франческо Сфорца и отбил небольшую группу солдат, включая Герольда. Вечером, когда выжившим удалось укрыться в Орчи-Нови, Сфорца попросил у Никколо Пиччинино надежного рыцаря, которого можно отправить с новостями к герцогу, и тот не раздумывая указал на Анджело Барбьери. Да и прозвище у него было подходящее: кто лучше Герольда исполнит роль гонца? Словом, Франческо Сфорца поручил Анджело известить Филиппо Марию Висконти о понесенном поражении и лично усадил в седло.
Герольд стрелой понесся сквозь сгущавшиеся сумерки и преодолел расстояние от Орчи-Нови до Милана невероятно быстро. Он подъехал к замку, когда прозрачное небо над массивными башнями озарилось опаловым светом первых лучей солнца.
А теперь двое стражников вели его в покои герцога.
Филиппо Мария нервничал. Как обычно. После того как Дечембрио сообщил ему о битве, разразившейся в Макло-дио, герцог почти не спал в ожидании вестей об итоге сражения. Он не сомкнул глаз до зари, равно как и все следующие сутки. Зная, что в ожидании новостей с фронта уснуть не удастся, Филиппо Мария остался за столом: пил вино и развлекался, кидая кости двум любимым псам мастифам, носящим клички Кастор и Полидевк. Собаки никогда не предавали хозяина, не то что люди. Они не осуждали его и всегда оставались верны, что бы он ни делал. Герцог обожал своих псов.
Как нередко бывало, Филиппо Мария расположился в Голубином зале, получившем свое название из-за огромного гобелена во всю стену: белая птица в центре золотистого солнечного диска, распростершего лучи по небу цвета крови. В центре зала стоял массивный стол, заставленный подносами с почти не тронутыми пирогами и жареной дичью, вазами с фруктами и кувшинами вина. Филиппо Мария кинул очередную кость черному как смоль Кастору и ждал, пока тот принесет ее обратно. Полидевк — второй мастиф, серого цвета, — смотрел на хозяина маленькими полуприкрытыми глазками, высунув язык. Умильное выражение его морды составляло забавную противоположность мощному телу.
— Ну же, Кастор, — поторопил герцог, отпивая вино из кубка, — давай, неси сюда кость.
Пес тут же побежал к хозяину, неуклюже переставляя лапы, и положил к его ногам свиную голень, обглоданную добела.
Филиппо Мария опустился на пол, поднял кость и почесал мастифа за ухом. Пес довольно взвизгнул.
— Полидевк, иди сюда! — с нежностью позвал герцог вторую собаку.
Серый мастиф тут же вскочил и подбежал к хозяину. Филиппо Мария рассеянно швырнул кость, и Кастор кинулся следом, скользя лапами по гладкому полу в отчаянной попытке схватить кость, пока она еще в воздухе. Это ему не удалось.
Герцог расхохотался.
— Вот ты и попался, парень! — радостно воскликнул он и погладил по голове подбежавшего Полидевка, который тихо зарычал от удовольствия.
Как и все хорошее, время отдыха внезапно закончилось. Раздался стук в дверь. Филиппо Мария дал приказ войти и увидел двух гвардейцев. Они вели незнакомца, перемазанного грязью и совершенно измотанного: похоже, он провел много часов в пути. Тем не менее герцог не слишком-то обрадовался непрошеному гостю, нарушившему его покой ранним утром.
— Какого черта вам надо? И кто это такой? Как вы смеете беспокоить вашего герцога в такой час? — со злобной гримасой рявкнул Филиппо Мария. — Разве вы не видите, что я занят? — Ему нравилось проверять выдержку гвардейцев, осыпая их всевозможными оскорблениями.
— Ваша светлость, — ответил один из стражников, — мы привели человека, который прибыл прямо с поля битвы в Ма-клодио.
Услышав слово «битва», Филиппо Мария раздраженно скривился и бросил:
— Так говори же! Что застыл столбом? Тебе письменное приглашение нужно?
Чувствуя нарастающий гнев хозяина, Кастор угрожающе зарычал. Полидевк поднял морду и присоединился к нему.
— Ваша светлость, меня зовут Анджело Барбьери, — поспешно произнес гонец. — Я солдат из отряда Никколо Пиччинино. Но все знают меня под именем Герольд.
— Герольд… — повторил Филиппо Мария Висконти, изогнув бровь. — Ну, если уж тебе надо было выбрать имя, то Это подходит прекрасно! Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать такие глупости! — взревел он с неожиданной яростью, подтверждая легенды о своей необыкновенной вспыльчивости. — Судя по твоим пустым разглагольствованиям, ты тянешь время. И это плохой знак. Или я не прав?
Анджело смотрел на него, не зная, что ответить.
— Ну же! Расскажи мне о битве!
Герольд покачал головой:
— К сожалению, я принес дурные вести.
— Это я уже понял, Герольд! — Филиппо Мария Висконти выплюнул его прозвище как худшее из проклятий. — Говори яснее! — потребовал он, тяжело опираясь за край стола, чтобы подняться на ноги. Когда ему наконец удалось встать, герцог ударил по столу кулаком со всей злостью и раздражением, на какие только был способен. Кубки, наполненные вином, зашатались, оставляя на скатерти красные брызги.
— Карманьола заманил нас в ловушку. Малатеста решил пойти в прямую атаку, но… — Герольд замялся.
— Но?! — заорал Филиппо Мария Висконти вне себя от ярости.
— …Но отряд Карманьолы отступил, как только войска Пиччинино и Малатесты вышли на дорогу к Ураго, а потом на нашу пехоту и кавалерию с двух сторон посыпался град арбалетных болтов. Мы оказались окружены.
— Вы оказались окружены? — повторил герцог.
— Мы угодили в кошмарное болото, не могли двинуться, и венецианцы разгромили нас, — продолжал Герольд. — Если бы не Франческо Сфорца, я не добрался бы сюда, чтобы рассказать вам об исходе сражения.
— Ах, в самом деле? — издевательски воскликнул герцог. — Да знаешь ли ты, что мне плевать на тебя? И на Сфорцу тоже плевать! Все вы шайка бездарей! — прогремел Филиппо Мария Висконти. Не глядя он махнул рукой и сшиб со стола несколько стеклянных кубков, которые упали на пол, разлетевшись на тысячи осколков.
Взбудораженные суматохой, грозно зарычали мастифы.
ГЛАВА 9
ПОБЕГ
Венецианская республика, церковь Сан-Никало-деи-Мендиколи
Полиссена обернулась и увидела, что в церковь вошел ее слуга. Она хотела было возмутиться и грозно спросить, как он посмел помешать им, но паренек, которого звали Барнабо, приблизился и с тревогой произнес вполголоса:
— Госпожа, простите мою дерзость, но нам лучше уйти, пока еще не слишком поздно.
Недоумевая, Полиссена обожгла слугу яростным взглядом:
— О чем ты?
