Делай, что должно - Маргарита Нерода
Но сержант дело знал, четко доложил, сколько машин в наличии, сколько на ходу, какой запас горючего и какие запчасти понадобятся скоро, а какие были дозарезу нужны еще неделю назад.
Машины стояли в перелеске, так, чтобы с воздуха не засекли. Тут же на березе красовалась свежая табличка: "Пост ПВО, отв. сержант Лукьянова".
Пост представлял собой висящее на дереве ведро без дна, выкрашенное в уставной зеленый цвет. Рядом на веревке покачивался большой молоток.
— Пост наблюдения за воздушной обстановкой. Удар молотком в ведро — тревога, — докладывала, вытянувшись в струнку, невысокая плотная девушка с двумя короткими косичками, торчащими из-под пилотки. С одной стороны петлицы младшего сержанта, с другой — на “треугольник” больше. Полумладший сержант. Крепкая девочка, но чтобы пройти по росту, на цыпочки вставала.
На ведре кто-то даже черной краской художественно изобразил условный немецкий самолет, с носом от СБ и хвостом от “мессера”.
— Это я, допустим, понял. А где наблюдатель?
— Так налета же нет!
— И почему у вас, товарищ сержант, на одной стороне два “треугольника”, а на другой один? Вы что, слева младший сержант, а справа сержант?
— В военторге только три было. Я знаю про погоны, но пока не привезли совсем. Я понимаю, порядок должен быть….
Судя по тону, мысль о порядке ей вколачивали в голову долго и тщательно, промахнувшись при этом мимо разума.
Командиром госпитального взвода оказалась невысокого роста женщина чуть постарше Митряевой, с русыми, не по возрасту тронутыми сединой волосами и немного иконописным лицом. Почему-то тень усталости и тревоги на женском лице издавна вдохновляла именно иконописцев.
Капитан медслужбы, и тоже с самодельными погонами на прежнего образца гимнастерке.
— Капитан Маркелова Татьяна Степановна, — отрекомендовалась она.
У Маркеловой оказался хоть небольшой, но уже боевой опыт, переведена из ППГ, где была врачом-ординатором. Но рассказывала она об этом скупо, предпочитая только отвечать на вопросы. Не сработалась с кем-то? Тоже может быть. О довоенном опыте комвзвода говорила более охотно. По гражданской профессии она врач "скорой помощи", из Москвы. Первых раненых увидела еще там, после бомбежек. Искренне обрадовалась, узнав, что новый командир тоже москвич.
Проживал личный состав компактно, для командования — две небольших палатки. Тут же хранилось самое ценное, пожалуй, наследство покойного майора Левина — библиотека. Раза этак в три больше той, что ездила с Огневым в саквояже еще с Финской и бесследно сгинула теперь в Крыму.
Библиотека, собранная специально для медсанбата, хранилась в специально под нее отведенном ящике из-под минометных мин, обитом изнутри клеенкой, и снабженном прочными защелками, чтобы не ничего не промокло и не потерялось. А еще сразу два (по нынешним меркам — ценность огромная) Рива-Роччи, отечественный и трофейный, под них тоже транспортировочный футляр, вполне способный защитить если не от случайного осколка, то от небольшого камня.
И записи. Об операциях, сортировке, ошибках и поисках решений. Две фабричные тетради, одна самодельная, аккуратно прошитая.
— Здесь его записи обо всех наших сложных операциях. А этот хирургический атлас Лев Михайлович еще из Новосибирска с привез. А эти — с конференции. Выписывал, обменивал, обратите внимание, тут по два-три экземпляра, специально для ознакомления всего персонала, — с явным удовольствием объяснял капитан Федюхин, земляк покойного командира, молодой и очень быстрый в движениях. До появления начальства он вдумчиво читал декабрьский номер “Военно-медицинского журнала” и встав для приветствия, аккуратно положил его раскрытым на стол, обложкой вверх.
Он не столько докладывал, сколько рассказывал. О покойном командире, о работе в Новосибирске, оказывается, они успели поработать вместе. Даже осторожно пожаловался на санслужбу дивизии, мол, я понимаю, устав, но мы в первую очередь врачи.
Еще с большей охотой говорил о довоенном опыте, и здесь его речь звучала особенно толково и правильно. Похоже, он и в самом деле был хорошим специалистом по абдоминальной хирургии. С большим уважением отзывался о Юдине, "его свежие издания у нас есть, Лев Михайлович, светлая ему память, позаботился".
Вот только полевой опыт у коллеги самым очевидным образом хромал. Как и он сам, потому что каким бы ты ни был специалистом, а заботиться об обуви и правильно надетых обмотках ты на фронте обязан. Разумеется, речи не шло о том, чтобы намекать ему об этом сейчас, тем более в присутствии Митряевой. Но взаимоотношения нового личного состава с военной формой и интендантской службой Огнев наметил себе в самый короткий срок наладить. Именно сейчас, пока на фронте еще затишье. А оно, как подсказывал его опыт, долгим не будет.
Вечером из дивизии прибыла еще одна машина с перевязочным материалом и медикаментами. Разгружали все, кто не был занят. Федюхин усердно таскал ящики, стремясь показать, что никакой работы не боится и не чурается, и старательно скрывал хромоту.
— Товарищ капитан, вам часто приходилось тяжести таскать? — поинтересовался Огнев.
— Не очень… да разве это тяжесть?
— Тяжесть. Вы его спиной поднимаете, а надо ногами. Из приседа. Спину ровно. Давайте носилочные лямки, вы с одной стороны, я с другой.
— Я и один этот ящик подниму! И без лямок!
— Я тоже. Но, знаете, “все мне дозволено, но не все полезно”. Мы сейчас не удаль молодецкую показываем, а работаем, и работать нам еще не один год. Да и быстрее получится. Не верите — засеките время.
Федюхин не поверил и засек. Оказалось, что, таская ящики вдвоем, получается и впрямь быстрее. А, подняв ящик не рукой, а на лямке, капитан аж рот открыл от удивления — лямка на плече, по сравнению с железной тонкой ручкой, совершенно не давила.
— Вот так. И проследите, чтобы все поднимали груз правильно. Спину себе сорвать при неправильном подходе и цирковой атлет может. И, — Огнев понизил голос, — вам персональное задание. Завтра с утра — тренируйтесь мотать обмотки и подгоните обувь. Если не по размеру — найдем подходящую. Вы ж не аист, на одной ноге у стола долго не простоите.
Капитан покраснел так, что в сумерках заметно стало, но ответил:
— Есть тренироваться.
* * *
Принимать командование Огнев прибыл где-то в полдень, а закончил, как для себя определил, почти к полуночи, над той самой библиотекой и тетрадью. Почерк у Левина был не по-врачебному четкий, почти чертежный. Неожиданно, автор записок представился очень отчетливо, как наяву, Огневу даже показалось, что он слышит его чуть хрипловатый голос:
"У меня отличные
