Делай, что должно - Маргарита Нерода
— То есть, убрать? А военторг…
Она осеклась, вероятно, вспомнив что-то вроде “Не мои проблемы, обеспечить!”
— А у военторга, увы, с фронтовой газетой давний ксенобиоз. То есть, у нее всегда есть темы для заметок “Ну когда же военторг заработает?”, а военторгу эти заметки не интересны. Вот ветеринарную, серебряную, змею бы заменить, а шелковая… считайте, на вырост.
— Есть считать на вырост!
Митряева улыбнулась и сразу помолодела лет на десять. Хотя она и так молода, не больше тридцати.
— А Алена Дмитриевна… только, раз уж вы в армии, называйте ее по фамилии и званию — как я понял, человек очень рачительный и аккуратный.
— Да… а как… по вышивке догадались?
— Конечно. Обрезки шелка не выкидывает, и рука твердая. Наверняка идеальный порядок.
— Так точно!
Палатки стояли вдоль опушки, прикрытые для маскировки зеленью. У крайней с табличкой “Изолятор” Митряева остановилась вдруг, бросила быстрый, напряженно-внимательный взгляд себе под ноги, будто опасалась увидеть в траве змею.
— Вот здесь, — она коснулась ладонью ствола молодой березки со срубленными нижними ветками. На высоте ее плеча кору рассекали несколько глубоких отметин, — Здесь это случилось, видите, впереди дальше воронка?
— Противопехотная нажимная. Не “лягушка”, - прокомментировал Огнев машинально.
— Я… я не видела их раньше, первый раз встретилась. Не думала, — она куснула губы, — что они такие мощные…. Меня оглушило только, а его…
— Хотелось бы сказать, что в последний. Но нет, еще будет. И много раз. И бомбить будут, и обстреливать. Здесь не передовая, но курносая рядом ходит. Если эта мина давно здесь лежала, то ее бы и опытный человек не разглядел. А товарищ Левин врачом был замечательным, но с военной стороной нашей работы прискорбно мало знакомым.
— Зачем вы меня утешаете? — вскинулась Митряева, — Понятно ведь все, мы на войне. Место, как любит говорить наш начсандив, “не для нервных женщин”. Но Лев Михайлович был настоящий командир, что бы он там себе не думал. Если бы вы сами его увидели, хоть раз, вы бы согласились.
— Я его видел. И слышал. На армейской конференции. Прекрасный доклад.
— Извините, не подумала. Он над ним две недели работал, последние три ночи вообще не спал. Очень беспокоился, как его кадровые примут.
— Аплодировали. Я так точно от души.
— Спасибо. А мины… Вы говорите, разглядеть все-таки можно? Как?
— Прямоугольник пожухшей травы. И либо кочка посреди луга, либо ямка. Земля над миной оседает по-другому. Но на этот признак полагаться рискованно. Сегодня же напишу начсандиву, организуем саперов для обучения. Пусть профессионалы покажут, как эту дрянь высматривать.
— Вы же с сорок первого воюете? И на Финской были? Много…
— Товарищей потерял? Немало. И никуда не денемся, еще потеряем. Легче от этого осознания не будет, а вот тяжелее без него — так точно будет.
Митряева несколько секунд смотрела на медаль, потом сморгнула и тихо сказала:
— Спасибо, товарищ Огнев. Это важно знать, что будет тяжело, — она с усилием распрямила плечи, и взгляд ее опять стал спокойным и строгим. Сказала буднично, — Пойдемте, вы еще аптеку и хозчасть не видели.
— Совершенно верно. Думается, об аптеке товарищ Петрушина заботится не хуже, чем о знаках различия, — перенял ее тон Огнев, понимая, что эта строгая женщина не простит себе и минутного проявления слабости перед новым командиром. — Вот и посмотрим.
Под аптеку и лабораторию была отведена отдельная палатка. Тщательно замаскированная свежесрубленными ветками, уже успевшими подвянуть на солнце, от чего в самой палатке пахло как в предбаннике, березовыми листьями, они с легкостью перебивали привычный аптечный дух.
Алена Дмитриевна Петрушина, старший военфельдшер, то есть “ой, виновата, теперь старший лейтенант”, была и впрямь человеком рачительным и аккуратным. Самодельные полки со склянками украшали вязаные кружевные оборки, любовно накрахмаленные, как на буфете домовитой хозяйки. На палаточных окошках покачивались занавески, вышитые незабудки на них окаймляли веночком номер медсанбата. Пока установившееся затишье не требовало от старшего лейтенанта Петрушиной срочных дел, она вышивала, и хотя при появлении начальства быстро спрятала работу в стол, Огнев успел разглядеть, что это был кисет, зеленый, защитного цвета, скорее из положенного по уставу мешочка для крупы. Но образцовый порядок и чистота в аптеке вполне извиняли эту любовь к довоенному уюту.
Лейтенант Петрушин, все еще с лычками и “кубарями” в петлицах, был занят. Он привычными движениями обтесывал колышек, и вроде бы ничем другим не интересовался, но вдруг произнес, не крикнул, а именно произнес, но так, что далеко слышно:
— Веревку недотянул, болтаться будет.
Старшина медсанбата, наравне со всеми занимавшийся устройством навеса, ответил — “Виноват, товарищ военфельдшер!” и, действительно, со всем старанием выбрал слабину.
А Петрушин, будто спиной почуяв приближение начальства, воткнул топор в бревнышко, поднялся и без шика, но четко отдал честь:
— Товарищ начальник медсанбата, разрешите доложить! Приемно-сортировочное расширяем. Навес делаем, человек на тридцать будет. Хозяйство медсанбатовское в порядке, кухни вылужены, не текут. Палатки в исправности.
— Кузьма Васильевич, что с подводами у нас? — тут же спросила его Митряева. Не по уставу, но видно, что дело было серьезным и очень ее заботило.
— Две наладил как сумел. А дальше уже колесник нужен, я как мог подлатал, а обод согнуть — приспособы нету. Товарищ командир, — обратил он взгляд к Огневу, — Колесник о как нужен! Только подводами и живем, бензину считай на донышке, транспортный взвод не даст соврать.
— Вольно. Вы же по штатному расписанию помощник командира сортировочного взвода? А хозяйством старшина должен заниматься?
Петрушин вздохнул:
— Да что там тот старшина. Мальчишка еще.
Действительно, кряжистый и бородатый фельдшер смотрелся не то отцом, не то даже дедом старшины.
— То, что помогаете младшему товарищу — хорошо, хвалю. С топором обращаетесь тоже отлично. Но мы сейчас в обороне да на спокойном участке. Будет поток раненых — вам присесть некогда будет, не то что за хозяйством следить.
— Оно так… точно, — снова вздохнул Петрушин, и показалось Огневу, что стоят перед ним два человека, один — офицер, а другой — колхозный бригадир.
— Послезавтра в девять ноль-ноль чтобы мне о состоянии хозяйства доложил старшина. Вам в свободное время заниматься хозработами не возбраняю, но без вас производительность труда не должна упасть вдвое.
— Это вы меня, товарищ майор, ко всему хозвзводу приравняли сейчас?
— На вид так и есть. Ну, может, польстил немного… хозвзводу. В общем, главное ваше место — на сортировке.
— Так точно, на сортировке.
— Продолжайте, хорошо работаете.
В эвакуационно-транспортном взводе наблюдался очевидный некомплект всего, и людей, и машин. Командовал временно сержант, хотя по штату должность эта была лейтенантской.
