Экспедиция надежды - Хавьер Моро
Она достала из кожаного кошелька несколько монет и дала бродяге, который рухнул на колени от избытка благодарности.
– Это слишком много, сеньора, – укорил ее слуга.
– Пойдем на площадь Сокало.
Силясь унять волнение, Исабель отправила слугу с покупками домой и зашла в собор на той же площади. Ей нужно было успокоиться, унять бушевавший в душе пожар. Исабель опустилась на колени и, злясь на Бога, начала вопрошать Его, почему Он допускает подобную несправедливость, почему не возвращает ей Кандидо. Понемногу она утешилась и помолилась за своих покойных родителей, Игнасию и Хакобо, и за живых – за сына Бенито, за всех приютских детей, за скорейшее выздоровление заболевших членов экспедиции… Исабель впала в какую-то странную дремоту, и ей привиделся сон наяву: Сальвани улыбается, гордясь выполненной героической миссией, и готов провести остаток жизни рядом с ней. Это видение бальзамом пролилось на ее израненную душу.
63
В отличие от Бальмиса, Хосеп Сальвани в начале своего странствия по Южной Америке везде получал бесценную поддержку местных властей. В Санта-Фе-де-Богота он заслужил славу героя, беззаветно преданного своей работе, невзирая на физическую немощь. Грахалес произвел впечатление цельной натуры, гуманиста, человека духовного, энергичного и предприимчивого. «Он играет на гитаре, а больным прописывает кукурузную водку», – говорили о нем.
Сальвани опять постигла та же болезнь, что и в верховьях Магдалены: у него воспалился здоровый глаз, и он боялся ослепнуть. Бедняга смотрел на окружающий мир с такой жадностью, словно это было в последний раз. Однажды у него началось кровохарканье, как некогда на корабле, и ему пришлось отложить отъезд. Сальвани до сих пор пользовался красным платком, который ему подарила Исабель. Он тоже любил отдаться на волю воображения и представлял себе их встречу по окончании экспедиции, спокойную жизнь в каком-нибудь уголке Америки, где они станут лечить людей и учить их заботиться о себе, и он полностью посвятит себя своему призванию. Однако, в отличие от Исабель, он умел смотреть правде в глаза и понимал, что это всего лишь несбыточные мечты: его жизнь превратилась в смертельный танец на острой грани между недугом и стремительно ухудшавшимся здоровьем.
Немного окрепнув, Сальвани отправился из Санта-Фе-де-Богота в генерал-капитанство Кито[74] и ради охвата большей территории разделил свой экспедиционный отряд на два. Грахалес и Боланьос двигались в Нейву и Ла-Плату по берегу, а фельдшер Лосано должен был сопровождать Сальвани в Картаго, Трухильо и провинцию Чоко. В каждую группу входило шестеро детей – индейцев или метисов, – чей возраст не превышал десяти лет.
Путешественники пересекали нескончаемые долины и горы, где в течение одного дня жара могла смениться лютым холодом, а заболоченные тропические леса уступали место вершинам в три тысячи метров высотой. В сельве они передвигались по рекам, не удаляясь от берега, – из опасения, что попадут в стремнину или водопад и не успеют выбраться на сушу. По ночам Сальвани сквозь кроны деревьев наблюдал усеянный звездами небосвод – столько звезд ему прежде не доводилось видеть. Вечерами путники сидели у костра и ели рыбу, которую носильщики-индейцы добывали своими копьями, а потом укладывались спать в плетеные гамаки. Трели жаб, крики ночных птиц, вопли обезьян и хриплый рев крокодилов вплетались в монотонный храп индейцев; носильщики дрыхли без задних ног, время от времени точным движением прихлопывая гудящих вокруг москитов. Сальвани не мог сомкнуть глаз: его одолевали мучительные думы о следующем дне, о необходимости найти новых детей, о том, как уберечь их от заражения… Его сердце разрывалось между воодушевлением от проделанной работы и боязнью не справиться с непомерным объемом предстоящих задач, он метался между страхом смерти и надеждой добраться до цели, обрести хоть малейшее признание своих заслуг и насладиться покоем и отдыхом. Стояли тихие ночи, без гроз и грома, лишь порой молния освещала воды реки. И тогда фельдшер-хирург Лосано различал в ее отблесках изможденное и искаженное страхом лицо Сальвани, похожее на посмертную маску.
Они снимались с места на рассвете; если плыть по реке было невозможно, то отряд углублялся по тропинкам в дебри сельвы. Голые и босые индейцы задавали спутникам чудовищно быстрый темп. Сальвани решил, что есть несомненная польза от ходьбы голышом: ты наверняка почувствуешь, когда змея или огромный мохнатый паук-птицеед, размером с краба, бросятся на тебя с ветки. Одежда никак не спасала в этих краях, где солнечные лучи едва проникали под полог леса и стояла удушающая жара. С листьев деревьев сочилась влага, воздух настолько был ей пропитан, что казалось, будто ты находишься в какой-то губительной паровой бане; постоянная угроза укусов смертоносных насекомых превращала поход в сущую пытку. Сальвани с удвоенным вниманием заботился о детях, которых индейцы вынуждены были нести на плечах.
По мере подъема в горы лесные дебри начали редеть и вскоре сменились непроходимыми кручами и ущельями. Индейцы, навьюченные необходимым для вакцинации оборудованием, по очереди несли на спине, на сплетенном из тростника и веток сиденье, самого Сальвани. Остальные тащили самые тяжелые тюки, иногда вчетвером. Тропинки оказались такими узкими, что путешественники вынуждены были по одному пробираться вдоль отвесного склона по краю ущелья, или же настолько заросшими, что приходилось нанимать местных жителей, чтобы они расчищали путь своими мачете. Эти переходы давались так тяжело, что Сальвани должен был искать в окрестных деревнях сменных носильщиков. В течение долгого времени путешественники питались только бананами и рыбой. Когда части экспедиции вновь соединились в Попаяне, прежде всего всем пришлось восстанавливать силы и пошатнувшееся здоровье. Однако отдых продлился недолго: пришло известие, что в Кито свирепствует эпидемия оспы.
– Нужно выезжать как можно быстрее, – решил Сальвани, несмотря на усиливающееся недомогание.
И снова он разделил экспедицию, и снова они сражались с природой и ландшафтом – ослепительно прекрасным, но таким тяжким и опасным для преодоления. Худшим препятствием оказывались реки – полноводные и глубокие, с сильным течением, они существенно замедляли продвижение отряда. Приходилось искать канатные переправы и, что самое неприятное, перебираться по ним. Сальвани больше всего боялся того момента, когда нужно было залезть в нечто вроде кожаного мешка, подвешенного между двумя опорами, и скользить в нем до противоположного берега. Мешок раскачивался, начинала кружиться голова, к горлу подступала тошнота – эти ощущения надолго впечатались в его память. Встречались и другие переправы, представлявшие собой толстую веревку: за нее надо было держаться руками, а ногами перебирать по узкому мостику из переплетенных лиан и тростника, где ничего не стоило оступиться.
