Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
– Чаю? – спрашивает мама.
Они молча пьют чай. Я уже собираюсь шмыгнуть к себе в постель, но тётя Магда, нарушая тишину, произносит сдавленным голосом:
– Да, вот что. Вам не стоит больше беспокоиться. Доктор Басин уезжает завтра с женой на юг и больше этим летом здесь не появится. Мне было приятно с ним, ведь он очень хорошо знал моего покойного мужа, они вместе учились.
– Да что ты, неужели? – притворно оживляется мама.
Ей стыдно, я это слышу.
– Ну конечно, разве я не поставила вас в известность? Так что ничего предосудительного в наших отношениях не было, нет и не может быть.
Она быстро проходит мимо меня в комнату, долго шарит под подушкой и сморкается. Достаёт беломорину и выходит через кухню на заднее крыльцо. Мне теперь долго не заснуть, я буду лежать и думать. И чего они не любят друг друга? Не ладят, мучают? Что маме сделала бедная наша тётя? «Наша Магдаша»?
Тётин день рожденья приходится на субботу. Это непременно будет самый интересный день моего лета. Если не считать того дня, когда мы заблудились и попали в деревню. Я люблю домашние праздники, потому что приходят гости, потому что весело и много вкусного. А сегодня бабушка с дедом наделают пирожков с капустой и грибами! И будут пирожные с ягодами, которые умеет печь наша хозяйка, и яблочный пирог, и кекс, который тётя испечёт в «чуде». Мы с утра подарили тёте открытки с фотографиями её любимых артистов, а хозяин срезал для неё самые красивые цветы из сада. Потом нас посадили лепить пирожки. Бабушка ловко загребает ложкой начинку и прозрачными, тонкими пальцами быстро защипывает пирожок, чтобы он не развалился. У меня с сестрой не очень получается, кроме того, мы волнуемся, что не успеем доделать костюмы к вечеру, забудем па, слова песни или стихотворения. Понимая наше состояние, взрослые нас отпускают. Тётя возится с холодцом, дед растапливает печь, хозяин докупает что-то на станции, хозяйка стрижёт салат, достаёт из погреба соленья, варенья – всё, чем богато лето в хлебосольном доме.
Ура! Мы снова все вместе на дороге, репетируем, стараемся. Выясняется, что на нервной почве мы многое позабыли, а костюмы на нас не лезут, трещат по швам, разваливаются. Мы сами их мастерили из содержимого мешка со старьём, который нам насовсем отдала хозяйка. Вальке на лысую голову пристроили кружевную детскую панамку. Нас никто не отвлекает, не зовёт решать задачки. Сегодня мы артисты, охваченные творческим волнением. Олька слегка заикается, Валька шмыгает носом и заламывает пальцы, Ника, главный режиссёр, ругает меня за отсутствие музыкального слуха, я обижаюсь, делаю вид, что собираюсь уходить домой, вся затея висит на волоске… Олька начинает передразнивать Нику, изображая, как та надувается от важности в роли режиссёра. Тогда Ника тоже делает вид, что уходит домой. Все кидаются к ней, уговаривают остаться. Примиряемся и, вновь воодушевлённые, повторяем прыжки, пробежки, повороты. Мы с сестрой до хрипоты отрабатываем второй голос в хоре, чтобы не опозориться.
В пять часов приезжают родители, и нарядные взрослые усаживаются за уставленный яствами и красивыми штофами стол на террасе. Тётя первая берёт слово:
– Дорогие гости и хозяева, сегодня у нас прощальный вечер. Через три дня мы уезжаем в Москву. В знак благодарности милым хозяевам этого доброго дома наши дети подготовили небольшую праздничную программу, отчасти также по случаю моей юбилейной даты, но на этом событии я бы не хотела заострять внимание. Итак, концерт начинается!
Тётя Магда такая хорошенькая в мамином платье!
Все смеются, аплодируют. Мы толпимся в комнате – тут у нас «кулисы», – и по очереди выходим на «сцену». Сначала мы поём, не очень стройно, но под конец хорошо, потом читаем стихи Пушкина, чтобы порадовать тётю, потом танцуем парами краковяк и испанский танец. Ника изображает оркестр. А потом мы все вместе пляшем «Яблочко».
Пока мы переодеваемся к балету, на террасе произносят первый тост в честь нашей тёти. Степан Палыч и папа наперебой говорят о душевной чуткости, самоотверженности и красоте души. Когда мы появляемся, все уже заметно повеселели. «Лебединое озеро» имеет шумный успех, несмотря на кое-какие накладки. (У меня во время вращения отваливаются крылья, слепленные из чёрной и серой бумаги, Саня наступает на плащ принца, плащ слегка рвётся.) Взрослые очень довольны, смеются, аплодируют. Папа со Степаном Палычем сильно раскраснелись и бурно радуются нашему успеху. Бабушка улыбается нам сквозь слёзы, нахваливает, а дед, тоже пропустивший стопочку-другую, растроганно говорит:
– Ах, какой денёк, побольше бы таких денёчков в нашей жизни!
Тётя сияет, шутит, предлагает угощенья. Красивая мама сидит рядом с ней, повеселевшая, розовая и ни на кого не сердится.
После концерта мы умываемся и нас сажают за детский стол ужинать. Застолье – не детское занятие. Мы быстро поглощаем разные вкусности и бежим в сад. Надо же снова всё пережить, обсудить. И моя сосна как будто радуется вместе с нами, то раскачает верхушку, то склонит её, то помашет ветвями, вся бронзовая в лучах заходящего августовского солнца. Сегодня особенно красивая, улыбается.
Мы отправляемся на волейболку. Народа в конце лета мало, доигрывают последние игры. Слабая надежда на чудо рушится – Никиты на площадке нет… В душе пустота. Да и остальные невеселы. До нас доходит, что это наши последние дни вместе, и компанией овладевает грусть.
Приедем ли мы в Валентиновку на будущее лето? И после? Увидимся ли мы когда-нибудь с Валькой? И будем ли мы встречаться в Москве, ведь начнётся учебный год, а мы учимся в разных школах, у каждой свои школьные подружки… Там уроки, домашние задания, вредные училки… Олька будет жить мечтой о комсомоле, у Ники продолжится морока с сольфеджио… Ника притворно оживлённо болтает, но не смешно. Мы расходимся по домам, впереди Олька, решительная и мрачная, сзади понуро плетутся остальные.
– Ну пока!
– Ага, до завтра!
* * *
Мы с сестрой подходим к террасе и останавливаемся. В доме происходит что-то необычное. На террасе никого, стол чист, но в комнатах суета, и кто-то плачет и причитает незнакомым голосом. Мы делаем щелку в двери и подслушиваем. Раз про нас забыли, то можно. Плачет тётя Магда и выкрикивает непонятное, пугающее. Ей, наверное, нехорошо, потому что плещется вода, гремит поставленный кем-то на пол таз, и мама нервно говорит, кажется, папе:
– Быстро нашатырный спирт, на подоконнике, там написано на пузырьке… Поживей, пожалуйста!
– Миленькая, деточка… – это говорит бабушка. – Ваня, подержи ей голову.
– Ну и что? – откашлявшись, продолжает тётя, задыхаясь и хрипя. – Где всё
