Золотой век. Книга 2. Империя - Конн Иггульден
Перед ним стояла его бывшая жена, но он едва узнал ее. Руки у Фетиды тряслись, с момента их последней встречи она сильно похудела, так что кожа складками висела у нее под подбородком, а на руках, покрытая глубокими морщинами, напоминала смятую ткань. Глаза у нее горели скорее безумием, чем здоровьем. Перикл сглотнул и снял с лица повязку, чтобы заговорить:
– Фетида? Ты выглядишь… Когда ты ела в последний раз? Где мальчики?
Воздух в доме был прохладнее, чем на опаленной солнцем улице, но вонь ощущалась и здесь. Этот смрад становится привычным, подумал Перикл. Напасть, поразившая город, имела особый запах, так же как и цвет – синюшный оттенок кожи, какой он видел у архонта Аполлодора. Перикл пригляделся к своей бывшей супруге, нет ли этой синевы на ее лице, на шее, но свет был слишком тусклый.
– Фетида? – снова произнес Перикл, на этот раз мягче.
Он взял ее за руку, и она сникла, будто только и ждала его прикосновения. Перикл почувствовал, что почти тащит ее на себе, хотя вес был не такой, как прежде. Он прошел вместе с ней через прихожую к скамье и помог ей сесть со всей возможной осторожностью. Запах поноса вокруг нее был сильнее, он словно поселился в ее волосах, пропитал кожу. Рвотный ком подступил к горлу, и Перикл мельком увидел горшок у окна. Однако стоило ему заглянуть внутрь, как от вида вонючей жижи конвульсивные спазмы усилились. Он не удержался и добавил свою порцию к этому жуткому месиву, его выворачивало до тех пор, пока желудок не опорожнился дочиста, и даже после этого спазмы продолжались до рези в животе.
– Где слуги? – наконец выдавил из себя Перикл.
– Их нет, – шепнула Фетида.
– Сбежали?
Когда она покачала головой, Перикл ощутил приступ паники:
– Где мальчики, Фетида? Где Ксантипп? Парал?
Она подняла глаза к лестнице, и Перикл почти оставил мысль выйти на улицу и вылить содержимое горшка в канаву, добавив в нее свою долю нечистот. По пути сюда он видел в одной из них дохлую собаку, которая упала туда и забила сток. В результате образовался потоп, столь ужасный на вид, что Перикл подумал, не лучше ли, чтобы тут начался пожар? Солнце по-прежнему палило. Пока снова не пойдет дождь, эти открытые сточные канавы по всему городу останутся забитыми и будут источать зловоние.
Выругавшись себе под нос, Перикл вышел на улицу с полным до краев горшком. Он так долго пытался задерживать дыхание, что у него закружилась голова, и он пошатнулся. Горшок он опорожнил в канаву, оттуда поднялся рой разъяренных, оторванных от пира мух. Выплеснутое им сверкнуло и влилось в общий поток. Тряпки, чтобы вытереть горшок начисто, у Перикла не было. Он отнес его в дом и поставил рядом со своей бывшей женой. Она уставилась на него, в ее глазах он прочел страх.
Поднимаясь по лестнице, Перикл не дышал, сердце в груди то трепетало, то глухо ухало. Это вызывало напряжение, было неприятно, словно он попал в ловушку страха и не мог из нее выбраться.
На верхнем этаже дома, под крышей, находились четыре спальни. Перикл открывал одну дверь за другой, обнаруживая постели в грязных пятнах и с жужжанием петляющих по воздуху жирных мух. В последний раз он видел Фетиду всего несколько дней назад, тогда она была в полном порядке. Быстро же делает свое дело эта напасть. Может быть, это означало, что она так же быстро пройдет и будет забыта? Некоторые поветрия так и заканчивались, к примеру лихорадки нынешним летом. Странно, но, когда он вел Фетиду к скамье, она была холодной, а вовсе не пылала от жара…
Перикл открыл третью дверь и увидел лежавшего на постели Ксантиппа. Тот выглядел исхудавшим, в комнате разило рвотой и поносом. Перикл думал, что постепенно привыкнет к самым мерзким запахам, но каждый новый вдох бил по его обонянию.
– О сынок, бедный мой, – произнес Перикл.
Он подошел и сел рядом на постель. Ксантипп медленно моргнул и поднял руку. Перикл взял ее в свою и почувствовал сильнейший жар. Ему доводилось видеть, как трясет в лихорадке раненых. Жар усиливался и усиливался до тех пор, пока не наступала смерть или не вмешивалась Судьба.
– Где врачи? – спросил Перикл.
Ксантипп только покачал головой. Его глаза были до странности широко раскрыты, губы не смыкались. Перикл ощутил, как в него ледяным клинком проникает страх, становится трудно дышать.
– Они… – Перикл склонился, чтобы услышать шепот силившегося говорить сына. – Они отказываются выходить из дома. Им предлагали… золото. Я так хочу пить…
Перикл поискал воду, тряпку… что-нибудь, чтобы смочить губы сыну. И проклял свою непредусмотрительность. В обычное время один из домашних слуг рано утром ходил за водой к фонтану, а в периоды засухи воду приносили из реки, протекавшей к югу от города. Фонтаны пересохли, спартанцы перекрыли ток воды или просто засорились трубы, не имело значения. Перикл понимал: нужно послать кого-нибудь в порт, чтобы принесли сюда новую бочку, одну из тех, что день и ночь доставляли к причалам на лодках. Он мог это сделать. Иначе какой смысл вообще стоять во главе города, если даже такое дело было бы ему не под силу.
– Я добуду воду, Ксан. Обещаю. Ты можешь подождать еще немного? – Сын кивнул, и Перикл, пятясь задом, вышел из комнаты. – Я постараюсь как можно быстрее.
Он сунул голову в соседнюю дверь и обнаружил в комнате Парала, тот был в чуть лучшем состоянии, чем Ксантипп. Лежал в постели, но, увидев отца, сразу приподнялся. Перикл заметил, что он читает, и испытал гордость за сына.
– Ксан и мама очень больны, – сказал Парал. – Думаю, я в порядке, хотя уже не пытаюсь остановить это, из меня все течет и течет.
Он вдруг смутился. Перикл увидел, что постель сына вся мокрая, пропитана жидкостью, имевшей тот же кислый запах, которым провонял весь дом.
– Теперь я здесь. Прости, я должен был прийти раньше. Не знал, что вы все так больны.
– Болезнь поражает внезапно… и сильно, – ответил Парал.
В его глазах тенью промелькнули болезненные воспоминания, и Перикл ощутил новый укол вины. Он занимался городом. Но разве это служит ему извинением.
– Я отправляюсь за водой, – твердо сказал Перикл. – В доме никого, и фонтаны все загрязнены. Я достану воду в порту, но на это уйдет несколько часов.
– Спасибо тебе, – произнес Парал.
С этими словами он снова лег, явно испытав облегчение. Перикл кивнул. Городу
