Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 3
— Вот хоть одно счастливое следствие французской революции, милорд, вы должны это признать! — заметил Олдбок. — Но прошу вас не обижаться. Я буду хлопотать о ваших делах так же горячо, как если бы разделял ваши политические убеждения и вашу веру. И примите мой совет: если вы хотите, чтобы важное дело велось тщательно, передайте его в руки какого-либо антиквария. Вечно погруженные в изучение мелочей, они в значительном вопросе не упустят ничего существенного. Упражнение ведет к совершенству, и воинская часть, которую больше других муштровали для парадов, будет проворнее действовать в день боя. А раз уж мы коснулись этой темы, я охотно прочел бы кое-что вашей светлости, чтобы скоротать время до ужина.
— Я, право, не хотел бы, чтобы из-за меня нарушались ваши домашние порядки, — сказал лорд Гленаллен, — но я ничего не ем после захода солнца.
— Я тоже, милорд, — ответил хозяин дома, — несмотря на то, что у древних было в обычае ужинать. Но я обедаю совсем иначе, чем ваша светлость, и поэтому мне легче обойтись без тех замысловатых и лакомых блюд, которые мои женщины (то есть сестра и племянница, милорд) любят ставить на стол больше для того, чтобы блеснуть своим искусством, чем для того, чтобы удовлетворить наши потребности. Тем не менее жареная баранина, или копченая треска, или несколько устриц, или ломтик ветчины собственного копчения с поджаренным хлебом и кружкой пива, или что-либо в этом роде, чтобы заткнуть входное отверстие желудка перед отходом ко сну, — все это не подпадает под ограничения — как мои, так, надеюсь, и вашей светлости.
— Мое воздержание от ужина нужно понимать буквально, мистер Олдбок. Но я с удовольствием посижу за вашим столом.
— Хорошо, милорд, — ответил антикварий. — Раз мне не придется доставить приятные ощущения вашему нёбу, я постараюсь хотя бы занять ваш слух. То, о чем я собираюсь прочесть вашей светлости, относится к нашим горным долинам.
Лорд Гленаллен, который предпочел бы поговорить о своих личных, столь неясных делах, все же был вынужден с унылой вежливостью изъявить согласие.
Тогда антикварий достал папку с множеством отдельных листков и, предупредив, что изложенные на них топографические сведения приведены как иллюстрации к небольшому очерку об устройстве лагерей, успешно прочитанному в нескольких антикварных обществах, начал так:
— Предметом рассмотрения, милорд, служит горное укрепление Квикенс-бог. С местностью, где оно расположено, вы, несомненно, знакомы: это ваша скотоводческая ферма Ментеннер в баронстве Клохневен.
— Кажется, я слыхал названия этих мест, — сказал граф в ответ на обращение к нему антиквария.
«Слыхал названия? О господи! Ведь ферма приносит ему шестьсот фунтов в год! » — чуть не воскликнул вслух антикварий. Но его гостеприимство помогло ему превозмочь удивление, и он громким голосом начал читать свои очерк, в великом восторге от того, что нашел терпеливого и, как он был уверен, заинтересованного слушателя.
— «Квикенс-бог, как может показаться на первый взгляд, ведет свое имя от растения quicken, понимая под этим шотландским словом пырей, собачью траву, или triticum repens Линнея, и от односложного английского слова bog, что в просторечии означает болото или топь, по-латыни palus. Однако опрометчивые любители поверхностных этимологических умозаключений будут смущены, узнав, что пырей, или собачья трава, или, выражаясь научным языком, triticum repens, не растет ближе четверти мили от этого каструма, или горного укрепления, валы которого равномерно покрыты короткостебельчатой травой. Болото же, или palus, пришлось бы искать гораздо дальше, так как ближайшее — это Герд-зи-мир, на расстоянии полумили. Таким образом, последний слог bog, очевидно, представляет собой просто искажение саксонского burgh, которое мы встречаем в различных вариациях, как burgh, burrow, browgh, bruff, buff и boff, из коих последняя по звучанию очень близка к bog. Поэтому, если предположить, что первоначальное слово было borgh, — а это соответствует подлинному саксонскому произношению, — то при легком изменении, какому современные органы речи часто подвергают старинные звуки, получится сперва bogh, а затем после выпадения звука h или же смягчения, а также опускания гортанного придыхания, к чему наблюдается тенденция в местных диалектах, образуется, смотря по обстоятельствам, boff или bog. Что же касается слова quickens, то для выяснения его истинного смысла необходимо аналогичным образом изменить его и, так сказать, разложить, чтобы привести к первоначальному и правильному звучанию. Простой заменой qu на wh, знакомой даже новичку, которому случалось раскрыть том шотландских стихов, мы найдем либо Уилкинс, либо Уичинсборг. Последний вариант, столь созвучный современному which[156], — мы имеем право это предположить, — представляет собой вопрос, который некто, под впечатлением чрезвычайной древности этого сооружения, мог бы задать: «Чья это крепость? » Возможен также вариант Уэкинсбург, восходящий к саксонскому whacken — бить рукой, так как при стычках около такого значительного сооружения подобное толкование оправданно», и так далее и так далее.
Я буду более милосерд к читателю, чем Олдбок к своему гостю, ибо, зная, как редко ему может представиться случай завладеть вниманием такой значительной особы, как лорд Гленаллен, антикварий воспользовался или, вернее, злоупотребил этой возможностью в полной мере.
ГЛАВА XXXVI
Старику ль водить
Дружбу с тем, кто молод?
Юным — дни веселья,
Старым — дни забот,
Юность — летний жар,
Старость — зимний холод.
Юность — летний луч,
Старость — зимний лед.
ШекспирНа следующее утро Кексон поднял антиквария, который любил понежиться в постели, на целый час раньше обычного.
— Ну, что такое? — спросил Олдбок, зевая и протягивая руку к огромным золотым часам с репетицией, лежавшим возле его подушки на шелковом носовом платке. — Что случилось, Кексон? Неужели уже восемь часов?
— Нет, сэр, но со мной говорил человек милорда. Он считает, что я камардин вашей милости. Это, конечно, верно, потому как я состою в этой должности при вашей милости и при пасторе. Кто как не я? И еще я прислуживаю сэру Артуру, но это только по моей специальности.
— Ладно, ладно, хватит об этом! — остановил его антикварий. — Блажен тот, кто сам себе камардин, как ты выражаешься. Но зачем же тревожить мой утренний покой?
— Ах, сэр, ваш знатный гость встал ни свет ни заря и прогулялся в город, чтобы послать оттуда нарочного за своим экипажем, который скоро будет здесь. И граф хочет повидаться с вашей милостью, прежде чем уедет.
— Вот не было печали! — воскликнул Олдбок. — Эти великие мира сего пользуются чужим жилищем и временем, как своими собственными. А впрочем, это ведь особый случай. Скажи, Кексон, как Дженни? Пришла немного в себя?
— Ни то ни се, сэр, — ответил парикмахер. — Напутала нынче с шоколадом: чуть не вылила все в помойное ведро, а потом так растерялась, что сама и выпила. Но это ничего, она справится с помощью мисс Мак-Интайр.
— Выходит, все мои женщины уже на ногах и копошатся. Пора мне, стало быть, расстаться с моей тихой постелью, если я хочу мира и порядка в доме. Дай-ка мне халат! А что слышно в Фейрпорте?
— Ах, сэр, там только и разговоров, что о милорде! Говорят, он двадцать лет не выходил за порог, а тут, здравствуйте, пришел в гости к вашей милости!
— Вот оно что! — воскликнул Монкбарнс. — Что же там по этому поводу говорят?
— Надо сказать, сэр, что мнения у людей разные. Эти самые дымокрады, — так, что ли, их называют, — которые против короля и закона, а также пудры и париков, негодяи этакие, они болтают, будто он пришел сговориться с вашей милостью, а потом привести сюда своих горцев и фермеров, чтобы разогнать собрания «друзей народа». А когда я им доказываю, что ваша милость никогда не вмешивается в такие дела, где пахнет дракой и пролитием крови, они мне отвечают, что, может, оно и так, но с вашим племянником дело иное, его, мол, хорошо знают: он и раньше дрался и теперь готов постоять за короля и драться до последней капли крови. Они говорят, что вы — голова, он — рука, а граф даст людей и деньги.
— Здорово! — рассмеялся антикварий. — Я рад, что война не будет мне стоить ничего, кроме советов.
— Нет, нет! — заверил его Кексон. — Никто не думает, что ваша милость станете драться сами или дадите хоть грош той или другой стороне.
— Гм! .. Таково, значит, мнение «дымокрадов», как ты их называешь. А что говорит остальной Фейрпорт?
— Право, — ответил откровенный докладчик, — тоже мало хорошего. Капитан добровольцев Кокит, тот, что будет у нас сборщиком податей, и другие джентльмены из клуба Голубых говорят, что напрасно позволяют папистам, у которых много друзей-французов, к примеру — графу Гленаллену, расхаживать где ему нравится, и еще… Но ваша милость, может, рассердитесь?
