Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина
– Так это ты писала? Да? – Роза Марковна торжествует. – Вот я сейчас пойду к твоим!
– Да, это я писала, одна я! Идите к моим, они вам тоже кое-что скажут! – первый раз вижу, чтобы Олька плакала.
– Ах ты, дрянь, – выговаривает Роза Марковна Вальке, растягивая слова. – Ты, что же, жалуешься на мать всяким соплячкам… – Сейчас она Вальку разорвёт!
Валька срывает с бритой головы проклятую косынку и бежит из сада. Мы смотрим куда – в лес или в кусты, к берёзке.
– Тише, тише, Розочка. Могу я вас так называть? Вам так идёт ваше имя. Успокойтесь, моя дорогая, берегите нервы, – успокаивает её тётя Магда.
Дед с бабушкой закуривают, а ведь им курить нельзя. Олька стоит и тяжело дышит, Ника, Саня и я встаём рядом с ней.
– И мы писали, – сознаёмся мы.
– Я так и знала, – тихо говорит тётя и с ласковой улыбкой поворачивается к Розе Марковне: – Вы не выпьете с нами чаю? Не возражаете? Оладьи горячие, и свежее варенье… – Можно подумать, что они подружки.
Роза Марковна рассматривает свои лакированные туфли.
– Магдочка, вы не хотите сделать перманент? У меня на станции есть шикарный мастер, сейчас это очень, – её не узнать, она совершенно изменила тон, корчит из себя благородную даму. – Вы ведь тоже южанка? Не с Полтавы случайно? Я не ошиблась?
– Не совсем из Полтавы, а росла я в Воронеже и в Одессе, наша семья часто переезжала. Мы росли при театре, иногда нас, детей, оставляли на год-два в пансионах, родители гастролировали, им приходилось отрываться от семьи, это было мучительно… У нас была чудесная мама, и отец… К чему я это вспомнила? Кстати, я ведь тоже вдова, как и вы, у нас много общего.
– Что за дети пошли, Магдочка, осуждают старших, – возобновила жалобы Роза Марковна.
Но тётя, прервав её, строго скомандовала нам:
– Марш в сад! Поговорю с вами потом! – И с любезной улыбкой подвинула к ней чашку с чаем и оладьи с вареньем.
Мы находим Вальку у берёзки, она совсем упала духом.
– Что мне теперь будет? Как я домой пойду?
– Ничего не будет! Тётка ей такое наговорит, что она больше пальцем тебя не тронет, знаешь, какая она умная, наша Магдаша!
* * *
– Магда, что ты ей сказала? – мы видели, как она провожала улыбающуюся Розу Марковну до калитки.
– Я ей сказала всё, что я думаю о родителях, о детях, о любви и доверии в семье, о достоинстве человека, которое надо воспитывать с детства, а также: что посеешь, то и пожнёшь, и так далее, в этом духе.
– Как ты думаешь, это поможет? – мы боимся, что Вальке запретят к нам ходить.
– Поможет, пока мы здесь. Такие глупые и своенравные люди от одной неприятной беседы не меняются. В сущности, они несчастные, одинокие существа. Подрастёт Валя и уедет от неё, будет учиться и работать, получит специальность, встретит хорошего человека, у неё будет семья. Она труженица и милый, честный человек. И будет счастлива. А Роза Марковна замуж не выйдет, потому что она форменная мегера. Форменная мегера! Постареет – и вот тогда спохватится, что дочку к себе не привязала, оттолкнула. Возможно, она любит Валечку, но всё дурное в ней и вздорность характера мешают проявлению чувства. Кроме того, она слишком занята собой, как это бывает с красивыми, пустыми и избалованными мужским вниманием женщинами.
Тётя начинает хихикать. Бабушка с дедом оживляются и с интересом ждут, что она ещё скажет.
– «Доча», «доча», ну что за безвкусица, сюсюканье, фальшивая слащавость! А надушенный платочек, а кольца, а завивочка, а всё остальное! Бесконечное самолюбование! И пошлость!.. Вальке надо скорее бежать от неё! Правда, её уже не испортишь. И потом, «южанка»! Грузины, армяне, греки, итальянцы – южане. Мало ли южан на свете! Почему не сказать «еврейка»? Зачем отрекаться от своей национальности? Это я тоже ненавижу! А теперь – за дело! – ни с того ни с сего спохватывается она. – Дети мои, вы с утра ещё ни одной задачки не решили.
На следующий день у Розы Марковны кончается отпуск, и она выходит на работу. Валька теперь бывает с нами чаще, чем раньше. Скоро у тёти день рождения, ей исполнится пятьдесят лет, и мы хотим устроить для неё самый настоящий концерт. Мы сидим в кустах, разучиваем песенку про Орлёнка, Ника руководит хором. Я всё выглядываю на дорогу, но никого там не видно. Никита куда-то пропал, его нет и на волейболке. Как-то за ужином тётя Магда говорит:
– Разъезжается молодёжь, кто в армию, кто в вузы. Тот тёмноволосый, красивый мальчик на велосипеде, который мне нравился, Никита, вы знаете, о ком я говорю, он, оказывается, уехал поступать в театральное училище. Уж очень он худ, но лицо тонкое, выразительное, умён, начитан. Романтик. Уже влюблён. Уверена, станет хорошим артистом.
* * *
Наутро я заболеваю. У меня солнечный удар, так считает тётя. Я лежу в жару под одеялами, пью тошнотворный отвар из трав, который готовит дед на электрической плитке. Он горький, но я пью, чтобы не обидеть деда. Бабушка без конца щупает мне лоб.
Тётя каждые два часа ставит мне градусник. Они тихонечко вспоминают свои солнечные удары, аппендициты, воспаления лёгких, а дедушка – страшную малярию, которую он перенёс во время военной службы на Кавказе давным-давно, в молодости. Саня на свободе, с девчонками в кустах, наверное. Я разлепляю глаза, чтобы взглянуть на мою любимицу, сосну. Она склонила вершину, сочувствует мне. Мы обе знаем, что это не солнечный удар, а совсем-совсем другое, и никто мне не поможет, и никакие лекарства, отвары и градусники, надо просто ждать, когда я вырасту, и тогда…
«…Я только что окончила медицинский институт, я очень хорошенькая, у меня много друзей, все наперебой за мной ухаживают, но я глуха к изъявлению их чувств. Я поглощена мыслями об одном человеке, которого нет со мной, где он? Решив посвятить свою жизнь медицине, я уезжаю на Крайний Север, чтобы приносить пользу людям. Я прекрасный врач, спасаю больных в тайге и в тундре, у меня за спиной тысячи километров на самолётах, машинах, оленях, собаках, на лыжах. В любую погоду – в мороз, в пургу – я бесстрашно иду на помощь людям. Меня все знают, обо мне пишут в газетах, но я не горжусь своей славой, не в ней счастье. Однажды за мной присылают оленей. В далёком посёлке помощь нужна артисту
