Валерий Есенков - Восхождение. Кромвель
Одна четвёртая причина была справедлива. Первые три были отчасти надуманы и служили отговорками. Войска разлагались; солдаты переходили из армии в армию, в зависимости от того, какое жалованье в них получали. Генералы завидовали друг другу, ссорились между собой и не желали никому подчиняться, кроме тех, кто в состоянии был им платить. Между ними и представителями военного комитета происходили стычки и бурные сцены. Коменданты крепостей были в раздоре с городскими властями. Любая задержка жалованья рождала среди солдат ропот и смуты. Ресурсы страны истощались затянувшейся гражданской войной. Это приводило мыслящих людей в беспокойство:
«За ненадобностью промышленность окончательно остановилась. Обе стороны грабят и разоряют владельцев земли. Торговля, главное занятие англичан, падает, к тому же её заедают налоги. Бедняки должны умирать с голоду или, восстав, отнять имущество у богатых. Истощаемая налогами, разоряемая войной, Англия превратилась в наковальню, по которой ежеминутно бьёт своим молотом Немезида. О, несчастная нация! Народ, когда-то свободный, лучший из всех, теперь превратился в несчастных рабов, и в рабов не одного владельца, а многих».
Кромвелю, рачительному хозяину, владельцу коров и овец, это положение было известно лучше, чем многим другим, и наверняка лучше, чем белоручке графу Манчестеру, оттого он и настаивал на скорейшем завершении разорительной, кровопролитной гражданской войны, а равнодушный к разорению Англии граф готов был растянуть её, насколько придётся. Он видел иные причины поведения графа. По его мнению, граф Манчестер шёл на поводу у палаты лордов, богатых землевладельцев, которые не столько воевали, сколько торговались с королём из-за выгод и привилегий. Он пытался его убедить:
— Милорд, встаньте на нашу сторону, встаньте решительно. Не говорите, что надо быть умеренным, что надо щадить палату лордов, бояться отказов парламента. Какое нам дело до мира и лордов? Наши дела до тех пор не будут успешны, пока вас не будут звать просто-напросто мистером Монтегю. Если же вы сблизитесь с честными людьми, то скоро станете во главе армии, которая будет предписывать законы и королю и парламенту.
Но, казалось, граф Манчестер не слышал его и продолжал топтаться на месте, не желая осаждать даже те крепости в пределах восточных графств, которые всё ещё находились в руках сторонников короля. Ещё нелепее, нетерпимее было поведение Эссекса. В течение трёх недель он освободил из осады несколько крепостей и подступил к Экзетеру. Над королевой нависла опасность: с падением города она могла попасть в .плен, одна мысль о котором была для неё нестерпима. Государыня просила графа, своего подданного, дать её охранную грамоту, чтобы она могла выехать в Бат, где бы предоставилась возможность оправиться после родов. Эссекс ответил галантно, но непреклонно:
«Если вашему величеству угодно ехать в Лондон, я не только дам охранную грамоту, но даже сам поеду вас провожать. Там вы получите самые лучшие советы врачей, там для вашего выздоровления будут приняты наилучшие меры. Что же касается других мест, то я не могу исполнить вашего пожелания, не донеся об этом парламенту».
Тем не менее королеве удалось выбраться из города, поскольку медлительный граф не торопился начинать осады. Она бежала во Францию, а Эссекс повёл себя как мальчишка, несмотря на то что его юность давно миновала. До него дошли слухи о поражении на Марстонской пустоши, посеянные разбежавшимися шотландцами. Он отказался им верить и предложил коменданту Экзетера пари: он отступит, если слух подтвердится, но если окажется, что парламентская армия там одержала победу, комендант сдаст Экзетер.
Пока он занимался этими детскими играми, слух действительно был опровергнут, однако ему стало не до пари. Король, разбивший Уоллера, наступал на него, по дороге пополняя сторонниками ряды своей крепнувшей армии. Был собран военный совет. Высшим офицерам надлежало решить, следует ли исполнять намеченный план, по которому армия должна была занять Корнуэл, или дать сражение королю. Эссекс ударился в противоположную крайность. Его армия была довольно слаба, однако он подал свой голос в пользу сражения. Его офицеры считали нужным оторваться от монарха и двигаться дальше. Слабость армии играла в этом решении не главную роль. Многие из них имели в Корнуэле большие владения. Так вот, пока там распоряжались приверженцы короля, они не получали доходов. Они желали добраться до своих арендаторов и получить с них арендную плату. Разумеется, офицеры выдвигали иные причины: видите ли, граф, при вашем приближении весь Корнуэл, угнетённый, ограбленный монархистами, придёт вам на помощь, стало быть, вам представится честь передать это богатейшее графство в руки парламента.
Разумеется, Эссекс, главнокомандующий, мог и должен был употребить власть и настоять на сражении, но это был слабый, безвольный человек, и он уступил. Армия стала уходить от короля трудными дорогами горного Корнуэла.
Несмотря на уверения офицеров, горожане и фермеры этого графства отчего-то отказались восстать. Больше того, они почему-то отказывали его солдатам в продовольствии и фураже, армии грозил голод, а Карл преследовал его по пятам. Он писал в Лондон, просил подкреплений, настаивал, чтобы Уоллер или Манчестер ударили в тыл короля и избавили его от преследования. Военный комитет был полон решимости оказать ему помощь. Прежде всего тринадцатого августа в Лондоне был устроен общий молебен. Затем были отданы соответственные приказы Уоллеру и Манчестеру. Уоллер был готов ринуться в Корнуэл хоть сейчас, однако писал:
«Пусть мне пришлют деньги и пополнение. Господь свидетель, не моя вина, если я не могу двинуться тотчас. Да падёт стыд и кровь убитых на головы тех, кто задерживает меня! Если же денег мне не пришлют, я пойду и без них!»
Манчестер не отвечал. Очень может быть, что он был рад, что его соперник попал в тяжёлое положение. Таким образом, Эссекс не получал помощи ни от парламента, ни от соратников по борьбе, и поначалу казалось, что никакая помощь ему не нужна.
Поражение при Марстон-Муре, видимо, потрясло короля. Его окружение и высшие офицеры были напуганы потерями. Они снова заговорили о мире, на этот раз настойчивее и громче. Не думая о том, что Эссекс чувствует себя слишком слабым и сам страшится сражения, монарх обратился к нему с заманчивым предложением разнообразных наград, если он возвратится на королевскую службу и возвратит Англии мир. Предложение имело обратное действие. Эссекс ободрился и довольно высокомерно отвечал своему племяннику, посланнику государя:
— Я не стану ему отвечать. Я бы мог только одно посоветовать его величеству: возвратить свою милость и соединиться с парламентом.
Казалось, отказ мало огорчил короля, человека самоуверенного и легкомысленного. Его лагерь был настроен иначе. Многие полагали, что монарх посулил Эссексу слишком мало, ведь сами они большей частью служили из выгоды. Следовало, по их рассуждению, предложить ему больше. Другими словами, Эссекса следует подороже купить, и на Англию снизойдёт благоденствие мира. Такого мнения придерживались не только командиры полков, но даже командующие артиллерией и кавалерией. Они решили обратиться к Эссексу от себя лично. Узнав об этом, Карл выразил недовольство. Однако его авторитет стремительно падал даже среди монархистов. Его не послушали. Письмо было составлено. Он вынужден был сделать вид, что одобряет его. Впрочем, и это послание только возвысило Эссекса в собственном мнении. Он отвечал:
«Милорды! В самых первых строках своего письма вы позаботились объяснить, кто уполномочил вас послать его ко мне. Однако я несу службу парламенту, а парламент не давал мне полномочий вести переговоры о мире. Стало быть, я не могу приступить к ним, не изменяя присяге. Остаюсь, милорды, ваш покорнейший слуга Эссекс».
В лагере короля ответ произвёл тяжёлое впечатление. Начальники артиллерии и кавалерии были отставлены. Предстояло сражаться, а этого никто не хотел. Без сомнения, Эссекс поступил благородно, оставаясь верным делу парламента, однако он поступил бы более мудро и стратегически верно, если бы не мешкая перешёл в наступление и атаковал поколебленного, слабого духом врага. Тем не менее граф остался при одном благородстве и очень скоро поплатился за свою нерешительность.
Он шёл по враждебному краю. Неприятельская армия преследовала его по пятам, не нанося серьёзных ударов, но постоянно тревожа арьергарды[18]. Эти постоянные стычки утомляли и раздражали его голодное воинство. Ему отрезали дороги к морю, через которое они могли получить подкрепления и продовольствия, в тылу возводили укреплённые пункты, так что с каждым днём возвращение прежним путём становилось всё невозможней. Кавалерия оставалась без фуража, начался падеж лошадей. Солдаты устали, росло число недовольных. Уже носились слухи о заговоре, направленном против командования.
