Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина

Через месяц, по время смотра, граф Григорий Потемкин нечаянно поранил свою ногу и был в крайнем изумлении, когда уже через три дни пред ним явился сам лейб-медик императрицы Соммерс, коий преподнес ему от императрицы письмо.

«Из Села Царского. Июня 23 ч. 1776

Князь Григорий Александрович, два письма Ваши: одно без числа, а другое от 29 сего месяца, я получила. За поздравление благодарствую. Репорты Князя Прозоровского, знатно, Вы позабыли прислать, хотя в письме пишете, что их прилагаете. Ко мне из Риги пишут, что полковники аммуниционные вещи не принимают. Унимайте сей безпорядок. Соммерса при сем отправляю. Что Вы ногу разбередили, о том сожалею. В прочем пребываю как и всегда доброжелательна.

Екатерина».

Прибывший лейб-лекарь, осмотрел его ушибленную ногу. Потемкину было не по себе: стало быть, он все-таки не забыт императрицей?

Как генерал-губернатор Новороссийской и Азовской приграничных губерний, Потемкин был озабочен обеспечением безопасности границ, увеличением населения. Поселенные полки обеспечивали и хозяйственное освоение земель, и их оборону. Экономя на других статьях бюджета губерний, Потемкин изыскивал для них средства.

Императрица добивалась от него четкой отчетности по всем статьям дохода и расхода. А такожде не упускала возможность проверить дела по губернскому положению, кое вводилось постепенно, по мере готовности тех или иных губерний. В зависимости от положения губернии, численности ее населения и других обстоятельств допускались некоторые отступления от общих правил. Императрица допускала их, но все же требовала от Потемкина соответствия штатов его губерний «Губернскому положению», хотя она заведомо знала, что Светлейший князь устроит все, как нельзя лучше. По крайней мере, не хуже других.

В благодарность за его службу, ей хотелось поскорее найти ему дом и достойное место для загородной резиденции под Петербургом. Но ничего путного из тех, что находились на Петергофской дороге, не находила. И хотя Потемкин говорил, что ему все равно, будет у него загородное поместье или нет, что, главное для него ее милость, она все-таки не оставляла своей затеи одарить его оным. Теперь, когда в Зимнем дворце жил в отведенных покоях, весьма далеко от покоев Потемкина, Петр Завадовский, Екатерина, верная своему решению купить Потемкину дом, приказала своему советнику Ивану Перфильевичу Елагину настойчиво искать подходящее ему достойное жилище. Тем паче поиск дома мог статься той самой хитрой причиной, благодаря которой она могла держать связь с князем Потемкиным.

Елагин взялся за поиски, и вскорости обнаружил выставленный на продажу дом покойного Александра Бибикова, об чем сообщили Григорию Александровичу, но на поверку оказалось, что он сырой и довольно в плачевном состоянии. Потемкину она отослала записку:

«Изволь сам сказать или написать к Елагину, чтоб сыскал и купил и устроил дом по твоей угодности. И я ему то же подтвержу, а впротчем уверениям твоим охотно веру подаю, потому что таковые мысли сходственные суть с честностию и добросердечием».

Он ответил:

«Матушка Государыня, я четыре дни ждал, когда по обещанию Вашему начнете говорить о судьбе Бибикова дому».

К этому времени было решено выкупить Аничков дом. В ответ, она написала:

«Послушайте, друг мой, ваше письмо повело бы к длинным рассуждениям, естьли бы я пожелала ответить на него подробно. Но я выбрала из него два существенных пункта. Во-первых, Аничков дом. В Москве же требовали четыреста тысяч рублев. Это огромная сумма, которую я не знала бы где достать. Но пусть Елагин спросит о цене: может быть, он и дешевле. Это дом – непригодный для жилья и грозящий разрушением. С одной стороны вся стена в трещинах, содержание и восстановление обойдутся, я думаю, недешево. Второй пункт – о дружбе. Смею утверждать, что нет друга более верного, чем я. Но что требуется, чтобы быть другом? Мне всегда казалось, что это взаимное доверие, и с моей стороны оно было полное. Уже давно я высказала вам мои мысли по этому поводу. Остается узнать, что перетягивало на весах со стороны доверия и т. д. Но довольно рассуждать: я не хочу ни спорить, ни раздражать. Я умею уважать и знаю цену вещам.

Екатерина.

19 июня 1776».

Подозрительный Потемкин выдвинул версию, что она желает его выдворить из его апартаментов в Зимнем, на что получил новое объяснение:

«Батинька, видит Бог, я не намерена тебя выживать изо дворца. Пожалуй, живи в нем и будь спокоен. По той причине я тебе и не давала ни дома, ни ложки, ни плошки.

Буде же для диссипации, на время уроненное ты находишь за лучий способ объездить губернии, о том препятствовать не буду. Возвратясь же, изволь занять свои покои во дворцах по-прежнему. Впрочем, свидетельствуюсь самим Богом, что моя к тебе привязанность тверда и неограниченна и что не сердита. Токмо зделай одолжение – пощади мои нервы.

Екатерина.

20 июня 1776».

«Верь, что отъезд меня не амбарасирует. Думаю, что сам, подумавши, тому поверишь. Пишешь тетрадями. Ответствовать пришлю. Но как едешь назад, то буду ожидать возвращения. Бог с тобою, и я тебе желаю всякого добра.

Екатерина».

Елагин отыскал еще колико домов, но все-таки остановились на Аничковом дворце, который императрица сразу же выкупила у Разумовских.

Сей дворец был тайным намеком императрицы Екатерины для Светлейшего князя Потемкина: понеже он был подарен императрицей Елизаветой Петровной своему тайному мужу, коим был и Григорий Потемкин для Екатерины. Подарок оного дворца стал весомым знаком ее полного расположения к фавориту и, вестимо, заставил умолкнуть многочисленных его недоброжелателей. Пуще же всего, намек был приятен самому князю. Он с удовольствием читал письмо, подтверждающее сие преобретение:

«Князь Григорий Александрович, купленный Нами Аничковский у Графа Разумовского дом Всемилостивейше жалуем Вам в вечное и потомственное владение. Извольте принять его от Елагина, которому и исправить, и убрать его по Вашему вкусу приказано, употребя на то до ста тысяч рублев.

Екатерина

В 22 день июня 1776 года. Царское Село».

Как было не умилиться щедрости жены? Получив известие о подарке, князь Потемкин не замедлил с письмом:

«Всемилостивейшая Государыня!

По сообщению от Ивана Перфильевича о пожаловании мне дома Аничковского я лобызаю ноги Ваши.