Зажги свечу - Мейв Бинчи
Элизабет задумалась. Потом посмотрела на Шона. Он и так считал ее глупой, а что будет, если она побежит обратно спрашивать, какой туалет ей выбрать? Надо подумать как следует. «Мужчина» начинается с «М», так что «MNA», должно быть, мужской, тогда «FIR» – женский.
Она храбро вошла в дверь с табличкой «FIR». Спиной к ней стояли четверо мужчин. Стенку они, что ли, красят? Или ремонтируют что-то? Элизабет застыла, не решаясь пройти мимо них к женской уборной.
Один из мужчин – старик, почти без зубов, в кепке, надетой задом наперед, – повернулся, и, к ужасу Элизабет, его брюки оказались расстегнуты.
– А ну, девчушка, беги домой и не будь такой смелой! – закричал он.
Остальные мужчины обернулись.
– Давай-давай, иди отсюда! Еще насмотришься, когда подрастешь! – крикнул молодой человек, и все засмеялись.
Красная как рак, с выскакивающим из груди сердцем, Элизабет примчалась к Шону, который вопил, чтобы она поторопилась, автобус уже подъезжает.
– Боже правый, ты что, в мужской туалет попала? – спросил он еще до того, как она успела хотя бы слово вымолвить, и тут же предупредил: – Мамане говорить не вздумай, а то она с тебя шкуру спустит.
И тут же закинул коричневый чемодан Элизабет на крышу автобуса.
– На нем же написано «Килмейнем» вместо «Уиклоу», это не тот автобус!
– Господь мой и Пресвятая Дева! Да залезай ты уже! – не выдержал Шон.
Тут и с обычной-то десятилеткой ездить намучаешься, а у этой еще и с головой не в порядке.
Как только автобус тронулся, полил дождь. Дорога шла мимо зеленых полей, и каждое окружала темно-зеленая изгородь. Элизабет пялилась в окно, сдерживая слезы. А также изо всех сил старалась дотерпеть до остановки, где будет уборная и кто-нибудь объяснит ей, что означают те буквы. Казалось, что со времени отъезда из Лондона прошли недели, но она с изумлением осознала, что на самом деле путешествие заняло меньше суток.
* * *
Эйлин ушла из лавки заранее, на случай если автобус прибудет раньше обычного. Она хотела убедиться, что наверняка будет дома, чтобы встретить девочку, а то Пегги будет визжать, Эшлинг рта не раскроет, Имон будет задираться, Донал нести что-то невразумительное… Ничего себе начало новой жизни в другой стране!
Эйлин пригладила юбку и заправила выбившиеся прядки. Интересно, как Вайолет выглядит теперь? У нее всегда были тонкие волосы и молочно-белое лицо. Наверное, девчушка такая же – в отличие от покрытых веснушками О’Конноров.
Стол накрыли тщательнее обычного. Эйлин заставила поменять заляпанную пятнами скатерть. Такое явное поднятие привычных стандартов разозлило Пегги.
Примчалась Эшлинг:
– Маманя, раз ты дома, давай пойдем к Махерам и заберем котенка прямо сейчас, до того как она приедет!
– У нее есть имя, ее зовут Элизабет! – одернула ее Эйлин. – И нет, котенок для вас обеих, забирать будете вместе.
– Я знаю, – неубедительно отозвалась Эшлинг.
За ее спиной появился Имон.
– Каждая получит по две лапки! – захихикал он. – Две тебе и две ей!
– Я возьму передние, – задумчиво сказала Эшлинг.
– Так нечестно, тогда ей достанется только попа! – Имон фыркнул от собственной дерзости.
– Не говори «попа», а то маманя тебе ремня даст, – парировала Эшлинг, осторожно косясь на мать: как бы и самой ремня не получить.
Эйлин пропустила перепалку мимо ушей:
– Эшлинг, иди сюда, я тебя расчешу, а то ты вся растрепанная. Стой спокойно!
Щетка всегда лежала на каминной полке, рядом с часами, и использовалась только в субботу вечером для еженедельной пытки. Морин и Эшлинг ее ненавидели и старались улизнуть. Мальчишки обычно могли рассчитывать на заступничество отца.
– Эйлин, хватит уже их прихорашивать, – говорил он. – Мужики они или кто? Нормальная у них прическа, оставь их в покое.
Однако за длинноволосых кудрявых дочерей он никогда не заступался.
Эшлинг ерзала и сопротивлялась.
– Хуже, чем собираться на мессу! – пожаловалась она.
– Не смей говорить гадости про мессу, это грех! – заявил Имон, довольный, что поймал ее на грехе, равном собственному. – Маманя, она сказала, что ненавидит собираться на мессу.
– Нет, она сказала, что ненавидит причесываться. Эшлинг никогда не скажет ничего плохого про священную мессу, правда, Эшлинг?
– Конечно, маманя, – подтвердила Эшлинг, опустив глаза.
Имон остался недоволен. Обычно после любого намека на оскорбление Господа на голову виновного обрушивалось суровое возмездие.
Пегги все еще была не в духе, чувствуя, что времена изменились в худшую сторону.
– Может, я схожу за Доналом? Он очень хочет быть внизу, когда та приедет, и он знает, что камин горит. И он не хочет, чтобы та подумала, будто он…
– Пегги, у Элизабет Уайт есть имя, ее зовут Элизабет, а не «та». Ты меня услышала?
– Да-да, конечно, я знаю, – заволновалась Пегги.
Эйлин наконец отложила щетку:
– Я сама схожу за Доналом.
Она пошла к лестнице, но по пути машинально посмотрела в окно. Должно быть, автобус из Дублина только что подъехал. От гостиницы Доннелли, около которой он останавливался каждый день, через площадь тянулись люди. А вот и Шон, идет впереди, раздраженно пинает камушки. Ее взрослый, неугомонный красавчик-сын явно чем-то озабочен и недоволен. Как это часто бывало, сердце Эйлин дрогнуло от беспокойства за него.
Позади Шона, волоча свой тяжелый чемодан, ковыляла бледная маленькая девочка. Она оказалась ниже ростом и более тощей, чем Эшлинг, а волосы такие светлые, словно их нет вообще. Зеленый цвет пальто только сильнее подчеркивал бледность и изможденность лица. На голове была школьная шляпка с завязками под подбородком, а одна из перчаток, пришитая к рукаву на резинке, болталась на ветру.
Там, на площади Килгаррета, с огромными глазищами на белом, как простыня, лице, была Элизабет.
Как и ожидала Эйлин, Эшлинг внезапно засмущалась и потеряла дар речи.
– Нет, маманя, ты ее встречай, – сказала она.
– Она уже здесь? Как она выглядит? – закричал Имон и, подлетев к окну, увидел маленькую фигурку.
– Это вон та, что ли? – изумился он.
Эшлинг, недовольная, что ее новую подругу критикуют еще до того, как она сама ее увидела, подошла к окну, но там никого не было. Элизабет с чемоданом уже вошла в дом.
– Хозяйка, она здесь, Донал открыл ей дверь! – раздался вопль Пегги. – Он сам поднялся с постели, а мы и не заметили…
Эйлин слетела по ступенькам на первый этаж. На фоне залитого светом огромного дверного проема темнела хрупкая фигурка дочери Вайолет.
