Алексей Разин - Изяслав

— Милостивый князь! — серьёзно произнёс Варяжко. — Господь управляет умом народа, как и самим народом. Это правда, что Всеслав бежал, но народ ведь остался в Киеве. У него есть сила, и он может защищаться, да не желает… Для тебя твой город — только наследство от отца и деда, а народ живёт в нём спокон веков, и ему жаль, если в междоусобной войне сгинет его добро, имущество, если огонь испепелит его жилища, если его нивы, недавно вспаханные, снова превратятся в лесные заросли.

Изяслав начал волноваться.

— Нужно искоренить бунтовщиков, — сказал он, — да так, чтобы и детям их неповадно было менять князей, словно шубу на плечах.

Варяжко смело посмотрел Изяславу в глаза.

— Воля твоя, милостивый князь, — возразил он, — но народ, который послал меня к тебе, думает не так: он просит простить его, просит не приводить в свой город чужой дружины и не разорять его. Однако если ты, княже, не желаешь смилостивиться и простить и если пришельцы хотят уничтожить то, что создали наши деды и прадеды, лучше уж мы сами всё уничтожим, сожжём дома, уничтожим поля, возьмём жён, детей и имущество и уйдём в Грецию. Тебе, княже, останется лишь пепелище, над которым тебе и придётся княжить.

По-видимому, Изяслав не ожидал от послов такой смелости, поэтому бросил вопросительный взгляд на короля, который, подумав, произнёс:

— Это делает вам честь, что вы искренне защищаете ваше отечество, остаётся только пожелать, чтобы вы в более трудных обстоятельствах сумели защищать его, как в данную минуту… Но теперь в этом нет необходимости, потому что и я, и те, которых я веду за собою в помощь моему свояку, родственны вам по крови и духу. Какую вы ведёте войну с половцами, такую мы ведём с немцами; и я держу войска не для того, чтобы разорять народ и его имущество, а чтобы защищать его в случае нужды. Я веду свои войска на врагов князя Изяслава, но если их нет, то ни я, ни он не станем нападать на безоружных… Подождите час, другой, мы посоветуемся, и, может быть, вы принесёте киевлянам добрые вести.

Послы вышли, а король обратился к Изяславу.

— Верно, ты не рассчитываешь долго сидеть в Киеве, — сказал он, — если обещаешь отомстить киевлянам… Сегодня они приглашают тебя, а завтра опять прогонят… Разве ты не знаешь народа?.. Для него не существует никакой политики: за любовь он платит любовью, за ненависть — ненавистью. Становится он послушным по необходимости, а потом заревёт по-своему и выпустит когти.

Изяслав почувствовал себя обиженным.

— Ошибаешься, милостивый король, ты знаешь свой народ, но не наш… У нас всё делается иначе: мы затыкаем рот своему народу мечом, а кого он боится, того и слушается.

— Зачем ему слушаться из страха, пусть лучше слушается из любви.

Князь усмехнулся.

— Видишь, король, как он любит: полгода не прошло, как он прогнал меня, а сегодня просит вернуться. Он выгнал меня, потому что ему казалось, будто Всеслав его защитит, а когда Всеслав бежал, кланяется и просит прощения…

— И ты должен простить. Не забывай, что у тебя бояр и дружины очень мало, а людей — сила. Людей надо беречь, потому что в них-то и наша сила.

Изяслав задумался и молчал.

— Не могу же я простить их, — сказал он. — Если я прощу их, то они решат, будто я боюсь, тогда мне покоя не видать.

— А если отомстишь, — перебил король, — то наживёшь врагов, и хотя легче будет покорить их, но они затеют заговоры и будут ждать удобного случая, чтобы тебе отомстить. Натуры народа не изменишь, а сам никогда не найдёшь покоя… Я не боялся бы народа, потому что он жаждет правды и справедливости: его можно успокоить и из врага сделать другом, но боялся бы этих бородачей из дружины и тех, которые ходят в сафьяновых сапожках и золотом шитых кафтанах. Этим гордецам никогда глотки не заткнёшь, они считают себя силою, требуют делиться с ними властью и забывают о том, что сила и власть даны для того, чтобы защищать слабых и безоружных.

Речь эту Изяслав понял по-своему: ему показалось, что Болеслав подстрекает его наказать сильных бояр, которые возмутили против него народ и лишили его княжества. Он спокойно обдумывал своё положение и наконец сказал:

— Во всяком случае, для примера я должен наказать хотя бы несколько человек из самых буйных.

Послов опять позвали в шатёр.

Изяслав мрачно посмотрел на пришедших и, указывая рукою на короля, произнёс:

— Я советовался с моим свояком и другом: он жалеет вас.

Послы поклонились Болеславу.

— Я прощаю вас, — грозно продолжал он, — но виновных я должен наказать.

— Воля твоя, милостивый княже, — отвечал Варяжко, — но будь уж отцом родным и для виновных, которые от скудоумия осмелились возвысить голос и поднять руку на твою княжескую особу…

Покорность послов произвела приятное впечатление.

— Всех прощу, кроме самых буйных, но не войду в город, пока виновные не будут наказаны; иначе ни вы, ни я не будем спокойны… Пусть в тюрьмах и монастырях оканчивают свой век, как Судислав, тогда дети их и внуки научатся почитать князей… Я не стану сам наказывать, чтобы вы не подумали, что я желаю мести, а не справедливости. Пусть едет в Киев мой сын Мстислав, он исполнит поручение, и тогда я вернусь к вам с дружиною.

Послы поклонились в знак согласия.

— Однако, княже, наказывай так, чтобы наш народ благословлял тебя, а не проклинал. Мы согласны на то, чтобы Мстислав явился в Киев и наказал виновных, но пусть пощадит невинных, если уж не хочешь быть милостивым для всех; волю твою мы объявим киевлянам. Но в то же время просим исполнить ещё одно наше желание: отпусти дружину ляхов домой.

— На это я никак не могу согласиться, — отвечал Изяслав. — Многим обязан я был королю польскому. Во время моего скитания вдали от дома он был мне другом и советчиком и со своею дружиною помогал вернуть мой удел — отобрал его у врагов. Он мой гость в моей отчине, и если он разделял мои заботы и печали, то пусть разделит и мою радость.

— Милостивый княже, — осмелился возразить Варяжко, — зачем тебе вводить ляшскую дружину в город? Ведь народ не успокоится, пока будет находиться под страхом.

— А нужно, чтобы успокоился. Благодаря мудрым распоряжениям короля ляшская дружина не сделает вам ничего худого. Однако пусть киевляне видят и знают, что у меня есть друзья, всегда готовые защитить.

Послы легко поняли опасения Изяслава и поэтому больше не упоминали о ляхах. Волею или неволею приходилось согласиться принять их в стенах своего города.

Было решено, что Мстислав поедет с небольшим отрядом дружинников в Киев и учинит там суд и расправу над виновными, заставившими князя бежать, а потом даст знать отцу, что киевляне успокоились и готовы открыть перед ним ворота.

Послы возвращались с невесёлою вестью: приходилось впустить нелюбимого князя не только в город, как волка в овчарню, но и принять его со всеми почестями. По дороге они грустно беседовали между собою.

— И зачем он ведёт Болеслава?.. Чтобы кормить наших врагов нашим же хлебом?..

— Да, это не какой-нибудь король! Предстоит новая потеха… и князь не даром ведёт за собою ляшскую дружину…

— Но, конечно, не для того, чтобы они обижали нас, — заметил Варяжко. — Король не обижает людей у себя и здесь не будет. Только не его нам надо бояться, а этого рыжего бородача…

— Не говори так, посадник! Если от его могучей руки дрожат немцы, то и нам не поздоровится от неё.

— Немцы — особь статья, а мы — особь… Мы такие же поляне, как и они… Слышал, что говорил король о народе, а этот заячий хвост только усами шевелил…

На следующее утро, после отъезда послов, Мстислав собрался в Киев. Перед отъездом Изяслав позвал его к себе и сказал:

— Ты, сынок, не очень обращай внимание на то, что говорит Болеслав… Не ему княжить на Руси, а нам с тобою. Следует наказать всех виновных, до последнего… не жалей даже и этого старого пса Коснячко. Пусть помнит, нельзя служить в одно и то же время князю и народу… Этого человека ты должен укоротить прежде других, потому как, пока жив Коснячко, ни я, ни ты в Киеве долго не засидимся.

С этими советами Изяслав отправил своего сына в Киев, и киевляне широко распахнули перед ним городские ворота.

Прежде всего Мстислав приказал дружине занять ворота Золотые, Ляшские и Кожемякские, затем потребовал от киевлян сложить оружие. Этому последнему требованию народ легко подчинился, так как вернувшиеся послы объявили о таком решении на вече.

Покончив со сдачей оружия, Мстислав принялся за кровавую расправу: никто из киевлян, имевших положение или богатство, не избегнул его рук. Наказывал и правых и виноватых. Если это был боярин, Мстислав казнил его из опасения нажить врага; если же это был богач, казнил, чтобы его имуществом пополнить истощившуюся княжескую казну. Такова была его справедливость.