Серо Ханзадян - Царица Армянская

обещание...

В один из дней царица попросила привести к ней лучшую в городе

жрицу-гадалку. Раньше она никогда такого не делала, всегда порицала

разного рода вещунов-предсказателей. Но сейчас сердце занозой пронзала

такая боль, что надо было любой ценой, пусть хоть ценой самообмана, чуть

успокоиться, погасить огонь души.

Гадалка явилась во всеоружии, с гордым сознанием значимости своего

ремесла. Мари-Луйс сорвала два крупных камня с короны и положила их на

протянутую ладонь жрицы.

— Погадай, что ждет меня завтра, и постарайся хоть отчасти

приблизиться к правде, если можешь. Не лги.

Жрица рассмеялась.

— Да весь мир — это гнездо лжи, царица. Все мы друг друга обманываем.

Я — тебя, ты — кого-то другого, а тот — еще кого-нибудь. Так все во лжи и

пребываем, до самых богов...

— Ладно, ладно, гадай, — прервала ее царица. — Только покороче.

— А что, если мое гадание напугает тебя?

— Царицы не из пугливых.

— Я имею в виду испуг матери.

— Если она мать, то дважды царица.

Гадалка извлекла из кожаной сумы разную ветошь, расстелила все на

ковре и стала носиться вокруг вприпрыжку, то что-то шепча, то всхлипывая,

и при этом ужасно гримасничая.

Наблюдая за ней, царица невольно испытывала чувство омерзения.

Наконец гадалка изрекла:

— Ты погибнешь от низвергнутых тобою идолов! Произойдет это велением

богов!..

Мари-Луйс тихо вздохнула.

— А мой сын?..

— Он будет жить. И придет время, заменит отца своего на троне, станет

царем.

Словно глыба свалилась с души Мари-Луйс, так ей вдруг стало легко. И

мир засиял...

— Кто глаголет твоими устами?

— Боги, которых ты низвергла, царица.

— Так разве они еще есть?..

— Есть, есть, царица. Все до единого. Даже богам не дано низвергнуть

богов в единоборстве...

— Однако, — прервала царица, вновь обретая покинувшие было ее силы, —

говоришь, велением богов все произойдет? А может, по злой воле верховного

жреца Арванда Бихуни?

— Верховный жрец наш, Арванд Бихуни, святой. И он ведь в

отшельничестве. Из-за тебя покинул город, нашел, говорят, приют у

бежавшего еще ранее жреца Таги-Усака, неведомо, где именно.

Царица пристально посмотрела на закутанную во все черное, до самых

глаз, маленькую гадалку. Но та даже не моргнула.

— Арванд Бихуни предатель, злая душа. Он должен сгинуть, если не

опровергнет свою ложь.

— Святые не лгут, — сказала жрица-гадалка. — Не безумствуй, великая

царица. Твое дитя вне опасности. Его жизни ничто не угрожает.

Возродившиеся из праха боги желают, чтобы он жил, а ты — нет. Опоры

существования подкосились. О Мари-Луйс! Несчастная женщина!

Мари-Луйс вскочила как ужаленная и, снова рухнув, разрыдалась.

Гадалка подошла к ней поближе, погладила по голове, стала утешать,

возносить за нее молитвы.

Царица припала к ней, схватила за руку и заговорила:

— О заблудшая душа, спаси моего ребенка! Я готова покинуть этот мир,

только бы он был жив и счастлив! Помоги мне, женщина с ликом Ерес Эпит!..

Гадалка велела привести царевича. Его привели. Нарядного, одетого

по-царски.

— Вот он, всемогущая ведьма! — воскликнула Мари-Луйс. — Спаси его!

Немедленно доставь к отцу, к царю Каранни! Прошу во имя всего святого!..

Во имя царя!..

Гадалка согласно кивнула.

— Хоть сыну твоему и не грозит никакая беда, его следует удалить от

тебя, чтобы пресечь распространение лжи о его незаконнорожденности.

Царица сорвала с головы корону и протянула жрице-гадалке.

— Возьми это себе, только спаси мое дитя, скорее увези его к отцу,

который находится сейчас на пути в Нерик! Он кровный сын своего отца,

поверь мне! Поверьте мне, люди!..

Она развела волосики на затылке у мальчика и показала краснеющее там

крестообразное пятно.

— Видишь этот знак, добрая жрица? Точно такой есть и на голове у

моего царя-супруга, на том же самом месте! Смотри, смотри! В таких случаях

боги не ошибаются! Поверьте мне!..

— Да! — воскликнула жрица. — На затылке у Каранни есть точно такой же

знак. Я сама это видела, и не один раз...

Мари-Луйс вздрогнула...

— Поспеши, добрая душа, спасительница моя... Возьми мою корону,

только спаси сына!..

Жрица приняла корону и, дерзко улыбаясь, сказала:

— Она давно уже моя, Мари-Луйс!

— Корона?

— Корона.

Царице показалось, что ее душат. Больше того, померещилось, будто и

сына душат. Неужто перед ней та...

— Кто ты, злая душа?..

— Я Нуар!..

И она сбросила с себя черное покрывало.

Глаза Мари-Луйс налились кровью. Ноги не держали ее. Она потянулась к

мнимой жрице-гадалке, но силы отказали ей, и царица рухнула на тряпье,

разостланное для гадания.

Нуар схватила мальчика за руку.

— Идем отсюда, — сказала она. — Скоро ты будешь у своего царя-отца.

Идем.

Окна с грохотом распахнулись, и ветер ворвался в покои, погасив все

светильники.

День этот в столице занимался в туманной мгле.

Перед храмом рядами лежали тела убитых. То были воины-телохранители

царицы, ее прислужницы и все приближенные.

На ступенях храма появился весь в красном верховный жрец Арванд

Бихуни. Приложив к губам рог, он громогласно возопил:

— Богоотступница царица Мари-Луйс изменила царю армянскому и стране

армян! Смерть!..

Весь город был охвачен ужасом и наводнен вооруженными жрецами и

воинами-храмовниками. Они били в барабаны и бубны и кричали:

— Царица изменница! Боги определили ей в наказание смертную казнь!..

Леденящий туман пал на столицу, на всю страну.

Облаченная жрицей, дочь Миная Нуар, держа за руку обессилевшую

Мари-Луйс, вела ее по ярко освещенным лабиринтам храма.

— Соберись с силами, царица! — говорила она. — Скоро мы дойдем, и ты

увидишь тела своих слуг, принявших из-за тебя мученическую смерть. Потерпи

еще чуть-чуть, царица. Чуть-чуть. Я провожу тебя в горы. Недалек миг

исполнения твоего желания, великая царица. Потерпи немного...

В мгновение солнце полностью затмилось. Завыли собаки, тревожно

закричали птицы.

Все утонуло во мгле. Весь город был объят паническим ужасом. А Нуар

все вела ее и твердила:

— Потерпи. Еще чуть-чуть и...

Но казалось, ничему не будет конца, ни этой мгле, ни этому страшному

пути. Царица шла как слепая.

«О Эпит-Анаит! — взывала она про себя. — Храни моего сына. Матерь

моя, безмолвно взирающая на мои муки, убереги дитя!.. Мажан-Арамазд,

единственный и всесильный бог мой, храни царя армян и приумножь его силу и

мощь!..»

— Еще чуть-чуть! Еще...

Вой, ярись, проклятое и отринутое зло!.. Мари-Луйс вырвала у

стоявшего на ее пути храмового воина тяжелую палицу и со всего маху

ударила в изваяние бога Шанта:

— Пропади пропадом!..

Идол разбился на куски. Нуар рассмеялась. И стены храма, словно вторя

ей, загрохотали:

— Приди, жертва!..

Обломки, накатывая волнами, вместе с небесной мглой обрушились на

царицу.

В глаза полыхнули красные языки пламени.

Красными лучами горели стены жертвенника.

Мари-Луйс стала приходить в себя. Сознание понемногу возвращалось к

ней, и она поняла, что находится в храме презренного Шанта, в том самом,

где когда-то приносили в жертву людей. Узнала храм и пожалела, что в свое

время не разрушила его. Зачем было сохранять?..

Против себя она видела спокойное лицо Арванда Бихуни. В красных

отсветах факелов он казался менее уродливым, чем был на самом деле. И как

только умещается в этой каморке?..

— Приди, приди, жертва!..

Красной была и вся свора толпящихся тут жрецов.

— Снимите с меня царские одежды и облачите тоже в красное! —

потребовала Мари-Луйс.

Верховный жрец нагло захохотал ей в ответ.

Царица, совсем уже оправившись, сказала:

— И царский перстень с моего пальца тоже снимите. Знай, Арванд

Бихуни, ты убиваешь не царицу армянскую. Твоею жертвой стала непокорная