Всему своё время - Валерий Дмитриевич Поволяев
Все молчали – ничего нового в сообщении о кернах не было. Ясно как божий день: профессор Татищев возьмет верх.
Затем Корнеев говорил об опорном бурении. Весь поиск нефти проходит по строго намеченному плану. Местность разбита на точки, расчерчена сеткой; на пересечении вертикалей с горизонталями ставятся опорные буровые. И все-таки, протыкая землю раз за разом, планово, нефть не смогли найти, хотя ни на йоту не отступали от сетки. Вольное расположение буровых в наиболее выгодных участках, как, например, Серегина буровая – она ныне стоит вольно, – тоже ничего не дало. Пусто.
«Может, действительно нефть Шальны и газ Зереново – вещи случайные?» – снова мелькнуло в мозгу. Словно кто-то гипнотизировал Корнеева. А раз так, зачем же попусту бороться, тратить собственные силы и силы других людей, пусть и не его сторонников, отнимать время, сжигать государственные деньги в бесполезной борьбе? Зачем?
Голос его сделался тусклым, неуверенным и, может быть, даже угас бы совсем, если бы не председатель государственной комиссии. Корнеев встретил его взгляд, вздернул подбородок. Откашлялся. Заговорил громко, отчетливо, доказывая, что нефть Шальны и газ Зеренова – вещи не случайные.
Выступал Корнеев долго, более часа – все-таки главный вопрос сегодняшнего заседания. Когда закончил выступление, председатель госкомиссии объявил перерыв. Корнеев, вытирая платком мокрый лоб, выбрался в коридор, где уже гудели, толпились специалисты. И вот неожиданность: первым, раздвигая людей своей мощной, раздобревшей фигурой, к нему подошел Татищев. Вгляделся в Корнеева – взгляд был зорким, цепким, будто видел впервые.
– Вы отлично выступили, – Татищев вздернул голову, пучки волос на его макушке запрыгали, словно живые. – И защищали свою идею толково, и в остроумии вам не откажешь, и актер вы, голубчик, превосходный, голосом вон как манипулировали: то тихо, то громко, то тихо, то громко…
До Корнеева не сразу дошло, что все его психологические сбои воспринимались как манипуляции голосом, некая речевая эквилибристика. В голове гудело, от усталости не хотелось никаких словопрений.
– Молодец! – восхитился Татищев, посмотрел на Корнеева с неожиданной нежностью. – Но поверьте, дорогой друг, вы ведь сами сомневаетесь в том, что говорите. Разве не так? А? Огойдем немного в сторону. – Татищев ухватил Корнеева за локоть, повел по длинному, застеленному серой дорожкой коридору. – Да! Вы сомневаетесь в том, что в Зауралье есть нефть, здорово сомневаетесь. Я ведь по вашему лицу это вижу и видел, когда вы выступали. По глазам видел, по рукам, коли на то пошло! Если уж лицо и глаза могут обманывать, то руки – никогда. Нет нефти в Западной Сибири, нет. И не должно там ее быть, поскольку палеозой – это не нефтяная структура, не та землица, слой не тот. Вы сами, голубчик, это прекрасно понимаете, без подсказок.
– Но ведь геологическая наука, прогнозы… – слабо защищался Корнеев и затих – Татищев больно сжал ему локоть. Пальцы у профессора были железными.
– Геологическая наука – это, голубчик, наука, которая всегда находится в ремонте. Либо закрыта на обед. Представляете, приходишь в кабинет к академику, а на дверях картонка болтается: «Закрыто на обед». Что же касается прогнозов, то всем давно известно, что они бывают удачными, неудачными и геологическими. Последние два определения тождественны. Но я затеял с вами разговор, голубчик, не для того, чтобы состязаться в острословии, это мы с вами уже попытались сделать на заседании. Сделаем и в следующий раз, ладно? Вы ведь кандидат наук?
– Кандидат.
– И докторская, насколько я понимаю, вам пока не светит?
– Не знаю, – качнул головой Корнеев.
– А я знаю, – снова больно сдавил корнеевский локоть профессор Татищев, – не светит. Но вы, даю слово, очень скоро станете доктором наук, да! Если перейдете работать ко мне.
– Работать к вам! – изумился Корнеев. – Переехать в Москву?
– Да, переедете в Москву, возьмете себе лабораторию, помотаетесь в командировки на Минусу – а там, будьте уверены, мы откроем нефть – все за это сейчас говорит! Не просто говорит – кричит! Во весь голос. И это не алтайский сюрприз, не пустая песня соловья – у кого не бывает в жизни проколов? – а самая реальная реальность. Вот тогда-то уж кое-что покрупнее докторских степеней с высот посыплется. Так что, голубчик, подумайте о моем предложении, взвесьте все тщательно. Пара дней на размышления есть… Я уважаю серьезных противников, отношусь к ним так же, как и к серьезным друзьям. Имейте это в виду. Думаю, сработаться мы с вами сумеем. Финансирование поисков нефти в Западной Сибири будет прекращено, это уже, извините за выражение, ежу понятно, все средства, техника, материалы будут переброшены на восток, в центр Сибири. Там нефть, там! Губкинская теория, увы… – Татищев сделал скорбный жест рукой, – король умер, да здравствует король! Таковы реалии жизни, таков закономерный итог борьбы. А это была подлинная борьба, достойная уважения. Да, голубчик, да… – Лицо Татищева помрачнело. – Повернем теперь назад, неприлично отбиваться от масс. – Он вскинул голову, сощурился, ловя глазами свет плафонов, проговорил: – Два дня для решения – достаточный срок. За это время можно принять не одно, а целых полтора десятка, и все будут правильными. Да! Но тем не менее, голубчик, даю вам совет: с ответом не затягивайте.
Увидев кого-то из знакомых, Татищев радостно окликнул его, выдернул руку из-под корнеевского локтя и стремительным, крупным шагом двинулся вперед.
Корнеев некоторое время машинально шел следом за ним, потом остановился и не заметил, как рядом очутился Сомов, кое-как одетый, с красным лицом, в голубых его глазах чувствовалось напряжение. Этот Сомов, наверное, одинаково без смущения носил бы не только этот мятый, с бухты-барахты, на живую нитку сшитый костюм, годный лишь для покойника, а и старушечий капор, мещанскую поддевку, зипун, ситцевый сарафанишко с веревочными завязками – все ему едино.
– Ну что, обработал старикан непутевого отрока? – скучным утробным голосом спросил «солдат не в ногу» и, не дожидаясь ответа, проскрипел: – То ли еще будет…
– А что будет? – сощурившись, спросил Корнеев. Его опять покоробила сомовская прямолинейность. Встретил неподвижный взгляд голубых глаз Сомова, хотел сказать резкость, но сдержался: несмотря ни на что, ему нужны сторонники, сторонники, а не противники. – В борьбе правды с неправдой все равно победит правда.
– Только чья? – поинтересовался Сомов. – Чья правда-то? – Рассмеялся. И вот уж совсем непонятно: в смехе его Корнееву послышалась горечь. – Плюс на минус всегда дает минус. Вот и кумекай, чья правда верх возьмет.
