Горничная Карнеги - Мари Бенедикт
По кухне разнесся грохот. Мы с мистером Фордом затаили дыхание, решив, что это Хильда или Энни уронили что-то из посуды.
— Она в кухне, мама? — прогремел мужской голос.
Это была не Хильда. И не Энни. Это был Эндрю.
Судя по характерному звуку шагов, следом за ним в кухню вошла миссис Карнеги.
— Я же сказала, Эндра. Она уволилась. Можешь искать ее в кухне, на этаже для прислуги, в библиотеке, по всем углам в этом доме. Но ты ее не найдешь. Она уведомила меня, что уходит. Собралась и ушла. — Моя теперь уже бывшая хозяйка старалась говорить буднично и деловито, но в ее голосе явно сквозило самодовольство.
— Клара не могла просто взять и уйти, мама.
— Может быть, ты не так хорошо знаешь Клару, — заметила миссис Карнеги.
Неужели она собиралась раскрыть мою тайну? «Нет, пожалуйста, не сейчас!» — мысленно взмолилась я. Не раньше, чем я сниму деньги со счета. Мое сердце бешено заколотилось. Мне стало дурно. Я отчаянно взмолилась Деве Марии, чтобы миссис Карнеги сдержала слово и не рассказала Эндрю правду обо мне, если я уйду немедленно и не попытаюсь с ним связаться.
— Это ты, мама, не знаешь Клару. Она не могла уйти, не попрощавшись. На самом деле она вообще не должна была уходить. — Он сделал три четких, размеренных шага. Я представила, как он подходит к матери и встает прямо напротив нее. — Что ты с ней сделала?
— Зачем мне что-то с ней делать, Эндра? Она обычная горничная, каких сотни. Ее легко заменить. Мне она не нужна. И тебе тоже. — Как всегда, хитроумная миссис Карнеги напомнила Эндрю о его положении, тем самым предоставив ему возможность достойно выйти из неприятного спора. — И вообще, что ты так разволновался из-за какой-то служанки?
— Клара очень много для меня значит, мама, нравится это тебе или нет. У нас с ней были планы на будущее.
Услышав, как Эндрю произнес эти слова, как он бросил вызов матери, защищая меня, я с трудом поборола желание выйти из кладовой и открыться ему. Искушение было действительно велико. Но что станет с его чувствами, когда мать расскажет ему всю правду? Не обернется ли его любовь отвращением? Крошечный шанс, что Эндрю будет меня любить, даже узнав неприглядную правду, совершенно несопоставим с тем ущербом, который он способен нанести моей семье из желания отомстить. Мне придется уйти. Придется забыть о нем.
Голос Эндрю зазвучал еще громче:
— Я обыщу весь дом, расспрошу всю прислугу, найду ее родственников, лично объеду все железнодорожные и каретные станции. Так и знай, мама. Я обязательно ее найду!
Они вышли из кухни. Звук их удаляющихся шагов отдавался приглушенным эхом в кладовке, где прятались мы с мистером Фордом. Я тихо расплакалась, и он крепко обнял меня. В его теплых объятиях я на мгновение утешилась.
— Вы были мне хорошим другом, мистер Форд. Моим единственным другом в этом доме, — прошептала я, глотая слезы.
— Вы тоже были хорошим другом, мисс Келли, — прошептал он в ответ. — Единственным, кто за меня заступался перед хозяином или хозяйкой. И единственным, кто помогал мне искать семью.
— Я очень надеюсь, что вы их найдете. Генерал Ховард продолжает расследование.
На стене у двери висел лист с описью содержимого кладовой — эту опись вела миссис Стюарт. Рядом на полке лежал грифельный карандаш. Я оторвала чистый уголок листа, написала на нем адрес Лэмбов и отдала мистеру Форду.
— Это только для вас. Пожалуйста, дайте мне знать, когда разыщете своих родных.
— Спасибо. Но вам надо идти, если вы не хотите, чтобы вас нашли.
Я выскользнула из объятий мистера Форда, и он первым вышел из кладовой — убедиться, что в кухне никого нет. Из судомойни доносились голоса Хильды и Энни; девушки притихли во время стычки Эндрю с его матерью, а теперь снова принялись болтать за работой. Я надеялась, что они останутся там еще хотя бы на пару минут, а я смогу незаметно уйти.
Мистер Форд обернулся ко мне:
— Давайте, пока никого нет.
Сжав на прощание его руку, я бегом бросилась к двери на улицу и вышла в ночь. В небе сияла луна, освещая мне путь к Рейнольдс-стрит. К вечеру стало прохладнее, в воздухе веяло свежестью. Мне дышалось легко и свободно, как не дышалось уже очень давно.
За годы жизни в Америке я сыграла так много ролей, что совсем потеряла себя. Бросалась от одних идеалов к другим: ирландским и американским, коммерческим и альтруистическим, фенианским, чартистским и демократическим, своим идеалам и идеалам Эндрю, — пока окончательно не растерялась, перестав понимать, во что я верила на самом деле. Но отныне все будет иначе.
Я вышла в ночь и пошла собственной, новой дорогой.
Эпилог
14 октября 1900 года
Питсбург, штат Пенсильвания
Я развернула письмо, положила на письменный стол и разгладила листы рукой. Бумага поизносилась от времени и сделалась почти прозрачной. Это письмо я получила тридцать с лишним лет назад и перечитывала столько раз, что давно выучила наизусть, но все равно постоянно носила с собой. Оно стало моим талисманом, напоминанием, что я выбрала правильный путь. И сегодня я хотела прочесть его еще раз, прежде чем отправиться в одно место, крайне важное для меня.
Запись на первом листе была сделана незнакомой рукой — от имени человека, которого я когда-то знала очень хорошо, — и датирована январем 1869 года.
Дорогая Клара!
Я не знаю, что с вами стало, когда вы покинули этот дом в 1867 году, но надеюсь, что это письмо найдет вас и застанет в добром здравии. Я помню, как трудно дался вам выбор в тот злополучный апрельский день, и хочу, чтобы вы знали: все было не зря. Вы все сделали правильно. Вы сами в том убедитесь, когда прочитаете бумагу, которую я нашел скомканной на полу в кабинете хозяина.
Каждый раз, глядя в глаза моих Рут и Мейбл, я вижу ваши глаза. Именно вас я должен благодарить за возвращение моей семьи.
Джон Форд
Отложив первый лист в сторону, я склонилась над вторым, без даты и подписи. Этот почерк был хорошо знаком мне. Я узнала его мгновенно, как только увидела письмо в первый раз. Почерк Эндрю.
Милая Клара!
Мы с тобой встретились как раз перед тем, как я потерял бы всякую надежду на возрождение. Еще немного
