Шапи Казиев - Крах тирана
Визирь понял, о ком идет речь, и через минуту перед шахом предстал Шах-ман, старавшийся сохранять свое пошатнувшееся достоинство.
Взглянув на попираемую шахом карту Дагестана, Шахман сразу сообразил, зачем его позвали.
– К Хунзаху можно подняться от Гергебиля, – показал Шахман примерное расположение пути. – А до Гергебиля самый короткий путь – через Аймакинское ущелье, а до него – через Мехтулинское ханство и Дженгутай.
– Вот наша цель! – воскликнул Надир-шах, вонзая саблю в то место карты, где предполагался Хунзах.
Клинок со звоном обломился о мраморный пол. Это произвело на остальных удручающее впечатление. Но Надир-шах не подал виду, хотя несчастливые знамения становились слишком частыми. Шах отшвырнул сломанную саблю и злобно рассмеялся:
– У меня таких сабель тысячи, сотни тысяч!
– Прежде, чем захватить Хунзах, вашему величеству предстоит сразиться с казикумухцами и андалалцами, – осторожно заметил Шахман.
– Считай, что их уже нет, – отмахнулся Надир-шах.
– Они будут не одни, – предостерег Шахман. – За вольным Андалалским обществом стоят и другие.
– Не думаешь ли ты напугать мое войско толпами дикарей? – поморщился Надир-шах.
– На свете нет ничего, что может испугать ваше величество, – ответил Шах-ман. – Но эти дикари привыкли к свободе. Им она дороже жизни.
– Может, оставить их в покое? – усмехнулся Надир-шах. – Чтобы в великой Персии тлело гнездо неповиновения? Чтобы я, властелин мира, отступил перед кучкой разбойников? Перед теми, кто запускает свои грязные руки даже в мой гарем? Я скорее сокрушу горы, чем позволю им насмехаться над величием моего трона! Я выжгу этот бунтарский дух, как заразу! И начну с тебя!
– О великий шах! – встревожился Шахман. – Я лишь хотел сказать, что опасно медлить с тем, что должно свершиться. Иначе против тебя соберется весь Дагестан – от мала до велика.
– А может, этого я и хочу, – гордо воскликнул Надир-шах, оглядываясь на своих военачальников, – чтобы раздавить их одним ударом!
– Прекрасный план, – заговорили военачальники. – Удавим всех разом, одной петлей.
– Пора кончать с этими горцами, слишком много они о себе возомнили!
– Давно пора! – сказал Надир-шах, сжимая кулаки. – Готовьтесь выступить, как только получите мои повеления.
– Мы будем готовы в любой день и час, наш повелитель, – склонился перед Надиром Лютф-Али-хан.
Когда военачальники и Шахман покинули тронный зал, Надир-шах подошел к окну и устремил свой взор на горы.
– Она предпочла мне эти вершины, – растерянно произнес шах. – Что в них такого, чего нет у меня? Или ей нравился кто-то другой? Кто равен мне в этом мире? Не этот ли голодранец, который ее выкрал? Он заплатит за свое преступление страшную цену.
Шах чувствовал себя униженным. Фируза была его талисманом. Он верил, что она принесет ему удачу, что полюбит в нем не просто великого падишаха, а человека, дерзнувшего изменить мир, чтобы бросить его к ее ногам.
Но глубоко в душе Надир-шах понимал, что существует нечто, что может оказаться сильнее славы, могущества и богатства. И это было чувство, веками воспеваемое безумными поэтами, – это была любовь.
Глава 71
Со стороны могло показаться, что в Андалале все спокойно. В садах созревали первые плоды, в полях наливались колосья. Трава уже стояла высокая, и скот мирно пасся в душистом разнотравье.
Дервиш-Али обходил караулы, расположившиеся на окружавших Согратль высотах. Караульные были ему рады, потому что Дервиш-Али был парнем веселым, а вместе со своим петухом, на котором всегда красовались отметины недавних боев, являл занятное зрелище.
Караульные угощали Дервиша-Али кто чем мог, кое-что доставалось и драчливому петуху.
На этот раз Дервиш-Али сообщал караульному, что ночью ходил искать пропавшую овцу соседа и видел вдали огни какого-то лагеря.
– Должно быть, ты видел звезды, – не верил караульный. – Небо чистое, звезды яркие, а Млечный Путь такой светлый, будто река по небу течет.
– Это были люди, которые заночевали в пути, – настаивал Дервиш-Али. – Еще караульным называешься, а не видишь, что под самым носом делается.
– Чего это я не вижу? – сердился караульный.
– Целый караван.
– Караван? – удивленно всматривался в дороги караульный. – Точно, караван!
Со стороны Гуниба приближался караван мулов и лошадей.
– Мулы – Шахмана, а лошади – чужие, – заключил Дервиш-Али.
– Что-то тут не так, – забеспокоился караульный и подал знак выстрелом.
Петух встрепенулся, захлопал крыльями и закукарекал так громко, что неизвестно было, что лучше услышали в Согратле – выстрел караульного или крик петуха.
– Неужели Шахман вернулся? – не верил караульный, всматриваясь в караван из-под ладони. – Его же изгнали.
– Но его мулов никто не изгонял, – напомнил Дервиш-Али.
– Кто же это тогда? – гадал караульный.
– Ты продолжай считать звезды, – важно сказал Дервиш-Али. – А я пойду предупрежу.
И он вприпрыжку понесся с горы наперегонки со своим петухом.
Люди были немало удивлены, когда караван Шахмана вернулся без своего хозяина. Да к тому же привез гору хорошего оружия, порох и прочее, что могло очень пригодиться в скором времени.
– Что все это значит? – спросил Абаш, подоспевший к каравану раньше других аксакалов.
– Привезли кое-что, – отвечали бывшие нукеры Шахмана.
– Пригодится. Надо же Надир-шаха встретить, как положено.
– А где Шахман? – спрашивал Фатали. – Что с ним случилось?
– К шаху пошел, – отвечали прибывшие.
– Предал? – догадался Абдурахман.
– У него свои дела, а у нас свои.
– А откуда все это? – удивлялся Абакар, разглядывая оружие.
– И кони хорошие, – щупал загривки скакунов Сагитав.
– Считайте, прощальный подарок Шахмана, – усмехнулся один из прибывших.
– Забирайте, – предлагал другой. – Шахмана вы изгнали, а мы были и остались андалалцами.
– Вы сделали хорошее дело, – пожимал руки прибывшим Пир-Мухаммад.
Когда все было распределено и волнение немного улеглось, мать Мусы-Гаджи спросила:
– А Муса-Гаджи? Вы его там не видели?
– Как же, видели, – отвечали прибывшие. – Тоже у шаха служит.
– Это неправда! – бросилась на них с кулаками старушка. – Мой сын – не предатель!
– Дворец ему строит, – подтверждали другие.
– На слоне разъезжает.
– Как – на слоне? – поразился Абаш.
– Кто не верит – пусть поедет в Дербент и убедится, – пожал плечами один из прибывших.
– Если он у шаха и даже если он теперь ездит на слоне, значит, что-то задумал, – предположил Абдурахман.
– Не тот он человек, чтобы просто так на слоне разъезжать, – поддержал Мухаммад-Гази. – Вот увидите, он еще себя покажет.
– Говорим, что видели, – отвечали прибывшие, продолжая развьючивать лошадей.
– Камни на слоне возит, где шахский гарем строят.
– Гарем? – переспросил Мухаммад-Гази, начиная о чем-то догадываться. – Шах привез в Дербент свой гарем?
– Ну да. Говорят, там и наша девушка есть.
– Ты ее видел? – набросился на него Мухаммад-Гази. – Наши девушки умрут, а наложницами не станут!
– Успокойтесь, братья, – поднял руку Пир-Мухаммад. – С гаремом мы еще разберемся. Лучше примите гостей как полагается. Накормите, дайте отдохнуть. А потом они расскажут нам много полезного насчет Надир-шаха.
– Это – сколько угодно, – соглашались приехавшие.
– Силы собирает.
– На нас хочет пойти.
– А когда послал Шахмана людей набирать для войска, мы его в лесу и оставили.
– А на шахские деньги купили все, что обернется против него.
– Правильно! – восторгался Абаш.
– Значит, вы ограбили Шахмана? – догадался Абаш.
– Просто проучили, – отвечали прибывшие.
– Золото есть золото. Оно и на добрые дела годится.
Весь день на годекане обсуждали удивительные новости, а Пир-Мухаммад и аксакалы выясняли, что задумал Надир-шах и скоро ли он двинется в горы.
– Думаю, не скоро – предположил Абаш, который ходил на помощь табасаранцам с сельскими джигитами. – Мы их крепко проучили.
– Вот шах и взбесился, – объясняли прибывшие.
– Всех своих командиров созвал, думает, как отомстить.
– Совсем хочет наших людей истребить.
– Время слов кончилось, – сказал Пир-Мухаммад. – Настало время войны.
Глава 72
На следующий день случилось событие еще более удивительное. В Согратль прибыли харбукцы и привезли с собой Фирузу.
Мухаммад-Гази не поверил своим глазам, увидев целую и невредимую дочь.
– Отец! – плакала от счастья Фируза. – Отец!
Мухаммад-Гази готов был обнять и расцеловать свою дочь, которую давно уже считал погибшей или пропавшей без вести. Но даже теперь горский этикет не позволял ему проявить рвавшиеся из сердца чувства.
– Фируза! – заголосили ее тетушки и двоюродные сестры, окружая девушку, будто вернувшуюся с того света.
